Одна вторая

– Проверяешь меня, да? – я протянул свою руку, и, забирая бутылку, легко коснулся своими пальцами ее ледышек.

– А ты как думаешь? – она улыбалась мне, понимая, что я принял ее игру.

Я открыл вино складным ножом. Стоит ли говорить, что бокала тоже не было. Она глотнула из горлышка, протянула бутылку мне и уселась на соседний стул. Я сделал глоток и спросил:

– Тебе хорошо здесь?

– Да,– помолчав, добавила, – очень.

Я понимал, что кормил с руки дикую кошку, и одно мое неловкое движение – и я либо лишусь руки, либо лишусь ее.

– Зачем ты приехала сюда?

– Скоро пойму. Она неотрывно смотрела на озеро и говорила больше с ним, а не со мной. Я даже стал сомневаться, что она вообще понимает, что я тут.

– Завтра твоя группа сплавляется по Шуе и едет домой. Я еду в Хибины. Поедешь со мной?

Блин, что я творю то!!! Я сказал это, даже не намереваясь этого делать. Но я не жалел, просто ждал ее ответа. Вера долго молчала, потом глотнула вина и заговорила:

– Я влюбилась в Карелию со второго взгляда. Холод, дождь – оказалось, что это – ерунда. Край бесконечных озер, теплых камней, разноцветного мха – это все – мое, я люблю все это, понимаешь? – первый раз она на меня посмотрела. Я заметил, что она держит в ладони камень, маленький, простой камушек, на привале, видимо, подобрала и сейчас играется с ним.

Потом она решила, что слов много уже сказала и опять перешла в молчаливый диалог. Мы смотрели друг на друга, и все было понятно без слов:

– Я испугалась Стаса, мне было неприятно.

– Я так не поступлю.

– А как ты поступишь?

– Буду ждать, пока ты сама ко мне придешь.

– А приду?

– Да.

Она нахмурилась. Произнесла вслух, будто продолжая мысль:

– Если бы тебя не увидела, закричала бы, наверное, – она поежилась.

– Я не совершу его ошибки, – в голове было пусто, полный штиль как на Онеге.

– Знаю, – она встала и подошла к перилам балкона, встала ко мне спиной.

– На вопрос ответишь?

Молчание бесконечное, словно брошенный в пропасть камушек.

– Да.

Я тоже встал, взял со стола зажигалку и сигареты, пожелал ей спокойной ночи и пошел вниз. Так я выиграл бой у дикой кошки. А я его выиграл, это уж точно!!!

6.

Во дворе ребята еще сидели, но было видно, что все уже устали и хотели спать. Я сел рядом с ними, решил, что все уберу, когда все разойдутся. Мне совсем не хотелось идти в нашу со Стасом комнату. Хотелось побыть еще на свежем воздухе. Еще минут десять все прощались, а потом разбрелись по спальням. Я остался один. На душе было очень противоречиво. Мысленно отодвинул разговор с Верой в дальний угол своего сознания, а сейчас пришло время понять и обдумать, как быть дальше. Она сказала мне «Да». Это односложное слово значило сразу все: она едет со мной, а самое главное, она будет моей. Я не думал в тот момент о Стасе, о том, как сложатся наши с ним отношения после этого.

Я механически убирал остатки со стола, чистил мангал, а моя голова в это время улыбалась сама по себе. В доме было тихо, все спали. Я представил тогда, что мы спим с ней вместе и почти физически ощутил ее в своих руках. Сердце мое затрепетало. В глубине души уверенность была стопроцентной: она будет моей, даже больше – она уже моя.

Причины нашего поведения часто остаются непонятными для других. Вот почему человек поступил как дурак, а не иначе, как было бы разумнее? Иногда мы даем волю своему сердцу, а оно, никому ничего не докладывая, ведет нас туда, куда оно чувствует, мы должны попасть. Тогда мне самому были не понятны мотивы моего поведения, почему так – я уводил Веру у Стаса. Это не было чувством соперничества, я не хотел сделать ему плохо. Мне даже было понятно, что переступив тогда через себя, я мог бы уехать один, тогда я еще смог бы ее забыть. Но сердце сказало иначе. Выбор был сделан, мой путь уходил с колеи размеренного ритма прямиком в Веру. А она, сама того не понимая, шла ко мне.

Она прекрасно видела, что Стас ей увлекся, понимала, что ему будет очень неприятно от ее решения поехать со мной, но ей было настолько все равно на его чувства, что она ответила мне согласием, не колеблясь, будто даже желая причинить ему боль. Зачем ей было это тогда? Пути Веры неисповедимы… она просто как зверь шла за своим инстинктом, она как никто верила в судьбу и полагалась на нее мудро и наивно одновременно.

