Книголюбы

Книголюбы
Ирина Евгеньевна Кикина

Марта живет на 128 этаже Иглы №66. Она любит книги и ненавидит дурацкую систему рейтингов, из-за которой ей никак не прочитать произведения "50+". Она помогает девочке Яре добыть книгу, не подходящую по возрасту, за что и получает ворох неприятностей. А еще выставляет себя полной дурой на встрече с любимым писателем-фантастом. Но ведь это не помешает ей найти любовь? Добрая романтическая история из недалекого будущего. А может, уже из настоящего?

Ирина Кикина

Книголюбы

Книголюбы

Детская секция библиотеки была отделена от основного зала ультрапрочным звуконепроницаемым стеклом. Все страницы книг здесь были жестко заламинированы. Полсотни гавриков бешено скакали по разноцветному покрытию, швырялись мячами и огромными мягкими кубиками, лупили друг друга надувными «колбасами» и подушками, висели на кольцах, как на лианах, лазили по турникам, раскачивались на канатах и всячески наслаждались жизнью. Лишь малая часть детей сидела в уголке в шумоподавляющих наушниках и читала. Периодически смирным детям прилетал в голову надувной снаряд. В общем, чистой воды зоопарк.

В глаза мне бросилась одна девочка лет двенадцати. Хотя нет, младше, иначе ее пустили бы в основной зал. Худенькая, сутуловатая, с темными кудрявыми волосами, забранными в хвост, в синем комбинезоне с блестками. Девочка тоскливо стояла у стекла и с завистью (как мне показалось) смотрела на тишь и благодать во взрослой секции: массивные псевдодеревянные столы с зелеными лампами под старину, сдержанный колорит, полумрак, толстые книги без картинок, с шуршащими страницами и  несравненным запахом.

Я прошла по зеленой ковровой дорожке к кафедре библиотекаря. Старушка строго взглянула на меня. Я покраснела, напрягла все душевные силы. Вряд ли получится, но все же?

– Здравствуйте. «Капитал», пожалуйста.

Неумолимая старушка отчеканила:

– Эта книга относится к категории «50+». Ваш идлет.

Я вздохнула и протянула правую руку. Идлет на запястье пиликнул. Сорок восемь.

– Не могу вам ее выдать. Можете ознакомиться с подборкой книг для вашей категории вот на этом стенде.

«Но сорок восемь – это же почти пятьдесят, – бурчала я под нос, пролистывая каталог на экране. – Так и состариться захочется!»

Библия входила в категорию «90+». Когда я пару лет назад пробовала выпросить ее полистать хотя бы в читальном зале, библиотекарь возмутилась: «Милочка, вам и названия такие знать рано!» Может, все же пойти на философский или богословский факультет? Но даже там, наверное, изучают только адаптированные издания или избранные фрагменты.

Библиотека в Игле № 66 хорошая, современная, я сюда часто наведываюсь. Зная мои предпочтения, система предлагает мне новинки о лингвистике и педагогике, классические романы на французском и английском, аудиоспектакли, современную отечественную прозу и много, много фантастики. Каждую неделю выходят сотни книг. В одной только Игле № 66 наберется не меньше дюжины хороших писателей, и их новинки мне советуют прочесть в первую очередь.

На восемьдесят восьмом этаже (ровно на сорок этажей ниже меня) живет Дорофей Пискарев, классный фантаст, у которого смешались реализм, мистика, выдумка, юмор и много чего еще. У него как раз вышел небольшой сборничек, о котором на днях он говорил в интервью. Я решила поддержать «соседа», провела оплату и отправила книгу на принтер. Отлично, есть пара минут на кафетерий.

В кафетерий я пришла не вовремя: туда как раз примчалась на перекус орава детей из-за ультрапрочного стекла. В такие моменты я не жалею, что дала подписку о неразмножении. Сжавшись в своем уголке и нервно постукивая ложечкой о край чашки, я смотрела на выплеснувшееся из детской секции безумие. Нынешние родители, похоже, их вообще не воспитывают! Бумажные стаканчики и одноразовые приборы стали снарядами, салфетки – материалом для оригами, крошки сыпались на пол градом, напитки разливались по столам липкими лужами. На весь этот хаос я взирала с таким ужасом, будто мне за ними убирать.

– Извините, можно здесь сесть? – вежливо рявкнул кто-то над ухом, перекрывая гвалт.

Я обернулась. Это была та самая грустная девочка. Я кивнула и съежилась еще больше, словно она атаман этих разбойников. К моему счастью (и к счастью заведующей кафетерием), большая часть детей вскоре лавиной выкатилась обратно в детскую секцию. Грустная девочка осталась. Она тыкала ложкой кремовую розочку на пирожном, будто сладостями ее кормили трижды в день, а овощи давали только по праздникам.

– Что грустишь? – не выдержала я.

В наступившей тишине показалось, что слова откликнулись эхом.

– Мне одиннадцать. А последнюю часть «Гарри Поттера» можно читать только в двенадцать.

«Хо-хо, кто-то тоже любит классику!» – подумала я.

– А еще в детской секции невозможно читать. Все время шум, и наушники не помогают. И кто-нибудь обязательно стукнет колбасой по голове. И вообще…

Девочка шмыгнула носом. Почему-то вспомнилось, как в юности, перед тем как устроиться на полную ставку на филологическом, я была репетитором. Как водили ко мне вот такую милую, умненькую, печальную девочку готовиться к экзаменам.

– В кафетерий библиотечные книги выносить нельзя, во взрослый зал меня не пускают. А еще мама и отчим сказали, что я люблю книжки, а значит, отлично и бесплатно проведу время в библиотеке. Запихнули меня сюда, а сами сбежали на танцульки…

Девочка чуть не плакала. А у меня внутри клокотало нечто, чего мне явно недодали в детстве.

– Как тебя зовут?

– Яра.

– А меня Марта. Яра, у вас в детской секции есть ножницы и клей?

Она недоверчиво посмотрела на меня: спохватилась, что с незнакомыми тетеньками лучше бы не общаться.

– Есть, – неуверенно сказала девочка.

– Вынеси мне их, пожалуйста.

Она послушно принесла, что я просила.

– А теперь подожди меня здесь. Ешь свое пирожное медленно-медленно, хорошо?

Чувствуя себя совратительницей малолетних, я подошла к электронному терминалу подальше от кафедры библиотекаря. Отправила в печать шестую и седьмую части «Гарри Поттера». Через несколько минут забрала из лотка еще теплые толстенькие книжки и тонкий сборник Пискарева. Пошла с книгами в туалет. Ни один датчик не пикнул: ведь эти книги я оплатила и могу идти с ними, куда захочу.

Не хуже киношного шпиона взялась за дело: срезала обложки с обеих частей гепталогии и на последний том приклеила обложку предпоследнего. Не идеально, но никто присматриваться не будет. Лишнюю книгу и обложку отправила в утилизатор. Вернулась к девочке, чувствуя себя преступницей («Административное правонарушение! А пиво подросткам тоже купишь?»). Протянула ей книгу.

– Вот, Яра, держи.

– Но я же эту читала…

– Ты загляни внутрь, – поторопила я, нервно катая клей-карандаш по столу.

Девочка заглянула. Прочитала несколько строк. Подняла на меня сияющие карие глаза и крепко прижала книгу к груди.

– Спасибо! – прошептала она. – Теперь я даже хочу, чтобы мама подольше задержалась на танцульках!

– Не за что. Эта книга оплачена, так что ее можно читать в кафетерии. Да, не забудь занести ножницы и клей обратно.

– Не забуду, – заверила девочка.

Но она явно забыла и о канцпринадлежностях, и обо мне, и о родителях, и вообще обо всем на свете. Ухмыльнувшись, как и положено совратителям, я прихватила свой томик Дорофея Пискарева и направилась к экспресс-лифтам. Кажется, я знаю решение проблемы с «Капиталом» и Библией. Надо просто задружиться с дерзкой и сострадательной старушкой.

***

Эля ждала меня на стопятидесятом этаже, в зоне ЗОЖа. Мы с ней давнишние подружки. Когда-то Эля тоже давала подписку о неразмножении, но шесть лет назад вышла замуж и нарушила эту подписку. А потом нарушила снова. Теперь она себя называет матерью-рецидивисткой.

– Ну где ты ходишь? – притворно возмутилась подруга. – У меня ровно три часа на болтовню и стройность.

Болтовня у нас всегда на первом месте, понятно.