Мера бытия

– Держитесь! Мы с вами! – срывая голос, орала нашим самолётам Катя. – Бейте врага!

Люди рядом с ней кричали и размахивали руками.

Немецкие самолёты стали перестраиваться, а наши им не давали, стреляя безостановочно. Под напором неожиданной атаки к лесу полетел ещё один фашист. Не долетев, завалился набок, и из него повалил густой чёрный дым.

Натужно гудя, фашистские самолёты рванули вверх и быстро скрылись из виду.

Катя вытянулась в струнку:

– Ура, победа!

От гордости за наших лётчиков она едва не расплакалась.

Гнавшая коров колхозница перекрестилась:

– Господи, благослови наше воинство.

До Ленинграда Катя добралась к полуночи. Нашла первую попавшуюся скамейку в зелёном скверике, подложила под голову саквояж и заснула мертвецким сном.

* * *

Одним из истребителей нового поколения, принятых на вооружение СССР перед самой войной, являлся ЛаГГ-3. (Самолёт назван по фамилиям руководителя проекта Горбунова В.П. и его ближайших сотрудников: Лавочкина С.А. и Гудкова М.И. – ЛаГГ).

К числу его главных достоинств относилось минимальное использование в конструкции самолёта дефицитных материалов: ЛаГГ-3 в основном состоял из сосны и дельта-древесины (фанеры, пропитанной смолой).

Советский штурмовик Ил-2 (конструктор С.В.Ильюшин) стал самым массовым боевым самолётом в истории.

Он принимал участие в боях на всех театрах военных действий Великой Отечественной войны. Конструкторы называли разработанный ими самолёт «летающим танком», а немецкие пилоты за живучесть прозвали его Betonflugzeug – «бетонный самолёт».

Ил-16 является первым в мире серийным высокоскоростным низкопланом с убирающимся шасси.

К началу Великой Отечественной войны самолёт устарел, однако именно он составлял основу истребительной авиации СССР. Советские лётчики называли его «ишак», испанские – «моска» (муха), а немецкие – «рата» (крыса)[2 - Боевая авиация времён Великой Отечественной войны. РИА Новости, 21.10.2014.].

* * *

Спящую Катю встряхнуло с такой силой, что голова с размаху стукнулась о скамейку.

Бомбят? Напружинившись всем телом, она вскочила и увидела, что по тропинке между деревьями удирает невысокий парень с её саквояжем. Она успела рассмотреть коричневую вельветовую куртку, серые школьные брюки и стриженый затылок с чёрными волосами.

Он бежал быстро, но неумело, вихляя спиной из стороны в сторону.

– Ах, ты гад! Отдай сейчас же! Всё равно догоню!

Катя рванулась вдогонку с такой скоростью, как если бы сдавала нормы ГТО по бегу.

В школе она завоевала высокую – третью ступень и очень гордилась тем, что пришла к финишу первой.

– Стой!

Не сбавляя темпа, парень обернулся, расширяя рот в ехидной ухмылке.

– Ты ещё улыбаешься!

Злость придала Кате сил. Разъярённой кошкой прыгнула на спину вора, зажав в кулак его воротник. От сильного толчка парень упал. Сцепившись, они покатились клубком по земле. У парня были крепкие руки, и это Катя сразу почувствовала. Но она превосходила его в гибкости и ловкости, а кроме того, на её стороне была правда, а значит, победа.

Извернувшись, Катя оседлала противника и двумя руками подняла над головой саквояж, чтобы с размаху обрушить его вниз. Глаза парня испуганно зажмурились. Он обречённо вжал голову в плечи, готовясь принять удар, но Катя вдруг поняла, что не может бить лежачего.

Медленно встав на ноги, она с презрением бросила:

– Ворюга!

Парень, распластавшийся на земле, вызывал у неё отвращение. На рытье окопов, под пулями и бомбёжками, работали и погибали слабые, больные, старые. А он, молодой и здоровый, в это время вырывал у людей сумки из рук.

Отойдя на пару шагов, она оглянулась:

– Ты враг. Вместо того, чтобы воевать, ты помогаешь фашистам. У меня маму убили, когда она копала траншеи, чтобы защитить Ленинград. Тебя, паразита, защитить.

Если бы Катин взгляд мог испепелять, то от парня осталась бы горстка пепла.

Он сел и вытер рот рукавом:

– Дура! Никого не надо защищать, потому что немцы всё равно скоро захватят город. Ты что, совсем того? – Он покрутил пальцам у виска. – Не видишь, как Красная армия драпает?

Кровь бросилась Кате в лицо, и она закричала:

– Я думала – ты враг, а ты хуже! Ты – предатель! Я тебя бить не стала, а тебя надо не бить, а расстрелять, как паникёра и труса!

Она захлебнулась от клокочущей ярости. Глаза парня смотрели на неё с вызовом, как будто ожидая, что она снова бросится на него.

Несколько секунд Катя молча разглядывала его лицо, пока он не опустил голову, а потом с презрением бросила:

– Руки об тебя марать противно! Не знала, что бывают такие ленинградцы.

Прошагав военными дорогами чуть не сотню километров, Катя ожидала застать полностью разорённый город. Но, несмотря на заколоченные витрины магазинов и оклеенные бумагой окна, широкая улица, по которой она ступала, поражала своей чистотой и величием. Слышался звон лопат. В парках и скверах копали щели, чтобы прятаться от взрывной волны. Щели представляли из себя траншею с крышкой, наподобие погреба. На фасадах домов виднелась свежая кирпичная кладка. Оконные проёмы были превращены в пулемётные амбразуры.

«На случай уличных боёв», – поняла Катя.

Поперёк улиц баррикады из мешков с песком и противотанковых ежей. Катя вспомнила, как в окопах об один такой ёж она больно разбила коленку.

И плакаты, плакаты, плакаты. Они расклеены всюду, где только возможно. Плакаты кричали, призывали, требовали.

У доски с объявлениями она остановилась и прочитала приказ для населения, что все личные радиоприёмники, фотоаппараты и велосипеды подлежат немедленной сдаче, чтобы исключить пособничество врагу. Ну, фотографические аппараты и радиоприёмники понятно, а велосипеды зачем? Наверно, чтобы не дать возможности шпионам быстро передвигаться по городу.

Погромыхивая на стыках, ходили трамваи, открывались двери магазинов, на углу у парка с лотка торговали фруктовым мороженым. Остановившись, Катя купила себе стаканчик. Мороженое она пробовала раз в жизни, когда мама возила её в Ленинград на зимние каникулы. Но тогда они были в городе всего один день – утром приехали, а вечером уехали.

Оказывается, она здорово изголодалась, потому что проглотила мороженое едва не целиком. На языке остался сладковатый привкус, от которого захотелось пить.

Катя отошла в сторонку и распахнула саквояж, чтобы ещё раз прочитать адрес тёти Люды Ясиной. Сразу набежали мысли о маме. Низко опустив голову, Катя смахнула слезинку согнутым пальцем.