Царство небесное

– Да ты кошка какая-то! Не думаю, чтобы еще кому-либо в наших краях удалось нечто подобное. И старый олух Жюстен не заметил с башни, как ты лезешь в замок, будто ночной воришка?

– Только не брани его! Да, он меня не заметил, но я ведь лез с той стороны, которой с его башни не видно. Ставь второго стражника, господин барон, если хочешь, чтобы твой замок был неуязвим.

Раймунд Лионский смерил молодого человека взглядом, в котором удивление мешалось с восхищением.

– Я был таким же... Таким же сумасшедшим в двадцать лет.

Эдгар продолжал смеяться:

– Думаю, и в тридцать. Да и сейчас, в шестьдесят два, ты, по-моему, такой же.

– Возможно, возможно, мальчик. Но, боюсь, сейчас мне уже не влезть по стене. Да и прежде у меня не было этакой ловкости. Ты вырос под стать своему прославленному прапрадеду Эдгару Овернскому, герою первого крестового похода. И как мне жаль, как же мне жаль, мальчик, что я не могу объявить тебя наследником нашего рыцарского рода!..

Это восклицание вырвалось у барона против воли. Тут же он быстро посмотрел на Эдгара, опасаясь, что вызвал у него обиду, но молодой человек смотрел на отца тем же ясным и безмятежным взглядом.

– У тебя ведь были наследники. Не твоя вина, что Господь Бог взял их к себе. И ведь ты любил их мать.

Раймунд вспыхнул будто юноша:

– Твою мать я тоже любил. Я бы женился на ней, не будь так упрям покойный король, мой родственник.

– Полно, отец, полно! Кто бы принял женитьбу знатного рыцаря на дочери кузнеца?

– Какое мне дело до чьего-то мнения?! – в гневе воскликнул барон. – Я ни у кого не спрашивал и не спрашиваю, как поступать. Другое дело – король. С ним я связан обетами и клятвой верности – его запрет значил многое. Думаю, у него была мысль женить меня на одной из своих племянниц, которую до тридцати пяти лет не удалось выдать замуж. Слава Богу, она умерла! Вот уж счастье-то было бы – жениться на старухе!.. Ну, а потом заупрямилась твоя мать...

Лицо старого барона при этом выразило искреннюю печаль, и Эдгар улыбнулся ему:

– Мама знала, что тебе это может повредить. И я был уже большой, дед учил меня своему ремеслу, обещал передать цех[8], что потом и сделал... А кто я был бы, даже женись ты на маме? Перед людьми все равно бастард, незаконнорожденный. А так у меня есть все, что нужно, да и ты дал мне сколько мог. Только сегодня Луи восхищался, какой я грамотный, как много знаю, как славно дерусь на мечах и вообще заявил, что я мог бы быть отличным рыцарем.

– Луи? – барон оживился. – Он вернулся? Значит, жив?

– Да, слава Богу! Хотя ему пришлось испытать столько бед, что я диву даюсь его выносливости. Послушай, отец, у нас с ним был очень странный и необычный разговор, и мне сейчас предстоит решить для себя важный вопрос. Но перед тем я хотел бы поговорить с тобой.

Старый барон насторожился:

– Руку дал бы на отсечение, не будь их у меня всего две, что этот малый подбивает тебя отправиться с ним в новый поход! Ведь король Филипп вот-вот отбудет с войсками в Сицилию, чтобы затем выступить на Иерусалим, и наверняка Луи Монтрей отправится с ним вместе. Нипочем не поверю, что тяготы похода с Фридрихом отбили у него охоту сражаться!

Эдгар кивнул:

– Ты прав, отец, прав. Что до меня, то я никогда не думал о такой возможности. Не пристало простолюдину мечтать о славе рыцаря.

– Ты не простолюдин! – резко возразил барон.

– Ну полупростолюдин, а это куда хуже. Лошадь есть лошадь, осел есть осел. А мул что такое? Недаром у мулов не бывает потомства.

Такие слова вырвались у Эдгара впервые в жизни. Он никогда ни о чем подобном не думал, никогда не сетовал на свое происхождение, никогда и никого ни в чем не упрекал. Казалось, его самого поразила неожиданная мысль. Он покраснел и бросил на отца взгляд, в котором смешались смущение и раскаяние – меньше всего юноша хотел обидеть старика. Тот, однако, не смутился.

– Я знал, что рано или поздно ты станешь об этом думать. Тем более, что твой молочный брат – рыцарь, и вы с детства так близки. И что же? Ему удалось тебя уговорить?