Вера была очень сильной, но такой слабой и беззащитной, что хотелось ее взять на руки как ребенка, прижать к себе и убаюкать на плече. Имидж отстраненной снежной королевы оказался фантиком. И я его начинал разворачивать. И мне только еще предстояло увидеть то, что было под ним скрыто.

В нашей комнате было темно и тихо. Стас спал. Рухнув на кровать прямо в одежде, мое тело уснуло моментально, а мозг все никак не мог выключиться. Я смотрел в темноту и пытался сложить мозаику под названием «Вера». «ВЕрнувшая РАдость» – для начала я так расшифровал ее имя для себя. Я прекрасно понимал, что рационально разложить на части Верину сущность не получится. Однако попытаться сложить из обрывков общую картину своего видения ее можно попробовать. Самый верхний слой – оболочка был неприступным. Она не открывалась первому попавшемуся человеку, оставляя на обозрение лишь свою внешнюю спорную красоту. Но если получалось прогрызть эту твердую скорлупу – можно было увидеть и прикоснуться к поистине прекрасной сердцевине. Тут было все просто – ни лжи, ни двуличия, только светлая Верина душа, излучавшая добро и радость жизни. Так она раскрывалась передо мной словно цветок лотоса, слой за слоем распускающий свои лепестки.

Мне снилось небо, пик Эльбруса. Я стоял на самой вершине, раскинув руки, дул сильный ветер, он не давал мне спокойно дышать, я захлебывался глотками воздуха, задыхался, в ушах звенело прозрачное «Ты познал счастье». Я мог смотреть сразу везде: вверх, вниз, в стороны, и всюду была бело-голубая бездна. Я мог прыгнуть также в любом направлении: вверх, вбок, вниз, я летел. Если бы какой-нибудь психотерапевт на групповом тренинге неудачников, алкоголиков или неврастеников попросил меня графически изобразить счастье, мой рисунок был бы закрашен сине-белыми красками, и это было бы небо.

Стас разбудил меня рано утром, чтобы подготовиться к последнему дню, собрать документы на группу и без проблем передать ребят на сплав.

Я сел в кровати, не стал придумывать никаких слов или оттягивать момент:

– Вера едет со мной в Хибины.

Стас сел на свою кровать и закрыл руками голову. Ему было больно:

– Она не любит тебя.

Спорить с ним мне не хотелось, доказывать ему и себе, что это не так смысла не было. Я и сам понимал, что она пока меня не любит. Ну не из тех она, кто влюбляется десять раз на дню. Эта, если полюбит, то раз и навсегда, как я! хотя откуда я мог знать, какая она? Я начинал понимать ее, совсем не зная, просто прислушиваясь к ней, наблюдая, будто вошел в заброшенный дом и не торопясь оглядывал его изнутри.

Стас же страдал от действий друга, фактически предавшего его, а он не способен был даже защититься. Он больше не смотрел мне в глаза.

Мы молча пошли на завтрак. Наши туристы вышли очень оживленные, балагурили, ели блины с морошковым вареньем, пили чай. Мы разложили карту Карелии и пальцами показывали посещенные нами места. Она сидела, лениво потягивая кофе, и смотрела в телефон. Стас наклонился к ней близко- близко, в какой-то момент она подняла на него глаза. Я не мог слышать, что они говорили, потому что над ухом у меня гоготали парни. Но через минуту я весь превратился в слух, ребята тоже немного поутихли, наблюдая за развернувшимся действием. Вера привстала и обняла Стаса за шею, дружески похлопывая его по спине как верного коня, а потом зашептала, касаясь его уха губами: «Мне очень жаль, прости меня, благодарю тебя, люблю тебя».

– Ой, она же медитирует с ним. Это «Хоопонопоно» – практика примирения и прощения, – пояснила для всех безграмотных приземленных существ Оля.

Она все повторяла и повторяла эти слова. Он замер. Над ними словно энергетический кокон создался, не подпускающий никого. Были только они двое. В этот момент мне хотелось убивать. Она села потом и, как ни в чем не бывало, стала доедать свой завтрак. Кто-то из ребят отметил:

– Ну вот, с одним попрощалась.

– Верусь, ты не баба, ты – угроза нации! Мы тебя здесь оставим!

Вера подняла одну бровь:

– Тебя самого надо тут оставить, будешь туристам на забаву вместо медведя.

Все загоготали. Правда, смешно было.

Потом мы на память маркером прочертили на разложенной карте пройденный нами маршрут. Вещи погрузили очень быстро, Стас все время молчал, не посмотрел на меня ни разу. Вера умела быть не заметной. Она попрощалась с ребятами, обняла девочек и прыгнула ко мне в машину. Я запихнул сумку с ее вещами в багажник и с усилием захлопнул его дверь. Вот так началась моя жизнь.