Предатель

– А-а-а, – разочарованно потянула девушка.

Она присела рядом с ним, заботливо укрыв его ноги клетчатым одеялом. И только тут Дикарь заметил отсутствие на себе костюма. На груди, открывая перевязанное бинтами тело, топорщилась армейская куртка. Судя по всему, на ногах тоже что-то было, вроде теплых носков. Уточнять он не стал – не осталось сил.

– Костюм свой ищешь? – догадалась она. – От него одни лоскуты остались. Вон, я в угол бросила. Стоящая вещица. Она, наверное, и спасла тебя. Я вся измучилась, пока тебя раздела. А если бы штучки такие сбоку не открылись, вообще у меня ничего бы не получилось… Ну, тебе и досталось, парень, – она сокрушенно покачала головой. – Еще хорошо, что запасов хватило. В тайнике.

– Каком тайнике?

– Таком. Есть тут в городе такие местечки.

– И что там, в этих тайниках?

Девушка развернулась. Прямо перед собой он увидел огромные, синие, окруженные фиолетовыми тенями глаза.

– Оружием интересуешься?

– Есть немного, – согласился он.

– Тут поблизости одни слезы, – она махнула рукой.

– А все же?

– Пистолет Макарова. Пара обойм к нему.

Он порывисто, в два приема, вздохнул.

– На безрыбье.

– Тебя как зовут? – после паузы спросил она.

– Дикарь, – отозвался он.

– А меня Кира.

Он кивнул, давая понять, что услышал. Ее белое лицо, в обрамлении густых темных волос, падающих на плечи, потекло вниз как сгоревшая свеча. Следом за лицом, стали оплывать бетоном стены. Со всех сторон, опаляя огненными брызгами реальность, потянулись жадными ртами сполохи огня. Сквозь пламенеющий туман донеслись до него тревожные слова «э-э-э, парень, не вздумай, слышишь?», но пелену не развеяли, нехотя уступив его разум тьме…

И тут же Дикарь очнулся от собственного стона. Точнее, ему только показалось, что прошло от силы несколько минут. Он по-прежнему лежал на боку. Когда он открыл глаза, в разбитое окно заглядывал рассвет. Падающее серое небо несло сонмище клубящихся туч куда-то за горизонт. Внизу простирался безбрежный морской простор, забитый пенными барханами. Свежий ветер студил лицо.

– Все, парень, – услышал он голос Киры. – Я обработала последнюю рану. Повязку поменяла. Потерпи немного.

Дикарь дернулся, пытаясь сесть. Его нежно, но твердо остановили.

– Будешь дергаться, задену что-нибудь не то! Потерпи. Ты вообще уникальный. Ты это знаешь?

Дикарь только вздохнул в ответ, снова делая попытку приподняться.

– Вот нетерпеливый. Теперь можно.

Кира бормотала что-то относительно феноменальных способностей, помогая натягивать через голову футболку, а потом вдевая его руки в рукава куртки. Окончательно Дикарь успокоился, только сев, прислонившись спиной к стене.

Над костром, подвешенный на стальном треножнике, покачивался котелок. Обожженные выпуклые бока лизал огонь. Ноздри приятно щекотал аромат, исходящий от варева. Рот мгновенно наполнился слюной. Дикарь попытался вспомнить, когда он в последний раз ел и не смог. Память не сдавалась, не желая отвечать даже на такой безобидный вопрос.

Девушка расстегнула молнию на черной толстовке, колдуя над котелком.

– Не бог весть что, – словно оправдываясь, сказала она. Обмотав руку тряпкой, она сняла котелок с огня и пристроила среди камней. – Тушенка. Все, что было. Тебе обязательно нужно поесть, – твердо добавила она, как будто он сопротивлялся. – Ты больше суток был без сознания. Я не стала тебя будить.

Не прерываясь ни на секунду, Кира выудила откуда-то пару металлических мисок и ложкой принялась черпать из котелка аппетитно пахнущее варево.

– Никогда, слышишь? Никогда я не видела, чтобы так быстро заживали раны. А уж этого добра я навидалась, можешь мне поверить. Это какое-то чудо. Края сошлись, как будто уже месяц прошел – только красные линии остались. Я нитки еще вчера сняла. Иначе вообще бы сегодня не вытащила. Все заросло. Я только антисептиком мазала – на всякий случай. Чудо чудом, а предосторожность не помешает. Слава-Че. Я думала, столько времени пройдет, прежде чем ты оклемаешься. И ошиблась, представляешь?

