– Ещё чего выдумаешь! Это у Юльки одни глупости на уме.
– Ну-ну…
Шум чайника заглушил ироничное дедово «ну-ну», и Федька подумал, что вопрос с поездкой решён окончательно, как вдруг мама предложила:
– Знаете, приятельница посоветовала нам снять домик в посёлке Котово, недалеко от Боровичей. Место живописное, чистая речка, сосновый бор.
– А что? – Дед, не сходя с места, взял с кухонного стола чайник и налил себе кипятку. – По-моему, неплохая идея. Ехать по рекомендации куда приятнее и надёжнее, чем надеяться на авось.
От этих слов Федьке показалось, что кипяток дед вылил не в чашку с розочкой, а ему на голову. Он с мольбой поднял глаза и разлепил губы, едва сумев выдохнуть:
– Де-е-ед!
* * *
– Вам туда. Километров десять прошагаете, и будет ваше Подболотье, – сказала толстая стрелочница в ярко-жёлтой куртке. Накрученный на голову зелёный платок с торчащими вверх концами делал её похожей на луковицу с грядки.
– Десять километров? – вежливо переспросил женщину дед Коля.
– Километров, – весомо поправила она деда, затыкая за голенище резинового сапога свёрнутый в трубочку жёлтый флажок, которым только что сигналила поезду, и поинтересовалась: – Дачники?
– Дачники. – Дед покаянно опустил голову, кивком указав на два объёмистых рюкзака – свой и внука.
– Вижу, что дачники. – Стрелочница обтёрла рот двумя пальцами, оценивающе осмотрев приезжих.
Коротко стриженный парнишка с каштановыми волосами, примерно одногодок её внуку Серёжке, восторженно крутил головой из стороны в сторону, осматривая убогую станцию. Дед, напротив, интереса не проявлял. На его лице читалось явное разочарование, и это задевало стрелочницу.
«Ежели у нас не нравится, так чего приехали?» – подумала она, но вслух вежливо посочувствовала:
– Что ж вы в такое дальнее село наладились, или родня там у вас?
– Никого нет. Приехали наудачу, а теперь вот оказывается, что и до места неизвестно как добираться придётся. Одни, по лесу, по незнакомым местам. – Дачник потерянно развёл руками в стороны, и стрелочница заметила, какие у него молодые глаза. Серые, как речная вода в половодье. Точно такие глаза были у её мужа, когда он ещё женихом бегал за ней на станцию, чтобы вместе встречать поезда.
Отмахиваясь от воспоминаний, бередящих душу, женщина поднесла ладонь ко лбу, сдвинув платок на затылок и приоткрывая лоб, пересечённый двумя морщинками:
– Не знаю, чем вам помочь… – Она задумалась, словно определяя, можно ли им доверять. Видимо, решившись, сказала: – Вы пойдите прямо через мостик на ту сторону реки. Увидите фургон, автолавка по-нашему. Спросите Генку Голубева – шофёра. Он нынче в Подболотье ладился, авось и вас подбросит.
– Спасибо вам.
Тяжёлые рюкзаки легли на плечи дачников, принизив к земле мальчишку с любопытной мордахой.
– Помогай Господи.
Стрелочница вздохнула и долго смотрела вслед приезжим, чувствуя, как в её душе растекается умиротворение. Лето, отпуска, через пару недель их станция наполнится жизнью и детскими голосами. Приедет из города и её внук. Уж скорей бы.
Душный воздух плавился, пыль забивалась в нос, а стальные рельсы, перерезая шпалы, выдавливали из них запах мазута и щебня.
От волнения, что он скоро увидит Подболотье, у Фёдора пересыхало во рту. В общем вагоне было так душно и жарко, что семь часов езды показались вечностью. Поезд несколько раз подолгу останавливался на перегонах, и тогда проводница с хмурым лицом объявляла пассажирам:
– Ремонт путей, потерпите.
Чего только Федька не делал, чтобы прогнать дорожную скуку: и спал, и пытался читать книжку, и решал кроссворд. Но из его занятий ничего путного не выходило. Унылую поездку немного скрашивало предчувствие тайны Подболотья и симпатичная девчонка лет четырнадцати, сидевшая через два купе от них. Голубые джинсики, по-модному порванные на коленях, ловко облегали стройные ноги, а красная футболка красиво подчёркивала яркость светлых волос, распущенных по плечам.
