Не делай добра

– Личность установили, – кивнул опер. – Имя – Евгения Дробыш.

– Замужем?

– Нет. Приехала из Ижевска.

– Родне сообщили?

– Детдомовская она.

– Что же ее в Питер-то понесло? – удивился Антон.

– А что ее держало? – пожал плечами Белкин. – Раз нет семьи, то любое место сгодится!

– Это Питер-то – любое?

– Оставим философские споры! – вмешалась Алла. – Но вопрос интересный: почему Дробыш приехала именно к нам?

– Ничего удивительного, – ответил Дамир. – У нее подруга здесь.

– Тоже детдомовская?

– Верно, но у нее, кажется, родная бабка имеется. Вроде девица неплохо устроилась, вот Евгения и решила к ней податься, когда на родине не сложилось.

– С подругой удалось поболтать?

– Нет пока, но я поговорил с соседкой Дробыш. Они снимали квартиру на двоих.

– Она в курсе, от кого была беременна Евгения?

– Говорит, та не рассказывала.

– Может, мужик женат? – спросил Шеин. – Так обычно и бывает!

– Ольга не в курсе. Она любовника не видела, но, когда поняла, что Евгения беременна, начала спрашивать. Дробыш напустила на себя загадочности, но проговорилась, что скоро, дескать, все изменится и она заживет наконец по-человечески. Может, сказала, даже дело свое откроет.

– То есть мужик ей что-то пообещал, когда узнал о ребенке? – уточнил Антон.

– Похоже на то.

– Вдруг подруга, из-за которой она приехала, знает, кто наш таинственный папаша? – задала вопрос Алла.

– Ольга передала мне записную книжку жертвы. Известно, что подругу зовут Эля, но надо изучить контакты. Саня, займешься?

– Ладно, – вяло отозвался Белкин. С одной стороны, он понимал, что возня с данными – неотъемлемая часть оперативной работы, но ему гораздо больше нравилось «топтать землю», нежели сидеть, уткнув нос в бумажки.

– Получается, мы можем заключить, что пока ничего общего между жертвами не найдено, – подытожила Алла. – Кроме того, что все они были беременны. Ну и еще одно: Гуревич и Иродова найдены в двух кварталах друг от друга. Зато остальные – в противоположных концах города, так что вряд ли территориальный признак здесь основной! Либо мы плохо искали, либо искали не там. Насчет Дробыш: надо во что бы то ни стало встретиться с этой Элей! Четыркина: необходимо найти ее бойфренда, который любит распускать руки. Насчет приюта «Дочки-матери» я еще подумаю – здесь необходим тонкий подход.

– Этот ваш Мономах, Алла Гурьевна, занятный мужик! – хохотнул Шеин. – Надо же, собственное расследование провел!

– И, что интересно, с успехом, – вставил Дамир. – Он наш конкурент, Алла Гурьевна. Как насчет взять его в команду?

– Плохая идея, – поморщилась Алла. – Каждый хорош в своем деле. Князев – отличный врач, но он не сталкивался с по-настоящему опасными людьми. А мы имеем дело именно с такими: кто, по-вашему, может запросто угробить нескольких беременных женщин?

– А что, если связи между преступлениями не существует? – неожиданно спросил Белкин. – Что, если женщин убили по разным причинам?

– Вот потому-то мы и должны побольше узнать об их ближнем круге, – согласилась Алла. – Начальство только обрадуется, если оправдаются ваши предположения, Александр, ведь никому не нужен маньяк, разгуливающий по городу и уничтожающий будущих матерей!

– Две женщины делали аборты, – задумчиво произнес Дамир. – Если это все-таки маньяк, вдруг он мстит?

– За нерожденных детей? – недоверчиво изогнула бровь Алла. – А способ убийства для него неважен, вы хотите сказать?

Ахметов кивнул.

– И такое возможно, – согласилась она. – Но как быть с тремя другими?

– А вдруг они тоже намеревались?

– И это не исключено. Давайте искать гинеколога, но не забываем и о других задачах. Пока что у нас – поле непаханое!

