Маргарет и Кент

– Вы же медик и знаете, что у пожилых людей онкологическая болезнь может развиваться довольно долго. Она прожила после этого еще какое-то время, последний месяц находилась в хосписе, и в 1985 году мы ее похоронили. В Брюсселе на городском кладбище.

– О, боже! Бедняжка, Маргарет! Она так и не дождалась своего любимого советского разведчика?

– Нет… увы!

И тут он вдруг буквально ошарашил меня вопросом:

– А вам интересно было узнать, почему Кент к ней не приехал? Что с ним было в это время и потом? – заговорщицки подмигнул мне Мишель.

– Мишель! Не может быть! Вы что, его нашли? В это невозможно поверить!

– Да!

– Но как?

– До сих пор не знаю, как все так удачно сложилось… Вы ведь помните того писателя, Леопольда Треппера?

– Конечно, помню, он несколько раз приходил к Маргарет, когда она в первый раз лежала в нашей больнице. Ей тогда даже еще и не ставили в диагноз онкологию…

– Да, именно! Тот самый мужчина, после встреч с которыми она впадала в депрессию. Она его знала также и под именем Жан Жильбер.

– Да, именно так, я хорошо помню!

– Оказывается, Леопольд Треппер встречался с моим отцом после войны, он знал, что по крайней мере в шестидесятых годах, мой отец был еще жив, но ни словом не обмолвился об этом при беседах с Маргарет.

– Вот негодяй!

– Все гораздо сложнее. Когда он встречался с моей мамой, он, думал, что до того времени папа действительно не дожил! И надо отдать должное Трепперу, он первым все-таки открыл маме настоящее имя Кента – Анатолий Гуревич!

– Леопольд Треппер или, как мне привычнее, Жан Жильбер, как демон пронесся по судьбе ваших родителей, он действительно писатель?

– Да! И больше того, он написал книгу о брюссельской резидентуре, «Большая игра», где вывел образ Кента как трусоватого сибарита, который ради своей любовницы был готов забыть про все на свете! Помните это мамино кольцо с изумрудом? И эту надпись: «Ради тебя я готов на всё!» Безобидные слова любви на гравировке кольца стали для отца обвинением в предательстве и в последствии одним из параграфов в приговоре. Треппер думал, что и Гуревич давно умер, сгинул в советских лагерях, да теперь к тому же и дни Маргарет были сочтены, поэтому не опасался, что кто-то возьмется опровергать свободный полет фантазии в излагаемых им событиях. «Большая игра» – очень несправедливая, на мой взгляд, книга.

– Как вы деликатно об этом сказали…Полет фантазии? А ведь действительно, какая несправедливость! Если бы это было так, как придумал в своей книге Жан Жильбер, то Маргарет и Кент жили бы где-нибудь в Европе или в Америке – вместе долго и счастливо, а они… Всю оставшуюся жизнь стремились друг к другу! По крайней мере, Маргарет мечтала об этой встрече. А Треппер… Как он мог! Он очень плохой человек! И писатель плохой…

– Не стану оценивать его литературный талант, мне, конечно, очень неприятно было читать «Большую игру». Но что я бы ему сказал при встрече? Тем более, что Леонид Треппер умер почти сразу после того, как его книга была опубликована! Своей смертью… Он умер даже раньше моей матери! Ирония судьбы.

– Надеюсь, она не читала его книгу?

– Нет!

– Бог с ним, с Жаном Жильбером! Но как же вам удалось найти Кента?

– В Советском Союзе началась перестройка, потом не стало и самого Советского Союза. По мотивам книги Треппера уже в новой России сняли фильм «Красная капелла». Там акценты в сюжетной линии были несколько смещены – потому что в отличие от писателя сценаристам к тому времени было известно, что Кент, а точнее Анатолий Гуревич, не просто жив, а уже полностью реабилитирован. Впрочем, и там образ моего отца получился не слишком героическим. Даже наоборот. Потом фильм показали по испанскому телевидению, я совершенно случайно его увидел и связался с продюсером, потом со сценаристом, и в итоге у меня оказался телефон отца…

– Он жив! Как здорово! И где же он?

– Он живет в Ленинграде!

Как и положено профессиональному артисту, в своем рассказе Мишель взял небольшую паузу, чтобы усилить интригу, а затем торжественным голосом продолжил:

– Сейчас мой отец в Брюсселе! Да! Мы специально с ним так подгадали, чтобы встретиться. У меня были запланированы гастроли, а он приехал посмотреть и на меня, и на места своей молодости. Папа вчера был на моем представлении, а сегодня остался в отеле. Мне так непривычно еще говорить это слово – папа… А хотите, поужинаем вместе? Он до сих пор прекрасно говорит и по-французски, и по-испански.

