Одинокая звезда

Так они расстались. Света тяжело переживала свое одиночество. Ее однокурсницы еще только бегали на первые свидания, а она уже побывала замужем и к третьему курсу осталась без мужа и с ребенком на руках. Кому она была теперь нужна?

А вскоре тяжело заболела мама. Ее положили в больницу и сделали сложную операцию на желудке.

– Наверно, мы досмотрим ее здесь, – говорили врачи, с сомнением глядя на истаявшую маму, – уж больно она слаба. Вряд ли выкарабкается.

Но мама выкарабкалась. Правда, работу ей пришлось бросить. Маме оформили инвалидность.

Пенсии за инвалидность, Светиной стипендии и тех копеек, что иногда приходили от Коли, на жизнь не хватало. Света устроилась уборщицей в соседнем доме. Надо было вставать очень рано, подметать и мыть подъезд, потом бежать в институт.

Учиться становилось все труднее и труднее. Света разрывалась между учебой, работой и домом. У нее стала часто болеть и кружиться голова.

Однажды по дороге в институт Света обнаружила себя лежащей на тротуаре. Над ней склонились испуганные прохожие. Оказалось, что девушка внезапно потеряла сознание – хорошо, хоть не на проезжей части улицы. Врачи признали у нее спазм сосудов головного мозга и прописали дорогие лекарства, отдых и хорошее питание. Институт пришлось бросить.

Света долго искала работу, где бы прилично платили и не было тяжелого физического труда. Но такая работа все не находилась. Тогда она снова стала убирать подъезд, а позже удалось устроиться нянечкой в ясли-садик. Туда же она пристроила и сына.

Жить стало полегче, но душа ее продолжала томиться. Ей так хотелось найти себе мужа! Такого, чтобы любил ее, заботился, дарил подарки, встречал с работы. Чтобы они вместе ходили на базар и по магазинам. И были бы у них жаркие ночи – ночи любви. И чтобы к сыночку ее относился, как к своему, – водил в зоопарк, играл и учил разным мужским делам.

Помогла ей женщина из соседнего подъезда, заделавшаяся профессиональной свахой.

– Ты теперь особо не привередничай, – учила она Свету, – в твоем положении выбирать не приходится. Какой согласится, за того и иди, ежели, конечно, он не алкоголик. Но я таких не держу.

Она и познакомила Свету с Николаем Федоровичем.

Николай Федорович был лысоват и старше Светы на целых двенадцать лет. Он работал инженером в НИИ и совсем недавно разошелся с женой, оставив ей и дочери квартиру.

Света не испытывала к новому знакомому никаких чувств, хотя он и показался ей человеком положительным. Но она заставила себя с ним встречаться в надежде, что со временем привыкнет и, может, даже полюбит. Все не одна.

Они сходили несколько раз в кино и один раз – в ресторан. После чего Николай Федорович явился к ней домой в качестве официального жениха.

Мать встретила нового жениха в штыки.

– Ты идиотка! – кричала она, не стесняясь незнакомого мужчины. – Тебе мало было неприятностей с Николаем первым, так тебе еще понадобился Николай второй? Потому и Николай, что ни кола ни двора! Ты посмотри на себя: в чем душа держится? Так тебе еще нужно чужие штаны стирать да аборты делать? Чтоб духу его здесь не было! Хочешь с ним жить, иди на квартиру – а Генку я вам не дам!

Красная, как рак, Света не знала, куда деваться от стыда.

– Предупреждать надо, – упрекнул ее Николай Федорович, выскочив на лестничную клетку, – что у тебя мать психопатка. Не, с меня хватит – этого я уже нахлебался по горло. Извини.

Больше Света его не видела.

– Ты что, ненормальная? – встретила мать сваха. – Нашла твоей разведенке мужика положительного, непьющего, согласен жениться был.

– А ты не лезь не в свое дело! – отрезала та. – Не нужен ей никто! Пусть сыном занимается. А еще узнаю, что сводничаешь, заявлю, куда следует.

Света не обиделась на мать, ведь та столько для нее сделала. Сама голодала, а дочке всегда старалась сунуть что-нибудь вкусненькое. Как она ночами не спала, когда Света болела! А когда родился Геночка, все заботы о внуке взяла на себя. Да и сейчас без нее Свете пришлось бы туго. Ни слова упрека не сказала она тогда маме, только проплакала всю ночь.

Выплакавшись, Света решила положить крест на мечтах о замужестве и, следуя примеру матери, целиком посвятить себя сыну.

Прошло несколько лет. На дне рождения у подруги она познакомилась с Алексеем. Роман их был бурным, но коротким. Подруга часто уезжала в командировки и к родне, оставляя Свете ключи от квартиры.