Делая вид, что в упор не замечает попутчицу, Федька то и дело смотрел в её сторону нарочито безразличным, долгим взглядом, словно высматривая что-то в глубине вагона.
– Симпатичная, правда? – прошептал ему на ухо дед.
– Кто? Та тётенька в зелёном платье? – прикинулся дурачком Федька.
Девчонка вышла за две станции до их Глубокого, и Федька почти сразу забыл про неё, распластавшись у окна. Подъезжаем! Где-то здесь его ждут приключения!
* * *
Так сложилось, что за всю свою тринадцатилетнюю жизнь Фёдор Румянцев был в настоящей деревне всего один раз в возрасте трёх лет, и то благодаря маминой подруге тёте Ларисе. Именно она убедила маму поехать с детьми погостить к ней в деревню. Те несколько дней мама всю последующую жизнь вспоминает с ужасом.
– Вы не представляете, – подчас рассказывала она знакомым, – комарья полно, из дому носа не высунуть. Пока до туалета добежишь, все ноги изожрут. За водой надо на речку ходить.
С коромыслом! – На этом месте мама делала паузу, приглашая ужаснуться вместе с ней. – Носить воду на коромысле невообразимо трудно. На плечи давит, съезжает набок, а вёдра с водой раскачиваются, как качели. Я облилась с головы до ног. А вода, надо сказать, холодная. Потом я, конечно, сообразила ходить на реку с пластиковыми бутылками, но это тоже не великое удовольствие. Газ надо экономить, по телевизору одна программа. В общем, врагу не пожелаю!
Само собой, те несколько дней Федька совершенно не запомнил, и теперь настоящая сельская местность, окружавшая их с дедом, казалась ему срисованной с картинки. Он шёл за дедом по направлению к мостику, указанному стрелочницей, и думал, что в городе он совершенно не замечал неба, вроде как его и не существовало. Так, невзрачная серовато-голубоватая марь за окном десятого этажа.
Тут небо было огромным, ярким, синим и таким глубоким, что Федьке захотелось сложить руки лодочкой и с размаху нырнуть в его глубину, с замиранием сердца ощутив, как по бокам скользит мягкая пена облаков, а плечи обливает солнечный жар.
Станция Глубокое осталась позади, открыв на горизонте кромку леса, около которого виднелся жёлтенький кузов Генкиного фургона.
Высоченный столбовой лес так плотно сомкнул ели, что казался единым тёмным массивом, среди которого редкими мазками проблёскивали белые стволы берёз и низкие кусты ракитника, словно в испуге клонившегося поближе к земле.
День близился к полудню, и жара начинала подсушивать прибитую росой пыль на дороге, налипающую на кроссовки. Смахивая бисеринки пота со лба, дед, шумно отфыркиваясь, шёл впереди, совсем согнувшись под тяжестью рюкзака. Мешок Фёдора был немного легче, он сам напихал туда самое необходимое: плеер, пару наушников, карту России, на случай, если придётся блуждать по лесу, – переговорное устройство, собранное из конструктора, и пару фонариков для непредвиденных обстоятельств. Остальное пространство рюкзака мать забила всякой всячиной, включая майки, трусы, носки и тёплую осеннюю куртку.
– Вдруг будет холодно, – объяснила она сыну, когда он сверлил глазами похожий на арбуз зелёный рюкзак.
«Жаль, что у деда Коли нет автомобиля», – сокрушался Федька, думая о том, что до Генкиной машины надо тащиться с километр, а там ещё неизвестно, подбросят ли их до Подболотья или нет.
– Добрый день! Вы Геннадий Голубев?
Дед тяжело скинул мешок с плеч и вопросительно посмотрел на щупленького, дочерна загоревшего молодого человека, который старательно связывал между собой рассыпавшиеся коробки с печеньем.
Не отрываясь от работы, Геннадий коротко кивнул. Был он невысокий и некрасивый, с острым носом и торчащими в стороны ушами, которые делали его похожим на летучую мышь.
Поскольку Голубев интереса к их персонам не выказал, дед снова сделал попытку наладить контакты:
– Гена, нас к вам направила стрелочница со станции.
Ещё один быстрый взгляд в сторону деда дал понять, что Геннадий ждёт продолжения. Николай Петрович приободрился:
– Нам надо попасть в Подболотье. Говорят, что вы можете нас подвезти. Мы заплатим, не сомневайтесь.
– В Подболотье, говорите?