Самая страшная книга 2024

– Да… – Горло пересохло, в затылке раскатисто гремел набат.

– Василий Долгов? – спросил незнакомый мужской голос.

– Зависит от того, кто спрашивает. – Василий взял бутылку и влил в себя остатки водки.

– …Звоню по поводу вашей жены и сына…

Девятый

…Проведать заболевшую Диану Романовну Васька пошел один.

Толька недавно получил хорошенький нагоняй от родителей за целый букет двоек, но больше за попытку соскрести одну лезвием, так что ближайшую неделю ему сулило выходить из квартиры лишь в школу.

Догорало бабье лето, последние теплые деньки собирались рассы?паться засохшими листьями.

Васька взлетел по лестнице, потянулся и зажал круглую черную кнопку. Зачирикали птицы.

Диана Романовна не открывала долго.

Дверь наконец скрипнула, и Васька поначалу не узнал женщину на пороге. Она стала тенью себя прошлой, побледнела, лицо осунулось, а под глазами появились огромные мешки. Она посмотрела на Ваську и тепло улыбнулась.

– Здравствуйте! – сказал он. – Как вы? Толька тоже хотел прийти, но…

– На пороге не стой, заходи.

Васька принялся расшнуровывать кроссовки.

– Мама тут вам собрала…

– Не нужно было…

Они вошли в комнату. На улице припекало, духота грозила родить дождь, но в квартире было холодно, Васька обнял себя за плечи, его взгляд скользнул по стенке, дивану, узорчатому ковру на полу и…

Он охнул, подбежал, упал на колени и не сдержал слез.

Рядом с диваном лежала разбитая камера. Васька аккуратно коснулся расколотой мечты и поднял глаза на Диану Романовну.

– Я… случайно уронила.

– Мне так жаль! Мне очень-очень жаль! Мы купим новую! Скинемся и…

– Скинетесь? – улыбнулась она.

– Да! Я знаю, что они дорогие, но купим попроще, не расстраивайтесь, и…

– Васёк-василек, я не расстраиваюсь. И ты не расстраивайся.

Васька кивнул:

– Фильм успели снять!

Диана Романовна села на диван, положила ладонь на голову Васьки и грустно сказала:

– Да, успели. Какой-то темный он у нас по сценарию, нет?

– Ужастик же!

– Да… Но в ужастиках герои обычно побеждают зло, а…

– Диана Романовна, – серьезно посмотрел на учительницу Васька, – ужастики для того, чтобы пугаться! И все.

– Знаешь, мне кажется, этот мир достаточно темный и без того… Нет просвета. И вот кого винить? Если это мы сами… вырезали из него все хорошее и упиваемся темнотой. Ножницами свет «чик-чик», и не замечаем больше. Кого винить в том, что, кроме темноты, ничего не остается?

Васька не знал, что ответить. Он не совсем понимал, о чем говорит Диана Романовна.

– В любом случае, – продолжила она, – кино пока не закончить. Я идеей загорелась, но ничегошеньки не продумала. Монтировать не на чем. Видак монтажный купить? Так я узнавала, там такие бабки… И не достать, даже если бы и были, если только из Москвы сына просить… Но денег нет, Васёк… Но посмотрим, придумаем что-нибудь. Если что, просто время хорошо провели. Вы там такие прикольные! А помнишь дядю Витю?! Ну, который колдуна играл? Как он над нами ухохатывался…

– Мы найдем… Я маму попрошу. У нее знакомый…

– Найдете, конечно. Хочешь забрать кассеты пока? Нет, правда. Пока ищем варианты…

– Нет. Пусть лучше у вас.

Ваське очень не нравилось выражение лица Дианы Романовны: она улыбалась, но будто по привычке. Словно натянула маску, за которой скрывалось другое лицо. Горькое, тоскливое, больное.

И он спросил напрямик:

– Случилось чего?

Диана Романовна помолчала, уголки губ опустились, в глазах блеснула влага, и Ваське сильно-сильно захотелось обнять ее, успокоить, сказать, что все будет хорошо. Он бы так и сделал, но она мгновенно встала, отвесила ему легкий подзатыльник и сказала:

– Сильно поругалась с сыном.

– Из-за чего?

– Ерунда… Я просто очень сильно боюсь остаться совсем одна. Я понимаю, у него своя жизнь, свои мысли, он далеко, но… Мне одиноко бывает.

– Так вы не одна. Я тут. И Толька. Мамке моей вы нравитесь, она вас в гости снова зовет! Ну, когда выздоровеете.

– Твоя правда. Не одна. Есть еще петух, собака и свинья.

Васька недоуменно улыбнулся, помолчал, а потом хрюкнул.

– Знаешь, как я их придумала? Я вам не рассказывала?

– Не-а.

На самом деле она говорила про это во время съемок летом, но Васька забыл, а признаться было стыдно.