Мечта длиною в лето

– Говоришь, все твои одноклассники тут лето проводят? Ну-ну.

Старухи появились внезапно. Словно вынырнули из-под земли. Одна, другая, третья…

Возглавляла бег сухая старушонка в лёгком халатике с розовыми зайцами, явно купленном в «Детском мире». Приветственно размахивая над головой полиэтиленовым мешком, она успевала выкрикивать:

– Я первая в очереди! Не обгоняй меня, Валентина, я первая машину увидела.

– Сахарный песок привёз, Геннадьюшко, как я заказывала? – басом гудела толстая бабуля с костылём, продираясь через кусты бузины, усеянные мелкими белыми цветочками.

– Генка, Генка приехал! – неслись со всех сторон голоса, наполняя деревню жизнью и звуками.

Облегчённо вздохнув, Федька уловил на лице деда подобие улыбки и понял, что гроза миновала и экстренное возвращение откладывается.

В первый момент показалось, что старух очень много, но, приглядевшись, Фёдор насчитал всего шестерых: крошечную бабулю в розовом халате, дородную Валентину с конским хвостиком, перетянутым резиночкой, бочкообразную старуху с костылём, двух похожих друг на дружку бабушек в домашних тапочках и угрюмую старуху, державшуюся немного в стороне от машины.

Не в силах дождаться, пока Генка распахнёт дверцы автолавки, бабушки столпились у кузова, весело отпихивая друг друга и беззлобно переругиваясь, словно члены одной семьи у сковородки с горячими блинами.

– Кто первый в очереди? – звонко выкрикнул продавец, и вокруг воцарилась благоговейная тишина. Во время суматохи на приезжих никто не обратил внимания. Старушки торопились отовариться, а Генке Голубеву было некогда поднять голову от подсчётов. Наконец, отпустив товар последней бабуле, Голубев поманил рукой всё ещё сидевших в кабине деда с Федькой и представил собравшимся:

– Дачники к вам.

– Бабоньки, никак к нам женихи! – взвизгнула от восторга старуха с костылём, с недюжинной силой забросив его в ближайший куст.

– Точно, гражданин, да какой симпатичный! – согласились старушки в тапочках, умильно заморгав побагровевшему от смущения деду.

– Но-но, – пригрозил веселухам Генка, ухмыляясь во весь рот, – запугаете дачников – обратно уедут. – Он нашёл глазами бабулю в розовом и спросил: – Баба Лена, возьмёшь постояльцев?

– А что? Я старушонка озорная, – притопнула ногой баба Лена и скомандовала: – Берите вещи и айда за мной.

* * *

В деревне пахло цветущей сиренью. Нескошенная трава вдоль дорог порой доставала Федьке до макушки. Как только вдали затих урчащий шум Генкиной машины, деревней завладели птичьи перезвоны и стрекотание кузнечиков.

Хоть и кружило Федькину голову неизведанное приключение, но усталость наваливалась, передавливая плечи лямками рюкзака и стекая за воротник струйками липкого пота. О привале и отдыхе он думал с блаженством, ему очень хотелось пить. Лучше всего холодную фанту или спрайт. Но сойдёт и вода.

Звучно хлопая по пяткам, оранжевые шлёпанцы бабы Лены торили путь по зарослям подорожника между заколоченных домов. От быстрой ходьбы розовые зайцы на халатике шевелились, словно в детском мультике, издалека казалось, что они грызут синие морковки, накрепко зажатые в лапах.

Пару раз старушка останавливалась, проверяя, идут ли за ней постояльцы, и перекладывала из руки в руку полиэтиленовые пакеты, раздувшиеся от продуктов. От нелёгкого груза на руках бабы Лены верёвками набухли тёмные жилы, и Федька подумал, что если бы он не волочил объёмистый рюкзак, то обязательно помог бы. Наверное, со стороны это выглядело совсем неприлично: маленькая старушонка тащит пакеты, а два крепких мужчины идут сзади… Поэтому он облегчённо вздохнул, услышав, как дед вежливо предложил:

– Хозяюшка, позвольте вам помочь.

– Да мы уже пришли!

Баба Лена резко свернула и замерла, ожидая реакции гостей.

– Ну и ну! – ахнул Федька, стукнувшись о дедову спину.

– Красота! – сдавленно изрёк дед, посмотрев на покрасневшую от смущения бабу Лену.