У Алексея была жена, а ей досталась роль любовницы.

Однажды в самые сладкие минуты близости раздался сильный стук в дверь. Барабанили так, что казалось – ее сейчас высадят. Хотя на двери был звонок. Стало ясно, что ломившийся к ним человек не в себе и что, скорее всего, это жена Алексея. Так оно и вышло.

Алексей махнул в окно, благо квартира находилась на первом этаже, а Свете досталось от разъяренной женщины по первое число. Девушка долго ходила с расцарапанным лицом. Пришлось врать, что на нее напала сумасшедшая кошка. Но самым страшным было не это.

Самое страшное обнаружилось позже – Света «залетела». Стосковавшись по мужской ласке, она забыла об осторожности и вот – влипла. Из-за слабого здоровья месячные у нее бывали нерегулярно, и она не обращала внимания на их отсутствие, пока ее не стало тошнить. Все законные сроки уже прошли, а за нелегальный аборт запросили такие деньги, каких у нее отродясь не водилось. Света металась, не зная, что предпринять.

Но когда обследование показало, что в ее теле бьются целых три сердца – одно ее собственное и два детских – она вдруг успокоилась и даже обрадовалась, что не убила сразу двоих. Она их родит – и будь что будет. Ну не умрут же они с голоду. Как-нибудь проживут.

Как ни странно, Людмила Ивановна встретила эту новость относительно спокойно. Конечно, она отругала Свету за «распущенность», но зато похвалила, что та не сделала аборта.

– Еще неизвестно, как бы все обошлось, – сказала мать, – аборт, да еще такой поздний – это очень опасно! А дети в доме – счастье в доме. Как-нибудь проживем.

Больше всех был огорчен этой новостью Гена. С ним перестали носиться, зато стали больше требовать. Чтобы свою кровать убирал, чтоб игрушки не разбрасывал. Все разговоры в доме теперь вертелись вокруг будущих близнецов. К их рождению стали откладывать деньги, которые прежде потратили бы на игрушки для него и на вкусную еду.

«А что будет, когда они родятся? – с грустью думал Гена. – На меня вообще перестанут обращать внимание. Хоть бы они подольше не рождались».

– Да ты радоваться должен! – внушала ему мама. – Ведь у тебя будут братик и сестричка. Или два братика. Или две сестрички. Я всю жизнь мечтала о брате или сестре, а у тебя их будет сразу двое. Ты не будешь больше один.

– Мне и одному хорошо, – хмуро отвечал сын. – На что они сдались? Ты теперь только о них и думаешь. Отнеси их лучше туда, где взяла.

– Эгоист! – возмущалась мама. – Весь в своего папочку.

Как будто Гена был в этом виноват. Сама выбрала ему папочку, так чего же теперь возмущаться?

Гене было странно думать, что где-то в мире есть человек, который является его папой. С фотографий на него смотрел высокий мужчина, чем-то неуловимо похожий на него – Гену.

Отец не написал сыну ни одного письма, не поинтересовался, как тот живет. За другими детками в садик приходили папы, брали их на руки, целовали, спрашивали, как прошел день, не обижал ли кто. А Гену никогда никакой мужчина не брал на руки.

Его папа не любил своего сына. Но за что? Этот вопрос часто мучил мальчика. Он мечтал, когда вырастет, найти своего папу и спросить об этом. Но с мамой Гена этими планами не делился.

Испугавшись угрозы не отпустить его к новой знакомой, Гена быстро-быстро заработал ложкой. Было невкусно, но он решил больше взрослых не раздражать. Правда, это мало помогло.

– Куда это он собрался? – насторожилась бабушка.

– К нашим новым низовым соседям. Они недавно переехали в наш дом. Мама и дочка – очень славные люди. Мы познакомились с ними в парке.

– Нет, о чем ты думаешь? Отпускаешь парня неизвестно к кому. Что за люди, чем они занимаются? Еще подцепит чего.

– Очень хорошие люди! – возмутился Гена, – а девочка – настоящая красавица!

– Рано тебе еще о красавицах думать. И нечего по хаткам шляться. И ты тоже хороша, – напустилась бабушка на мать, – потакаешь всяким глупостям. Пусть дома сидит.

– Нет, я пойду, пойду, пойду! – Гена подавился воплем и мучительно закашлялся. Слезы снова хлынули из его глаз. Он повалился на пол и принялся колотить по нему ногами. У него началась настоящая истерика.

– Пусть идет, – неожиданно твердо сказала мама, пытаясь поднять мальчика. – Это, наконец, мой сын, и я ему разрешаю. Ничего с ним не случится. Я сама с ним пойду – познакомлюсь поближе. Все-таки соседи.

– Потакай ему, потакай, потом наплачешься! Только тогда пеняй на себя.