– Да, конечно! Только отвезу детей домой.

Мы завезли моих мальчишек и сдали на попечение Пьера, а сами с Мишелем отправились в отель, где его ждал отец, Анатолий Гуревич.

Мы ужинали в ресторане при отеле. Напротив меня сидел тот самый мужчина, которого Маргарет любила всю свою жизнь! Как же все это удивительно!

Анатолий Гуревич, как и Мишель, был похож на французского артиста Фернанделя, только, соответственно, в зрелом возрасте. По моим подсчетам Кенту еще не было восьмидесяти лет.

Русский мужчина был невысоким, сухощавым и вполне энергичным. Как же жаль, что Маргарет так и не дождалась своего Кента! И какое же счастье, что хотя бы сын встретился, наконец, с отцом!

– Никогда не видела настоящих живых разведчиков, – призналась я, чтобы как-то начать разговор и расположить к себе собеседника, – а вот книг про них прочитала немало… Какая же интересная и опасная это профессия, сколько всего надо знать и предвидеть…

– В жизни все случается не совсем так, как в книгах, – усмехнулся Кент, он действительно говорил по-французски почти без акцента, – а точнее, совсем не так! Писателям свойственно все приукрасить, закрутить сюжет поострее, покруче. Чтобы читали, чтобы книжки покупали. И потом, книги про разведчиков стали писать не так давно. Уже после войны! В конце тридцатых годов, когда меня молодого лейтенанта, только что вернувшегося с войны в Испании, направили в московскую школу разведки, я и знать не знал, как там все происходит! Я и после школы разведки тоже толком ничего не знал.

Кент отложил в сторону свою курительную трубку и потянулся к пачке с сигаретами, которая лежала справа от тарелки Мишеля.

– Хорошие у тебя сигареты, сын. Вкусные! У нас тоже такие сейчас начали продавать. Я одну только возьму. Ты мне такие же купи, я сейчас денег тебе дам! Сколько франков надо? – обратился Кент к сыну.

– Оставь ты свои деньги! Сейчас официанта попросим, он принесет, – отозвался Мишель.

– Так через официанта будет дороже, чем если в баре купить, – подмигнул Кент, гордый, что знает и помнит про здешние порядки.

– Ты, папа, не отвлекайся, рассказывай! Мне тоже интересно!

Кент прикурил сигарету, сделал глубокую затяжку и продолжил:

– Меня тогда просто вызвали, куда следует, и спросили: «Вы готовы работать на благо нашей Родины? Речь идет о работе за рубежом… Разумеется, после прохождения дополнительной подготовки…» Я растерялся, что тут ответишь. Честно говоря, если после Испании я чего-то и хотел, так только повидаться с родителями и немного отдохнуть. Настроился, что к началу учебного года вернусь в свой Ленинградский институт» Интурист… А они мне: «У вас будет возможность и отдохнуть, и повидаться с родителями. Уж поверьте, такую работу мы предлагаем не всем вернувшимся из Испании». «Я понимаю. Я согласен!» Я даже представить себе тогда не мог, как можно было сказать: «Нет, я не готов служить своей Родине!» Или: «Я устал и просто хочу домой, к маме и папе!» Не принято у нас было так отвечать заместителю начальника Главного разведывательного управления. А они мне: «Вот и славно! Вам подготовят все необходимые документы. Завтра вы, как и хотели, поедете в Ленинград. Повидаетесь с родными. Потом отдохнете в санатории, в Кисловодске. Через месяц явитесь к нам, начнем спецподготовку. И вот, представляете, любимый Ленинград. Раннее утро. Привычный путь от Московского вокзала домой. Чемодан полон заграничных подарков. Я одет с иголочки и похож на иностранного гражданина. Девушки, спешащие рано утром на работу, оглядываются вслед. Красавец! Как жаль, что они не знают про то, что я – герой испанского Сопротивления и представлен к высокой правительственной награде – ордену Красной Звезды. А я пока не знаю, что никогда этот орден не получу, потому что Сталин, раздосадованный победой франкистов, одержанной через несколько месяцев, отменит все представления к наградам за участие в боевых действиях в Испании. Они будут лишь у тех воинов-интернационалистов, кто получил свои награды в самые первые годы Сопротивления.

