Всему свое время

Тогда, в свой первый визит, Петя показал себя до такой степени никаким, что я дала себе слово больше никогда его не видеть. Ну посудите сами: чуть ниже меня ростом, коренастый, даже несколько полноватый, белесый и краснолицый, не способный связать пары слов в пустяковом разговоре – что с ним было делать? Из благодарности за его доброту и немного из жалости я терпеливо угощала его чаем и с облегчением вздохнула, когда через час он избавил меня от своего присутствия.

Как выяснилось, не навсегда. При всех его недостатках, отчасти замеченных мной уже при первой встрече, отчасти обнаруженных значительно позже, Петю отличала одна положительная черта – он был по-деревенски обстоятелен. Если брался за что-то, то делал это спокойно, но методично и доводил начатое до конца. В ту первую встречу у меня дома я еще не знала, что за меня он тоже взялся, а раз взялся, значит, не бросил бы дело на полпути. Он так мягко вписался в мою жизнь, будто следовал хорошо продуманному плану.

Приходил Петя поначалу примерно раз-два в неделю, всегда предварительно позвонив, что было весьма разумно с его стороны, а то мог бы у дверей моей квартиры упереться носом в иных визитеров. Приносил тортики и фрукты, кстати, никогда – спиртное, чем подкупил меня, потому что остальные таскали вино и шампанское только что не ящиками, непонятно, из каких соображений: может, собирались спаивать меня и склонять к чему-либо невообразимому, но в итоге, скорее всего, просто глушили собственную неуверенность. Петя же хоть и трясся каждый раз от ужаса передо мной, но винцо на помощь не призывал, а справлялся со своей паникой за счет каких-то внутренних ресурсов.

Боялся он меня поначалу зверски. Я конечно же не рычала и не кусалась, вела себя с ним весьма миролюбиво, но в его присутствии на меня нападало словесное недержание, и меня, как говорится, несло. Так часто бывает, когда чувствуешь, что твой собеседник не ровня тебе по части интеллектуальных дискуссий, вот тебя и распирает на всякие там умствования. Шопенгауэр и Кафка, Кандинский и Вагнер, законы развития брендов и фондовая биржа – Петя тонул в потоке информации. Но смотрел преданно, старательно сдерживая сопение (что-то там у него было с носовой перегородкой). Иногда, правда, морщился от натуги, слыша незнакомые слова, но побаивался задавать лишние вопросы.

Кстати, потом я узнала, что, оказывается, выйдя от меня, он записывал в блокнотик услышанные и непонятые термины, а потом рылся в словарях, отыскивая их значение. Словом, образовывался за мой счет. Да и черт с ним, не жалко, иногда даже распирает от гордости, как, наверное, в свое время Пигмалиона. О себе он почти ничего не рассказывал и оживлялся, только когда речь заходила о превратностях бизнеса в российских условиях. Дни шли, а я ничего нового о нем не узнала.

Собственно говоря, мне это и не было нужно. Согласна, не самая моя лучшая черта – по первому впечатлению составлять себе скоропалительное мнение о человеке, но – увы! – ничего поделать с собой не могу. Случается, впоследствии огребаю по полной программе, когда на свет божий вылезают разные разности, скрытые где-то в глубинах человеческой души. Так ничего страшного в этом нет – с кем не бывает.

Петя же моей уверенной рукой был занесен в список закоренелых холостяков, не исключено, что даже девственников, это вполне объяснялось его непрезентабельной внешностью. Да-да, девственников. Рук он не распускал, всегда держался на определенном расстоянии, то есть вел себя по-старомодному корректно. Да и, к слову сказать, полезен был в хозяйстве. Починял взбесившуюся сантехнику, оплачивал мои просроченные счета на междугородние переговоры и притаскивал тяжеленные сумки с продуктами – достаточно было лишь дать по телефону точные указания, что надо купить. Через четыре месяца таких платонических отношений Петя стал неотъемлемым компонентом моей жизни. Мужчины появлялись в доме и исчезали, кто задерживался на пару-тройку недель, кто и на меньшее время, а Петя оставался. Как старший брат.

– Но ведь он тебе не брат, – наехала на меня как-то Анька.

– Конечно нет. Я же рассказывала тебе, откуда он взялся.

– Да помню, – с досадой отмахнулась она от меня. – Я не об этом. Что он к тебе таскается? Не может быть, чтоб ему ничего от тебя не было нужно.

– Вот и я думаю, – не стала с ней спорить. – Понятно, что я ему нравлюсь. Наверное, у него все знакомые бабы не такие интересные…

– От скромности не умрешь, – фыркнула Анька.

– Не умру, это точно, – подтвердила я. – Короче, мне кажется, рано или поздно он сделает мне предложение.

– Вполне возможно, – подумав, согласилась Анька. – Такие, как он, сразу начинают признаваться в любви и тянуть под венец.

– И ты не знаешь, что с ним делать, – закончила я, и мы расхохотались.

