Простыми словами. Интервью

Почему вы поступили в Баумановский, а не в театральный?

Оба-на! Неожиданный вопрос! Вообще-то я собирался стать военным. Прошел все врачебные комиссии, вплоть до областной в Челябинске. Хотел поступать в Пермское ракетное училище, но в последний момент передумал, и мы с батей поехали в Москву. Поскольку школу я окончил с золотой медалью, на вступительных экзаменах мне нужно было сдать только физику. Я сдал ее на пятерку и поступил. Как, кстати, любят рассказывать артисты о том, как они приехали в Москву в рваных штанах, так же почти приехал и я, деревенский парень. Нас с батей поселили в общежитие, он переночевал одну ночь, утром мы сдали документы, и он уехал домой. Помню, как я пустил скупую мужскую слезу, провожая его на вокзале… Причем до этого я вроде не был слабаком – кротов в лесу ловил с седьмого класса.

Вы ловили кротов?

Почему вы так удивляетесь? В одиночку, в любую погоду. Продумывал тропы, много километров по ним проходил, расставлял капканы… И в дождь, и в грозу. Однажды, помню, пришел на место, а всю мою добычу похитила рысь…

Неужели вам не было страшно?

(Улыбается.) Конечно, было. Знаете, как говорят мудрые люди? Не боится и не сомневается только дурак и пьяница… Так вот, я продолжу про поступление – проводил папу, вернулся в общежитие, иду по длинному коридору, грустно, тоскливо на душе, навстречу парень в очках, постарше меня: давай силами померимся? Сели с ним за стол в моей комнате, руки на локоть поставили, ну я его и уложил, выиграл. Он спрашивает: каким спортом ты занимаешься? Отвечаю: хоккеем. Парень оказался третьим секретарем комитета комсомола института. Недели через две происходит смешной случай. Мы с ребятами покупали тогда молоко в треугольных бумажных пакетах, молоко выпивали, и в пакет наливали воду – такие маленькие бомбочки делали. Налил я как-то воду в такой пакет и бросил с восьмого этажа…

Ужас!

Ужаса, к счастью, не случилось. Пакет уже летит, а мужик, который проходил под окнами общежития, вдруг поднимает голову, и в окне восьмого этажа видит меня. Я попытался спрятаться, но он все равно вычислил номер моей комнаты и постучал в дверь. Деваться некуда, открываю, а на пороге стоит тот самый человек, с которым я на руках силами мерился, когда батя уехал. Он узнал меня, говорит: а я гири купил, тренируюсь. Как вы думаете, кто он сейчас?

Режиссер театра?

Нет, сильно холодно.

Первый секретарь комитета комсомола?

Ну почему вы не можете угадать? Он сейчас ректор МГТУ имени Баумана! Анатолий Александрович Александров. Мы увиделись с ним, когда мне вручали премию Правительства Российской Федерации. Вот такая жизнь интересная штука.

Разве физик может играть в хоккей?

А почему нет? Правда, сейчас временно не играю – год назад поскользнулся на льду, получил травму, даже сознание потерял. Надеюсь, скоро войду в форму. Но за нашу команду «Маяк Гранит», которая только формируется, болею очень. В прошлом году на разных турнирах команда завоевала шесть первых мест. Шестнадцатого октября будем играть в Ночной хоккейной лиге в Челябинске. Кроме того, примем участие в чемпионате Свердловской области. Для проявления личности очень важны равные возможности.

Вам снятся повторяющиеся сны?

Нет. Но сны порой бывают настолько неожиданными, что я начинаю задумываться – откуда они приходят? Снится, что на Луну собирается большая делегация, и я включен в ее состав. А так как я подчиняюсь Росатому, то почему-то прошу, чтобы мне разрешили взять с собой автомобиль «Геландваген». Мне разрешают, и на Луне я начинаю ездить на нем по лунным руинам.

Разве на Луне есть руины?

Нет, но во сне я еду именно по ним.

Вы когда-нибудь спрашивали у космонавтов, есть ли там жизнь?

Спрашивал. Они говорят, что в прямом смысле, в материальном, никого никогда там не видели, но большинство из них утверждают, что присутствие чего-то иного чувствуется. Даже в пространстве космического корабля.

Мне всегда было интересно, а у них есть примета посидеть на дорожку?