– Это радует, – сказал он, только чтобы прервать словесный поток.

– Конечно, радует! – подхватила она. – Потому что нам тут засиживаться долго нельзя.

Дикарь вопросительно посмотрел на девушку, принимая из ее рук горячую миску с воткнутой в наваристый суп ложкой.  Однако на этот раз словоохотливая девчонка промолчала. Он поерзал, основательно устраиваясь на матрасе. Дайвер не спешил задавать наводящих вопросов. Первой не выдержала Кира.

– Видишь ли, – сказала она, садясь на топчан, стоявший у стены. – Я думаю, что у нас и того дня, что мы здесь отдыхали, не было в запасе. Потому что, тебе тоже не поздоровится.

Она замолчала. Дикарь подул на полную ложку, прежде чем поднести ее ко рту. Горячие разваренные куски тушенки, скользнув в пищевод, согрели его.

– Вкусно. И соли достаточно, – вырвалось у него. В ответ Кира метнула на него полный страстной признательности взгляд.

Обжигаясь, раненый отправлял в рот ложку за ложкой, наслаждаясь энергией, заполняющей его. Молчание длилось. Занятый едой,  Дикарь не спешил форсировать события. Хотя, по всему было видно – девушке не терпелось все рассказать. Она порывисто вздыхала, покусывала губы, бросая на него короткие, полные нетерпения взгляды.

– Слушаю, – наконец, смилостивился он.

И тут же ее прорвало.  Короткий рассказ дался ей с трудом. Особенно, когда коснулся несостоявшейся брачной ночи. Девушка запиналась, подыскивая слова, отвергая те, которые, как ей казалось, искажали смысл. Она мучительно долго подбирала название для пыточного устройства, стоявшего в комнате без окон, пока у Дикаря не сорвалось с губ первое, пришедшее на ум слово.

– Дыба, – подсказал он, и Кира одобрительно посмотрела на него.

Дикарь видел, как волновалась девчонка, как тряслись у нее губы и полнились слезами глаза. Он не понял, каким боком во всем замешан некто Чегевара, чье имя она постоянно упоминала, а уточнять не стал. Слов было много. Их было слишком много – этих слов.

А между тем, наступивший день разогнал тучи, допуская к морщинистому телу моря ласковые лучи солнца.

Дикарь не знал, как называлось чувство, заставляющее его выслушивать грустный рассказ. Может, оно называлось жалостью, а может, сочувствием. В той новой истории, которая началась на борту яхты, отсутствовали цели и задачи. Память не потрудилась оставить ему в качестве ориентиров  и принципы, ведущие по жизни. В голове царила куча нужных вещей – вроде той, что помогла ему влет определить марку наставленного на него ствола. Но, наверняка, имелись и ненужные вещи. Вроде той, что заставляла его слушать девчонку, спокойно воспринимая обобщение –  «мы».

Наоборот, хаос в сознании, взбаламученный вопросами без ответов, оседал на дно и у кристально чистого будущего вдруг обозначился смысл.

– Короче, я тут прибрала, чтобы следов не осталось… Там, у матраса берцы, посмотри, вроде твой размер.  Нам нужно уходить, – тихо подытожила рассказ черноволосая девушка, не отрывая от спасителя полного невысказанной мольбы взгляда.

Кира произнесла фразу утвердительно, но он почувствовал, как она напряглась. Как замерла, заранее прикрывшись как броней опущенными углами рта и вздернутыми плечами от печального итога прокрученного в голове диалога. Его слов: «Нам? С какой стати? Никаких «нам» не существует». И своего печального ответа: «Как знаешь».

– Согласен, – сказал Дикарь, пытаясь отлепить непослушное тело от стены. – Нам нужно уходить.

Настроившись принять очередной удар судьбы, девушка оказалась не готова к щедрому подарку.  Она вспыхнула как маков цвет, озаренная таким светом радости, что мужчине стало не по себе. Кем его – измученного, с трудом восстанавливающего силы – считает черноволосая? Защитником? Пусть далек он пока от соответствия высокому званию, но постарается приложить все силы, чтобы оправдать надежду доверчивого существа.

Наверняка, добрый поступок зачтется ему на том свете.

В том случае, конечно, если здесь и сейчас – еще этот свет.