Я действительно так думала. Петя с его обстоятельностью должен был всенепременно сделать мне предложение. Такая натура. И действительно, когда это произойдет, я буду мучиться. Но не оттого, что придется отказывать – отказывать я уже, слава богу, научилась, а от грустных мыслей о несовершенствах этого мира. Ко мне всегда лезут с предложениями вступить в брак личности, до которых мне нет никакого дела. Почему бы это?

– Ну а все-таки, если сделает? – поинтересовалась подруга.

Я фыркнула:

– Я похожа на идиотку?

– Похожа, – неожиданно ответила Анька.

– То есть? – Я уставилась на нее во все глаза.

– Тебе скоро тридцать три, – сказала она, – а ты все еще как маленький ребенок – думаешь, что явится прекрасный принц и умчит тебя в свой прекрасный замок…

– Принц, выдумала тоже… – пробормотала я.

– Принц, принц, – продолжала Анька. – Кто же еще в наше время способен на вечную любовь? Только принц, которого нет в действительности. Ты думаешь, он будет красив как картинка, умен как твой любимый Шопенгауэр…

– Ничего подобного, – перебила я.

– Да ладно тебе, – отмахнулась Анька. – Кого ты дуришь? Да и потом, мы все мечтаем об этом…

– Правда? – поразилась я.

На кого-кого, а на мечтательницу Анька не была похожа совершенно. Таких реалисток, как она, еще поискать надо.

– Конечно, – пожала она плечами. – Все тетки только и делают, что мечтают о принцах. Только они разделяют эти свои мечты и нормальную жизнь. И просто смотрят сериалы или мелодрамы. Вот пока смотрят – мечтают. Ну, еще с часок-другой после просмотра. Но никто, уверяю тебя, никто не тянет эти мечтания в свою каждодневную жизнь. Кроме тебя.

Я вздохнула:

– Извини, что я такая дура.

– Да ладно тебе, – рассмеялась Анька. – Мне ты и такая нравишься. Вот только сама-то себе ты как? Со своими тараканами?

– По-разному, – призналась я. Анька вздохнула:

– Я бы все-таки присмотрелась к этому Пете.

– Фу! – сморщила я нос.

– Фу не фу, а он тебе уже как родной. Только и слышу: Петя то, Петя се.

Я задумалась. Действительно, Петя обосновался в моем доме прочно, видимо, и в разговорах моих тоже. Просто потому, что я видела его чаще других, иных причин не было. В остальном это типичный мезальянс, компромисс, суррогат – в общем, все то, что означает нечто половинчатое, не то, что ждешь от жизни, а то, что она подсовывает тебе в насмешку или по недосмотру. И рано или поздно наступает момент, когда приходится принимать решение, что делать с этим дальше. В Петином случае момент наступил в мой день рождения.

Тридцать три года рухнули на меня неподъемным грузом солнечным июньским утром. Неподъемным по банальной причине – предстояло пережить два банкета: один на работе и второй – вечером, с друзьями в ресторане. Мои крики о том, что дата не круглая, были тщетны. «Возраст Христа, – заявили мне, – так что будь любезна». Не знаю, какое отношение возраст Христа имеет к женщине, но спорить не стала, понимая, что все равно бесполезно. И вот я поволокла на работу огромные сумки, набитые деликатесами, одновременно пытаясь не измять свой новый костюм, в котором предстояло еще появиться вечером в ресторане, времени на переодевание после работы у меня наверняка не останется. Петя в этот день в перемещении тяжестей помочь мне не мог – улетел в Москву заключать какие-то контракты и должен был вернуться через четыре дня. Отпадала необходимость решать вопрос: приглашать его или нет в ресторан – ну хоть какие-то приятности не миновали мой день рождения.

Было часов двенадцать, когда, проходя через операционный зал, я натолкнулась на парня в синей форменной куртке с большим пакетом в одной руке и букетом цветов в другой.

– Не скажете, – обратился он ко мне, – где я могу найти Алену Воробьеву?

– Это я, – ответила я, удивленно взирая на букет.

– Отлично, – обрадовался посланец, – вот, примите, – и протянул мне дары.

– Спасибо, – растерянно сказала я. – Это от кого?

– Там все написано. – Он ткнул в конверт, торчащий из букета. – А вы мне, пожалуйста, распишитесь вот здесь.

Я расписалась.

– Спасибо. Всего хорошего! – И курьер откланялся.

Девчонки-операционистки с восхищением таращились из-за стеклянных перегородок на роскошный букет. Я открыла конверт и вынула открытку. На ней после обязательно-плоских «поздравляю» и «желаю счастья» было лаконично написано «Петр». «Смотрите, какая изобретательность, – подумала я, – ведь он вполне мог отложить вручение подарка до своего приезда». И отправилась на нашу маленькую кухоньку в тишине и покое распечатывать пакет. Спустя пять минут я ошеломленно взирала на ноутбук, лежавший передо мной во всем своем компьютерном великолепии.

– Ух ты! – вскричала за моей спиной Дарья, заместительница главного бухгалтера. – Кто это так расщедрился?

– Поклонник, – заторможенно ответила я.

– Вот свезло, так свезло! – продолжала восторгаться Дарья.