У них есть примета помочиться на колесо автобуса, который везет их на ракетный старт. Если уж вы начали разговор о чем-то, неподвластном разуму, расскажу вам историю, когда Раиса Максимовна Горбачева попросила своего мужа, чтобы он на даче Сталина в Кунцево приказал навести порядок. Горбачев вызвал Егора Лигачева, и они вдвоем поехали в Кунцево. Подмели во всех комнатах, вытерли пыль, и вдруг в одной из комнат увидели шкатулку. Начали ее открывать, она не поддается. Тогда Михаил Сергеевич говорит: Егор, принеси ломик. Лигачев пошел за ломиком, а Горбачев, не дожидаясь его, начал ковырять эту шкатулку. И вдруг шкатулка открывается, и из нее в полный рост появляется фигура Сталина – с трубкой во рту и раскачивающийся из стороны в сторону. Горбачев испугался, отхлынул, а подбежавший Лигачев спрашивает: Иосиф Виссарионович, а где у нас главный перестройщик?

Вы сталинист?

Нет. Я понимаю, что заставить народ работать можно только кнутом, одного пряника маловато, но сталинский метод слишком жестокий. Никакими коэффициентами не измерить количество страха, которое было тогда в стране. Возможно, для выживания страны это было нужно, но с точки зрения страдания людей – это ужаснейшая вещь. Людей держали в страхе, вынуждали писать доносы на друзей и соседей. Вынуждали делать то, что во все времена считалось подлостью. В споре между противниками и сторонниками Сталина объективности не будет никогда, но однажды столкнувшись с ситуацией, подобной тридцать седьмому году, я до сих пор вспоминаю ее с дрожью. Тридцать лет назад я нечаянно «наступил на ногу» одному товарищу в Трехгорном. Кошмар, который он мне устроил, врагу не пожелаю. Он собирал на меня досье, писал в Москву доносы, мстил, как умел.

Что было в основе его ненависти?

Оскорбленное самолюбие. Я получил пропуск на въезд в город (а я тогда служил в Москве и в отпуск приезжал к родителям), не спросив его особого разрешения. В моей любимой книге Виктора Смирнова «Тревожный месяц Вересень» есть замечательная мысль о том, что люди чувствительны к обидам, но только не к тем, которые они наносят сами.

Говорят, что в Озерске за последние три года сформировался культ личности Похлебаева…

Я против любого культа. Против «шестерок» и подхалимов. Мы пришли на завод и шаг за шагом стали делать бизнес «Маяка» эффективнее. Слишком много компаний в городе и области на льготных условиях раньше сотрудничали с «Маяком», и это сильно рушило производственную среду на предприятии. Наверно, мы идем как слон в посудной лавке, поэтому многие сейчас недовольны, но что делать… Те, кто за счет разных схем взаимодействия с заводом жил хорошо, теперь должен привыкать к другому образу жизни. Нельзя наживаться на том, что заработано всей страной – это мое глубокое убеждение. Нравится оно кому-то или не нравится, но менять его я не буду. Раньше даже асфальт укладывали некачественно, с недовложением. Если укладывать его пережженным или охлажденным, по верхнему слою это видно сразу. А вот определить недовложение можно, только если просверлить и померить. Вот этим и грешили в Озерске. Поскольку у «Маяка» с давних времен есть свой асфальтно-битумный завод, мы взялись помочь бюджету города и положили новый качественный асфальт. Демпинговали, доходили до неприбыльности, но подняли уровень качества и планку требовательности. Когда вы заедете в Озерск, вы поедете по Челябинской улице, а потом будет крутой поворот. Дорогу после этого поворота мы сделали в прошлом году. Была жара, и она получилась чуть-чуть как стиральная доска. Честно скажу, я расстроился, потому что для меня важно, чтобы любая работа была сделана только на «пятерку». Дорожники говорили мне, что такое допустимо, но я все равно решил проехать по качественным дорогам страны, чтобы убедиться лично. Дорога к Красной Поляне в Сочи уложена так же. Успокоился, когда в этом году другую часть дороги мы уложили лучше.

Правда, что эту новую дорогу в Озерске местные жители называют Похлебаном?

(Смеется.) Слышал такое.

Когда я попросила вас о встрече, вы сразу же согласились и назначили время. Когда мы с вами встретились, вы меньше чем через минуту сказали мне свое решение. Меня до сих пор удивляет эта скорость.

(Улыбается.) Думаю, что в моем возрасте я уже умею быстро принимать правильные решения. Когда начинаешь долго думать и анализировать, решения часто оказываются неправильными. Ум в этом плане мешает. Важно уметь услышать первую мысль. Ее дает Господь… Когда ты идешь сто шестьдесят, а тебе в лоб идет сотка, и ты уходишь в обочину влево, и вся твоя жизнь проходит перед глазами, и ты остаешься живой… Тогда ты еще больше начинаешь понимать, что кто-то по жизни тебя ведет и оберегает и оставил тебя на земле, чтобы ты еще что-то успел сделать…

Когда это было?