Мой отдых кругу родных длился недолго. И вот я уже опять в Главном разведывательном управлении. Там принято решение поторопиться с организацией резидентур не только в самой Германии, но и в соседних с ней государствах. Про разведку я ничего не знал, думал буду радистом или шифровальщиком. Мне деликатно объяснили, что, да, основам радиосвязи и шифрования меня тоже обязательно научат. Но это не главное. «А что главное», – разумеется захотел уточнить я. И получил четкий ответ: «Строжайшая секретность! Никто, кроме обозначенных нами лиц, не должен знать ничего, что касается вашей работы. Даже родители!» Меня, разумеется, волновало, смогу ли я с ними переписываться? Просто сообщать, что я жив и здоров? И получил ответ: «Да, это мы сможем организовать. Мы сами будем сообщать им время от времени, что с вами все в порядке. А для этого вас следует очень хорошо обучить нашему непростому ремеслу».

Кент прищурился и продолжил свой рассказ:

– Меня, кстати, в тот день спросили, есть ли у меня любимая девушка? Я честно ответил, что нет! Влюбленности были, конечно, все-таки мне было тогда уже 25 лет. Я быстренько вспомнил всех, в кого был безнадежно и безответно влюблен и, на всякий случай, промолчал. Если что и было – так не взаимно! Тогда еще меня строго-настрого предупредили – про прошлых и будущих девушек придется забыть. Не просто предупредили, а это был приказ! Среди горничных, домработниц, дам легкого поведения или представительниц высшего общества вполне могут оказаться вражеские агенты. И это, как выяснилось, не единственное ограничение, которое предстояло осилить. Да, в разведшколе мы зубрили азбуку Морзе, овладевали навыками работы с шифровальными кодами, разбирались с устройством радиопередатчиков… Про суть работы толком ничего не объяснили, все, сказали, понятно будет в процессе. Как я потом догадался, мои командиры и сами не особо понимали, в чем эта суть. И как-то очень скоро, с документами на имя уругвайского гражданина Винсенте Сьерра, меня отправили в Бельгию…

– Вы испанский язык хорошо знали, откуда? – мне было интересно, сколько же лет надо было учиться, чтобы тебя приняли за уругвайца.

– После школы я полтора года учился в Ленинграде на испано-французском отделении института «Интурист», потом десять месяцев воевал в Испании. В ГРУ мне подробно объяснили, что один из вариантов легализации разведчика в иностранном государстве – проживание в чужой стране с паспортом советского гражданина, но под чужим именем и с занятием вполне легальной деятельностью. Тогда же еще было мирное время. Пока только в Испании шла гражданская война. Но это был не мой случай! Мне предстояла более сложная, многоступенчатая легализация. Из Ленинграда я добирался через Швецию и Францию. И два раза в дороге менял имена и, соответственно, использовал разные паспорта. Вот, пожалуй, и самые главные конспиративные хитрости того времени. По замыслу ГРУ,

Анатолий Гуревич превратится в путешественника из Уругвая Винсенте Сьерра уже в Бельгии. Молодой человек с таким именем приедет в Брюссель, чтобы заняться каким-нибудь бизнесом. Качественно изготовленный уругвайский паспорт, уверенная испанская речь и кошелек, туго набитый деньгами, помогут молодому разведчику сыграть непростую роль. Информацию я должен передавать под псевдонимом Кент. Псевдоним предназначен только для своих. Свои – это Центр и члены резидентуры. Все остальные – чужие.

– Так вы стали Винсенте Сьерра…

– Да! И еще мне в Москве дали наставление, вроде как совет – чтобы окружающие не сомневались, что перед ними настоящий уругваец, недостаточно только уругвайского паспорта и знания испанского языка. Надо как минимум знать обычаи и нравы Уругвая. И особенно города Монтевидео, откуда я, якобы, родом. Знать до такой степени, чтобы, случайно встретившись в Бельгии с каким-нибудь настоящим уругвайцем, не оказаться в ту же минуту в безвыходном положении. Пришлось мне в библиотеке изучить и зазубрить названия и расположение улиц, памятников архитектуры, садов и скверов в Монтевидео. Знать, какие деревья и цветы растут в Уругвае, какие сельскохозяйственные культуры выращиваются, есть ли промышленность. Кроме того, изображая в Европе бизнесмена из Уругвая, надо было вести и соответствующий образ жизни. Например, организовать какой-то реальный бизнес, вжиться в роль до такой степени, чтобы ни у кого из окружающих не возникало даже тени сомнения, что перед ними богатый уругваец. Даже в мелочах: в умении одеваться, носить шляпу, галстук, перчатки, вести себя за столом, в театре, в обществе, бранить прислугу. Сколько было таких ситуаций, когда я был близок к провалу! Казалось, вот-вот и все раскроется…

– Папа у меня очень эрудированный человек! – уточнил Мишель, – Просто поражаюсь, сколько он всего знает, как все помнит!