– Ну? – поторопила меня Анька. – Рассказывай.
– Короче… – начала я.
Нет, но какие глаза… И посадка головы…
– Воробьева-а-а! – пропела Анька.
– Что? – встрепенулась я.
– Ты где? Ау-у!
– Да здесь я.
– Что-то не похоже.
Анька смотрела на меня внимательно.
– Что? – вскинула я голову. – Что ты уставилась?
– Так, так, та-ак, – протянула она.
– Что «так, так, так»? – передразнила я, пряча глаза.
– Вообще-то странно, – задумалась Анька.
– Что тебе странно?
– Никогда бы не подумала, – продолжала она.
– О чем это ты?
– Но в конце концов… – Анька прищелкнула языком, – никогда не знаешь, где тебя подкосит…
– О чем ты? – повторила я, чувствуя, как краска заливает мое лицо.
– Давай, – сказала она. – Вперед!
– Что значит «вперед»? – Я встала, взяла наши чашки и пошла к раковине.
– Иначе будет поздно, – в спину мне сказала Анька.
– Что поздно? – не оборачиваясь и включая воду, спросила я. – Кому поздно? Куда поздно?
– Упустишь, – убежденно проговорила Анька. – И будешь кусать локотки.
– Что?! – Повернувшись, я уставилась на нее.
– Алекс, – сказала она. – Понравился, да?
– С чего это ты взяла? – Я вновь взялась за чашки. – Чепуха.
Анька рассмеялась:
– Воробьева, я тебя знаю как облупленную. Меня не обманешь. Ты аж про Париж забыла, как увидела его. Скажешь, нет?
Забыла про Париж? Вот уж ничего подобного! Просто почему-то расхотелось рассказывать о своем отпуске прямо сейчас. Я выключила воду, поставила чашки в сушилку и вернулась за стол.
– Мне даже и в голову бы не пришло. – Анька смотрела на меня с некоторым недоумением. – Такой обычный…
Это нужно прекращать. Срочно. СРОЧНО!!!
– Может, пойдем поработаем? – быстро предложила я. – А вечером ко мне, там все и расскажу. И фотки покажу.
– Как хочешь. – Анька пожала плечами, помолчала и добавила с усмешечкой: – А ты хочешь, я вижу… – И это последнее «хочешь» уже относилось явно не к нашим вечерним посиделкам.
Я резко поднялась со своего места и направилась к выходу, мало заботясь о том, идет ли за мной Анька или нет. Хотелось поскорее оказаться в своем отделе, чтобы еще раз взглянуть… Ерунда какая-то…
Что-то дрогнуло внутри, когда он вошел. Как-то по-особенному засосало под ложечкой. И мурашки по спине сразу побежали. Впрочем, может, это у меня с голодухи? После полугодичного общения с Петей кого хочешь приклинит. А потом выяснится, что Алекс этот двух слов связать не может и, кроме футбола, у него нет никаких интересов в жизни. Так что очередная иллюзия, ничего больше. Хотя…
Ира
– У твоей Маруси есть несколько вариантов, как вести себя дальше.
Димка сидел на полу по-турецки и пил кофе из любимой своей темно-синей чашки. Кофе он любил крепкий, с тремя ложками сахара да еще с какой-нибудь конфеткой. Я всегда посмеивалась над ним из-за его любви к сладкому. Он отшучивался, что ему, мол, для мозгов требуется много горючего, попробуй-ка управлять предприятием без мозгов.
Я все рассказала ему. Не намеренно. Случайно. Он заехал ко мне как-то вечером, прошел в спальню – не за тем, о чем вы подумали, а просто бесцельно слоняясь по квартире, – а там у меня к обоям на стене прикреплен лист ватмана. Весь исчерканный вдоль и поперек моими заметками на тему тяжелой Марусиной жизни.
– Что это? – остолбенел Димка.
– Ватман.
– Вижу, не дурак. Откуда? Его ж вроде не было.
– Не было. Теперь есть!
– Для чего? – Димка силился разобрать мои каракули.
– Люблю порисовать что-нибудь.
– Тогда заведи кисти, мольберт и рисуй акварелью, – посоветовал Димка.
– Да не в этом смысле, – отмахнулась я. – В живописи я полный ноль. А здесь я рисую всякие свои вопросы и проблемы. И потом смотрю на них – а вдруг что-нибудь полезное придет в голову? Знаешь, визуализация там и все такое.
– Читал, – кивнул Димка. – Вот только не думал, что этим кто-то всерьез занимается. Но ты вообще всегда была у нас со странностями.
– То есть? – удивилась я.
– В хорошем смысле, – успокоил меня Димка. – Вечно что-нибудь новенькое выкопаешь, потом внедряешь в свою жизнь.