Пятнадцать лет назад. Мы ехали с тестем за мясом, и я зачем-то решил устроить гонки на трассе. Леонид Тимофеевич говорил: Миша, прекрати, но я не мог остановиться, пока меня не остановили…

Вы не боялись ослушаться тестя?

Нет, конечно. Он был моим другом, старшим товарищем. Мы могли выпить с ним водки, поговорить про жизнь… Он очень не хотел, чтобы я уезжал из Москвы, переживал наш отъезд… Через двадцать один день у него случился инсульт, а еще через двадцать один день мы его похоронили. Для меня эта потеря оказалась очень тяжелой… Не будем об этом, не хочу.

Вы любите смотреть на небо?

(Улыбается.) Особенно в августе, когда оно бездонное… Туманности нет – небо темное, а звезды яркие. Пятьсот миллионов галактик. Что там дальше, не представляю. Когда падает звезда, загадываю, чтобы на «Маяке» все сложилось так, как я наметил.

Если бы у вас была возможность хотя бы час пообщаться с Игорем Васильевичем Курчатовым, какой вопрос вы бы ему задали?

У меня к нему нет вопросов. Мне бы посмотреть в его глаза… Сказать, что мы достойно продолжаем начатое им дело. Спасибо сказать. То, что он сделал, – это подвиг.

Верни жизнь назад, что бы вы поменяли?

Ничего. Можно долго спорить, что первично: курица или яйцо, но ответа на этот вопрос никто не знает… В жизни все звенья между собой связаны. Когда я поступил в Бауманку, батя устроил прощальный ужин у костра. Мы собрались всей семьей, шутили, пели песни, смеялись, а потом папа спокойно, но строго сказал: ты всегда должен любить свою Родину и в любой ситуации оставаться человеком, чтобы никогда не было стыдно перед людьми. Не подведи нас, Миша.

Где для вас ваша работа?

Там, где сердце… Знаете, какая сцена в «Офицерах» для меня самая сильная? Когда главная героиня в поезде ночью изучает списки погибших солдат и видит фотографию своего сына… Смертельная сцена… Она не имеет права остановиться… Внук… Надо жить дальше… Служить людям, делу… Есть такая профессия – Родину защищать.

В жизни каждого человека однажды наступает время, когда он становится старше собственных мыслей. Когда он может ими командовать. Ставить по ранжиру, заставлять сдваивать ряды, равняться на главную мысль. И эту главную мысль отправлять в небо. Чтобы все получилось, как ты задумал. Чтобы твои дети и внуки были счастливы. Чтобы твои родители жили как можно дольше. Людей, которые так умеют, которые думают о мире во всем мире и любят небо и землю одинаково сильно, на самом деле не так много. Но именно они – своими мыслями, действиями и поступками – вращают Землю. Быть такими – их предназначение.[1 - Впервые опубликовано в журнале «МИССИЯ», 2017, №8 (144)]

Леонид Бейкин. Я обязательно к тебе вернусь

С Леонидом Михайловичем Бейкиным, лауреатом Государственной премии СССР, заслуженным изобретателем России, академиком, руководителем двух предприятий страны – оборонного завода «Сигнал» и Кыштымского машзавода, меня познакомил Александр Канцуров, владелец и генеральный директор Кыштымского машиностроительного объединения. Он называет Бейкина вторым отцом и своим главным учителем. Мы встретились на юбилее завода, куда из Санкт-Петербурга специально прилетел Леонид Михайлович. Он уже вышел на сцену для приветственного слова, а зал все не умолкал аплодисментами. Сила от него. Свет. Мощь. Величественный. На руках – кольца, в руке – трость. За праздничным столом он спросил меня: «вы курите?» Я смутилась, но мне помог Александр Николаевич. «С вами – да», – ответил он за меня. Это был красивый повод начать разговор, потому что курить при нем у меня бы не получилось.

Как долетели, Леонид Михайлович?

Замечательно. Летел в бизнес-классе, стюардессы приносили вино. Немного задремал, открываю глаза, девушка стоит передо мной на коленях: что вам принести, Леонид Михайлович? Говорю: принесите пепельницу, разрешите мне покурить. Она улыбается: лучше я принесу вам бокал вина.

Возможно, мой первый вопрос покажется вам неожиданным, но я все-таки его задам. Что вам ближе – балет или опера?