* * *

Мономах еще не поднялся на крыльцо, когда дверь его дома распахнулась и оттуда выскочил Жук, гигантское лохматое чудовище породы ирландский волкодав. Пепельно-серый, с огромной головой, Жук доходил Мономаху до пояса, когда стоял на всех четырех лапах. Вид он имел угрожающий, и никому не пришло бы в голову покуситься на хозяина в присутствии столь пугающего существа – да даже просто приблизиться! Между тем Жук был нежнейшим псом, который, однако, мог запросто повалить на землю любого, кто только подумает о том, чтобы причинить вред Мономаху. Строго говоря, Жук принадлежал его сыну. Артем принес щенка, когда тот был не больше плюшевого медвежонка, но из-за постоянных разъездов и сборов сын бывал дома так редко, что вырастил Жука Мономах. И именно он стал его настоящим хозяином. Когда Артем приезжал, пес дежурно радовался, с удовольствием позволял себя ласкать и гладить, но подчинялся он только одному Мономаху. Артем не ревновал, признавая, что это справедливо.

То, что собака на свободе, говорило о присутствии домработницы. Дом, построенный на «олимпийские» деньги Артема, располагался в поселке Пудость, что недалеко от города Гатчины, в часе езды от Питера. Гатчина главным образом знаменита тем, что там находится замок императора Павла Первого, русского Гамлета, как его называли из-за жизни под постоянным давлением великой матери, Екатерины Второй, и трагической безвременной кончины в результате заговора придворных. Пудость представляет собой сборную солянку из таунхаусов, частных деревянных домов и коттеджей, выросших там за последнее время как грибы после дождя. Мария Семеновна Боткина жила по соседству, в той части, которая не относилась к элитной территории. Она была одинокой, активной пенсионеркой, и ей не мешал небольшой приработок, получаемый от Мономаха. Мария Семеновна прибирала, стирала белье и иногда готовила еду для своего вечно занятого подопечного. Брала недорого, зато имела возможность в любое время пользоваться услугами дипломированного врача и его связями, если приходилось ложиться в больницу.

Распахнув дверь, Мономах вошел, спотыкаясь о крутящегося под ногами Жука.

– Вернулись? – раздался голос из ванной комнаты на первом этаже. Через минуту показалась и сама домработница. – А я тут стирку затеяла, вещей накопилась тьма. И откуда столько, ведь один живете-то!

Мария Семеновна выросла в сельской местности, а потому ей невдомек, зачем одинокому мужчине каждый день менять носки, рубашки и футболки, а также раз в неделю постельное белье. Несмотря на свои взгляды, она не возражала стирать все это в новой стиральной машине, а потом гладить. Добрая душа, жалеющая человека, вынужденного обходиться без женской руки. Единственным, что раздражало Мономаха в домработнице, были ее намеки на необходимость вступить в повторный брак «с какой-нибудь хорошей женщиной», потому что «негоже еще молодому, солидному врачу болтаться в одиночестве, как «цветок» в проруби».

– Кстати, вы в курсе, что у вас крыша течет? – задала она новый вопрос, не дождавшись ответа на первый.

– Как это, ведь…

– Да-да, новая крыша, но – течет, я вам говорю!

– Придется рабочих вызывать, – обреченно вздохнул Мономах: вот как раз сейчас ему только бытовых проблем и не хватало! – Я позвоню…

– Зачем звонить? – перебила Мария Семеновна. – Вон, у соседей бригада дом строит. Из Таджикистана. Или Узбекистана… Или они из Казахстана? Короче, не важно, но ребятишки хорошие.

– Откуда вы знаете, что хорошие? – поинтересовался Мономах.

– Вас сутками дома нет, и вы ни с кем не общаетесь, а один паренек мне несколько раз помогал и даже денег не взял! Сархатом его звать. Надо дать мальчику подработать, а то бригадир у них – зверь, платит копейки и дерет три шкуры!

– Это вам ваш гастарбайтер поведал?

– Да что, у меня глаз нет? Я сама вижу – и как он их гоняет, и как на обеденный перерыв времени не дает, до темноты пахать заставляет. Когда Сархатик мне помогал, бригадира тут не было, а то бы он его живьем слопал!