Эдгар покачал головой:

– Если бы он мне предложил, к примеру, стать его оруженосцем, я бы, думаю, отказался. Мое ремесло мне нравится куда больше. Но он... он... Словом, я должен помочь ему в одном деле, и возможно, это откроет для меня новые возможности. Хотя все это и небезопасно.

– Что не безопасно? – не без тревоги спросил старый барон. – Что такого предлагает тебе Луи? Ох, чует мое сердце, он затеял какое-то безумное предприятие...

– Возможно, отец, возможно. Но что-то в этом есть!

– В чем? Ты мне расскажешь, что такое вы задумали, или будешь и дальше говорить загадками?

Эдгар улыбнулся. Ему нравилась горячность отца, она лучше всего прочего доказывала, что старый барон любит незаконного сына и дорожит им.

– Расскажу, – пообещал юноша. – Все расскажу тебе, но прежде мне нужно кое-что для себя решить. Помнится, ты обещал мне рассказать историю нашего знаменитого предка. Правда ли, что Эдгар из Оверни, твой прадед, тоже не родился рыцарем?

Барон встал и жестом пригласил сына тоже встать:

– Не совсем так. Не совсем так, мальчик. Рыцарем стал отец Эдгара, прославившийся воинским искусством и доблестью. Однако его сын так преумножил эту доблесть и славу, что из простого рыцаря, без имения, без достатка, без всяких привилегий превратился в одного из самых знаменитых людей Франции. Я давно хотел показать тебе записи, которые он оставил. Он ведь тоже был грамотным человеком. И тебе не лишнее узнать еще одну историю о первом крестовом походе. Однако, прочитав то, что я тебе дам, ты расскажешь мне о затее Луи. И потом мы поужинаем. Согласен?

– Еще бы! – воскликнул кузнец весело. – Ты ведь вернулся с охоты и уж явно не с пустыми руками. А я хоть и поел с утра, к вечеру уж точно проголодаюсь. Однако же ты, скорее всего, уже сейчас хочешь есть?..

– Не хочу! – возразил Раймунд. – Или ты забыл, что я люблю пробовать добычу прямо на охоте? Мы сегодня загнали кабана, и я сам всадил ему стрелу в сердце. Это было уже под конец охоты, и как было устоять перед искушением? Мы вырезали зверю печенку, поджарили над костром и съели по куску. Так что можно спокойно ожидать, покуда Флорестина без спешки приготовит ужин. Идем!

С этими словами барон прошел из зала в смежную комнату, служившую ему спальней, и, открыв большой старый ларь, вытащил оттуда толстую, переплетенную кожей книгу.

Глава четвертая

Во славу креста

«Ныне, в год одна тысяча двести двадцать четвертый от Рождества Христова, когда минуло двадцать пять лет со времени событий, о которых я хочу поведать потомкам, пришло радостное известие, что в своем логове умер свирепый зверь, более тридцати лет наводивший ужас на весь Восток. Мусульмане называли его демоном во плоти, а его слуг „стрелами шайтана“. Хасан ас-Саббах сгинул в преисподнюю! И как бы хотелось верить, что с его кончиной исчезнет и страшная община, которую он волей Врага рода человеческого создал и столько времени возглавлял!»

Красный! На ярком солнце песок красный! Словно горит! Переведя дыхание, Эдгар глотнул воды и передал флягу Салеху.

Сам между тем снял шлем, приподнял с шеи железную бармицу[9] и промокнул платком струйки пота. Пот, однако, потек еще обильнее.

– Сок твоего тела смягчает жар! – улыбнулся Салех и откинул с лица широкий конец тюрбана. Лицо араба было почти коричневое, а в рамке короткой черной бороды казалось еще темнее. Зато зубы юноши сверкали белизной.

– На дороге никого! – обеспокоенно проговорил он, глянув на полосу утоптанной земли, белеющую меж красноватых пятен песка.

– Дорога пуста, – согласился рыцарь Эдгар, удерживая коня. – Тебя это тревожит, Салех?

– Не зови меня так! – Молодой араб вновь улыбнулся. – Я принял веру Христа, и теперь мое имя – Иоанн! Да, если она опустела, значит, в Мосуле что-то стряслось!

Эдгар посмотрел на юношу.

– Ты думаешь, нам лучше туда не ехать? Но я не могу нарушить приказ Балдуина! Эмир Али-Аласар обещал нам хлеб, лекарства и соль. От этого зависит продолжение похода к Иерусалиму.

– Знаешь что? – Салех-Иоанн глянул из-под руки на пустынный горизонт. – Позволь, я доберусь до города и разузнаю, как там дела. Ты поедешь следом, сделаешь привал возле колодца. А вечером я прискачу к тебе.

Эдгар нахмурился: