Я сердца дверцу приоткрыла. История моей жизни и очень правдивые рассказы

Да о чем писать-то?! Не о чем. Подвигов не совершала, открытий не делала, особыми талантами не наделена.

– Напиши о себе, – пронеслось где-то в глубине души.

– О себе? – мысль показалась странной, но какой-то родной.

– А что можно написать о себе? – продолжила я внутренний диалог.

– Да все, как есть напиши, только очень естественно и искренне.

Честно говоря, я обрадовалась тому, что это было простое задание. В Африку лететь не надо, с парашютом прыгать (или без) тоже. И прочая бредятина, которая могла влезть в голову в моем состоянии.

– Написать можно, только кто это будет читать? – снова допытывалась внутри себя я.

Потом в голову полезли мысли о прочитанных мною автобиографических книгах, которые поддерживали меня в трудные минуты, как ни что другое. По нескольку раз я переслушивала уже не единожды прочитанную аудиокнигу «Убежище», казалось, знаю ее наизусть. Но стойкость героинь вновь и вновь помогала переносить мне свои беды.

А вдруг, что-то из моей биографии тоже поддержит, поможет или хотя бы развеселит кого-то? – предположила я. В конце концов, как говорят, попытка не пытка.

С того момента во мне укоренилось желание написать простую книгу о себе.

Но самое удивительное было в том, что уже на следующий день мне полегчало, и больше это ужасное состояние не возвращалось ко мне по сей день. Поэтому я с особым усердием и удовольствием принялась за дело, видя в этом особый небесный замысел.

А в чем он состоит? Пока я не знаю. Может быть мне, а, может, кому-то из читателей и откроется.

Итак, понеслись.

ДЕТСТВО

Отвернувшись к стенке, я лежу на белых чистых простынях большой больничной палаты и горько плачу. Первый день всегда тяжело, особенно такой домашней и застенчивой девочке, как я.

Так и проплакала весь тихий час.

А потом детям велели одеться и идти на полдник. Но не мне.

У меня постельный режим. И от этого еще тоскливее.

Одна девочка, проходя мимо моей кроватки, сунула мне в руку маленькую блестящую новогоднюю елочку на металлическом стержне из мишуры. И сказала: «Не плачь».

В другой раз я бы подпрыгнула от радости, получив такой подарок. А сейчас лишь была благодарна незнакомке за доброе отзывчивое сердце.

Мне тогда было около четырех лет…

Родилась я в типичной семье тех советских времён. Жила в социалистическом обществе и мечтала о светлом будущем.

Только «светлое» в моем детском понимании означало здоровое, без болезни.

Заболела я рано, в полтора года. Конечно, этого я помнить не могу, знаю со слов мамы болезнь запустили, лечили-лечили да не от того и не там. Короче, инвалидом я стала ещё в детстве.

Об этом трудно говорить. Все, что связано с больницами, врачами, болезненными процедурами – это сплошное горе. Детское безутешное горе и слёзы.

Но когда мое состояние улучшалось, и я вливалась в обычную детскую среду, то жить становилось вполне сносно.

Изредка по выходным я гуляла с родителями в парке Горького.

Ела мороженое и в предвкушении стояла в очереди на скоростной аттракцион. Аттракционы были моей слабостью. Вот когда я испытывала минуты восторга и счастья!

Уже с ранних лет каталась на них одна. Папа «каруселиться» наотрез отказался, а мама, откатавшись со мной пару раз, решила, пусть катается одна. Всем было дурно от скорости.

Надо заметить, что в Союзе не наблюдалось таких экстремальных аттракционов, как сейчас. Поэтому, чтобы получить хороший выброс адреналина, надо было выбрать самый угарный аттракцион и прокрутиться на нем минимум пару раз.

Когда это удавалось, день был прожит не зря! А то и весь месяц, до следующего раза.

В обычные дни меня водили гулять в маленький парк им. Милютина, который рядом с бульварным кольцом. Ну что там? Горка, качельки, песочница и бревно. Вот, собственно, и все развлечения. Нет, конечно, там было много зелени, дорожки, статуи, кафешка какая-то и даже фонтан! Обычно фонтан не работал, воды в нем не было, и развлечение маленьких детей состояло в том, чтобы папа (или другой сильный взрослый) опускал их за руки на дно фонтана. Счастливые дети бегали по старой корявой плитке дна минут, эдак, пять, а потом их за руки обратно втаскивали «на поверхность». Такой вот «аттракцион» местного значения.

На горке тоже можно было словить скорость… Но там часто гурьбилось много детей. А их я побаивалась. Не самих детей, конечно, а их прыткости. Толкаются, пихаются. А я, слаба физически, на мне все хуже заживает, да и больно мне коленки сильнее, чем другим.

Вон, тот встал, отряхнулся и побежал снова. А я после падения минут пятнадцать в себя прихожу.

Помню, папа учил меня ходить по бревну. Ему очень хотелось, чтоб я не росла нюней. Однако его надеждам не суждено оправдаться. Нюня я ещё та, хоть и научилась это тщательно скрывать.