За калиткой, висящей на одной петле, перед ними открылся дом. Снизу до крыши он был расписан розовыми зайцами и синими морковками. В точности как на халате. Но если на халате заячьи мордочки удавалось разглядеть с трудом, то на зелёной стене дома огромные зайцы представали во всех подробностях, сверкая белыми зубами и кося узкими глазами с загнутыми ресницами.

– Ресницы я для красоты пририсовала, – похвасталась хозяйка и бесхитростно поинтересовалась: – Нравится?

– Великолепно, – с преувеличенным восторгом воскликнул дед, и Федька понял, что дед – любитель фламандской живописи шестнадцатого века – в шоке от увиденного.

– Милости прошу. – Баба Лена посторонилась, пропуская постояльцев вперёд.

Предвкушая, как скинет ненавистный рюкзак на пол, Федька шустро проскочил на крыльцо, успев заметить укоризненный взгляд деда.

Тот церемонно остановился напротив хозяйки и, взяв у неё из рук пакеты, представился:

– Николай Петрович Румянцев. Дед вот этого мальчика Феди, – кивком подбородка он указал на внука, успевшего сбросить на ступеньки и рюкзак, и кроссовки.

– Баба Лена, – представилась старушка, – то есть Елена Ивановна. – И, видимо, чтобы объяснить свою любовь к рисованию, уточнила: – Малярша я. Бывшая. На Киришском домостроительном комбинате работала.

Острым кулачком баба Лена толкнула незапертую дверь. Из сеней пахнуло приятным холодком.

– Проходите.

Поймав Федькин взгляд на ведёрке с водой, баба Лена споро сунула ему в руки кружку, пальцем указав на ведро:

– Лей – не жалей.

Прозрачная вода нежно окатила горло студёной свежестью. Её хотелось пить без конца. С таким блаженством не сравнится ни спрайт, ни фанта, ни даже пепси-кола с её приторно-коричневой сладостью.

Хотя в избе было сумрачно, можно было разглядеть, что сразу за порогом находилась русская печь с лежанкой, обложенная белой кафельной плиткой. Справа – небольшая столовая: фикус, круглый стол, покрытый клеёнкой в клеточку, и самодельный узкий диванчик.

Дверь в гостиную прикрывали занавески, между которыми проглядывались трюмо, раскладной диван, стол и широкий трёхстворчатый шкаф. Федин взгляд остановился на почерневшей иконе Спасителя. Точно такую же он видел в домике Петра Первого, когда с классом был на экскурсии. Другая стена была густо увешана репродукциями из детских журналов, с которых на Федьку таращились многочисленные Золушки, гномики и оленята.

– Спать будете здесь. – Баба Лена распахнула фанерную дверь в квадратную спаленку с двумя узкими койками и тумбочкой посередине.

– А вы? – не удержался от вопроса Фёдор.

– А я люблю спать там. – И хозяйка показала на уютную веранду, пристроенную к столовой. Обращаясь к деду, она подвела итог смотринам: – О цене сговоримся.

Не вникая в смысл дальнейшего разговора деда с бабой Леной, Федька цепким взглядом ощупывал каждый миллиметр дома, искал крюки на стенах, словно надеясь с ходу натолкнуться на следы таинственной рукописи.

На глаза не попался ни один, даже самый маленький, крючок, не говоря уже о рукописях, и Федька принялся размышлять, каким образом вычислить, у кого из деревенских старух хранится заветное сокровище.

* * *

«Мальчикам нужны приключения, неожиданности и сельская жизнь. Только тогда они вырастают настоящими мужчинами», – думал Николай Петрович Румянцев, слушая равномерное посапывание спящего внука.

Как только Федька, отводя глаза и краснея, стал заверять, что на свете не бывает более комфортабельного отдыха, чем в замечательной деревне Подболотье, дед сразу догадался, что мальчишка хитрит и рвётся на природу совсем не ради рыбалки и прогулок по лесу…

В приоткрытое окно один за другим влетали комары, надсадно звеня над ухом и отвлекая от мыслей. Хлопая наугад в направлении звука, Николай Иванович больно заехал себе по носу, но комариный писк не утих.

Рассудив, что уснуть не удастся, Николай Петрович спустил ноги с кровати, стараясь не скрипеть половицами, вышел на крыльцо и обомлел от огромного, казалось – в полнеба, медового диска луны, висящего над лесом.