Так вот позже, уже гуляя с бабушкой, сказала ей, что по бревну хожу легко! Видимо, когда папа шел рядом, я и правда чувствовала уверенность.

Вскарабкалась на бревно. А бабуля маленькая, где-то там внизу, да ещё идёт не в шаг со мной. Короче, с бревна я шлёпнулась. Коленку разбила. Хорошо так разбила. На лавочке сидела, ревела, пятак прикладывала и газетку, намоченную в холодной воде. Ну скажите, кто станет с разбитой коленкой на лавочке сидеть с пятаком и газеткой?! Только Ира. Если бы там кровь хлестала, то понятно. А так только синяк да шишка. Обычное дело для любого ребенка! Но я не любой. Я особенный ребенок. Больной.

ВОСПОМИНАНИЯ

Сама бабушка была по жизни отважная. Родилась она в 1919 году. Времена тяжёлые. Разруха послереволюционная. Да ещё отец у них алкаш. Сапожник и алкаш.

Лихо жене и детям от него доставалось. Пропивал все. А потом буянил. Кидался на жену и двух младших сыновей. Бабушка редко об отце вспоминала, но чувствовалось, что воспоминания приносят ей боль. Собственно, и вся информация о моем прадеде.

Когда я росла, бабушкиных родителей в живых уже не было. А ее братьев совсем молодыми убили в Великую Отечественную Войну. Так что из их рода никого не осталось. И все свои силы моя любимая бабушка устремляла на меня.

Со всем патриотизмом!

Однажды бабушка ради меня полезла кататься на «Ромашке»! Ну, потому что одну отпустить не рискнула. Сиденья на аттракционе высокие, а бабушка маленькая ростом. Меня-то она посадила, а сама влезть не может. Билетерша ей стульчик принесла! Вы видели когда-нибудь бабушек, залезающих на аттракцион со стульчика? Нет? Вот не повезло! А я видела. И запомнила до сих пор. И всегда буду помнить. Потому что это бабушкина любовь полезла на стульчик, запихнула какую-то таблетку в рот и, закрыв глаза, понеслась со мной по кругу выше верхушек самых высоких деревьев.

А ещё бабушкина любовь делала много всего необыкновенного. Шила мне костюм Красной Шапочки, балерины, цыганки и даже Аллы Пугачевой! Петь я очень любила. И пела исключительно эстрадные песни, а не какие-нибудь там детские песенки. Особенно, конечно, репертуар Аллы Пугачевой находил отклик в моем сердце. Платье у певицы было тогда с рукавами-крыльями. И у меня такое. Условием любого моего концерта было то, что зрители-гости начнут вызывать меня на бис и искусственными цветами закидывать, когда я скромно склоняюсь в реверансе. Забавно вспоминать.

А ещё бабушка могла, расстелив на полу газетку, встряхнуть на нее целое ведро мусора, потому что я потеряла свою любимую игрушку – Гиппопотутика – в полмизинца величиной. Там, в мусоре, его тогда и нашли.

В детстве бабушка водила меня в баню. У бани было два назначения. Помыться (в бабушкином доме не было горячей воды) и попариться. Как известно, старинный русский метод для поправки здоровья. Думаю, бабушка очень верила, что походы в баню придадут моему организму сил.

У меня была специальная шапочка и шлёпанцы, как у заправских банщиц. Но моя парилка начиналась и заканчивалась на самом входе. И веником меня пошлепали легонько только пару раз. Кожа у меня нежная, тонкая, да и врачи не разрешали многое. Например, плавать в водоемах и загорать. Когда-то летом бабушка разрешила мне позагорать, а врач потом отругала за это мою маму.

Вообще-то детство с бабушкой проходило насыщенно и интересно. Каждый день прогулки. То к соседке в гости, то на демонстрацию с бумажными цветами (а это два раза в год!), то в галантерею. Сейчас нет таких магазинов. А в Союзе были. И для меня лет до десяти они были самыми интересными магазинами в мире! Исключение составлял только большой Детский Мир.

В галантерее бабушку можно было «раскрутить» на то, что нынче принято называть словом «бижутерия». А я, ох, как тяготела ко всяким кулончикам и перстенькам! Кольца дед брал на завод и распиливал, чтоб поджать их под мои пальчики. Так я и выхаживала по квартире в перстнях и цепочках. На улицу мама строго настрого запретила в них выходить. «А почему?» – мысленно недоумевала я.

Моя мама была самая-самая мама в мире! (После Карлсона, конечно). Она славилась безупречной внешностью и вкусом. Всегда хорошо причесанная, с начёсом, как было модно в семидесятые, стройная, высокая и пахнущая французскими «Клима». Раз в полгода (мне так запомнилось) папа дарил маме флакончик дорогих и редкостных по тем временам духов, и все в нашем доме потрясающе благоухало ими. Но однажды мама разлила полфлакона дорогущего парфюма на новенький палас. О, Боже! Как болела голова! С тех пор моя любовь к духам и охладела. (Надо заметить, вернулась она не так уж и быстро, лет тридцать спустя.)