Королевская кровь. Огненный путь

И, когда она закончила, в душе воцарился мир. А может, она просто оцепенела и оглохла от волнения?

Старшая Рудлог, отряхнув исколотые ладони, в том же состоянии совершенной отстраненности пошла в купальню, и там отдалась в руки служанок и массажисток, и долго плавала потом в своем бассейне, любуясь на яркие пятна занавесок, растекающиеся в воде подрагивающей палитрой. Вернулась в покои, мельком бросив взгляд на разложенный на кровати свадебный наряд, на ларцы с драгоценностями, и села писать письма. Василине. Каролинке. Министру иностранных дел. Валентине и ее матери. Герцогу Лукасу Дармонширу. Марине. Алинке. Отцу.

И рука ее на этот раз была тверда.

День перевалил за половину, когда она позвала Сурезу с сестрой, встала перед зеркалом в спальне и приказала:

– Делайте, что нужно.

И через некоторое время забурлил дворец, оживая от быстро передающейся из уст в уста новости. Служанки вызвали на помощь целую толпу женщин, которые быстро и тихо разожгли тонкие ароматические палочки с ровным и успокаивающим мятным запахом. Застелили спальню яркими синими и белыми полотнами, занавесили ими же окна: началось таинство, и тонкий шелк колыхался от ветерка, и казалось, что вокруг – теплое и ласковое море.

По ткани на пол рассыпали зерна, морскую соль и пахнущие сладостью, солнцем и пылью сушеные фрукты. Принесли тонкие струнные инструменты, четыре девушки уселись по углам – и полилась по покоям восточная мелодия, успокаивающая душу. И песня – бесконечная, радостная, с пожеланиями долгой и счастливой жизни, плодовитости и покровительства Богини.

А остальные, боясь сказать хоть слово, чтобы госпожа, не дай боги, не передумала, подождали, пока Ангелина снимет одежду, и начали покрывать ее тело и лицо тонким узором из золотистой пасты, красить ладони и ступни. Ани молчала, и только иногда по телу пробегала нервная дрожь, и тогда принцесса начинала размеренно вдыхать и выдыхать свежий мятный воздух. Были бы здесь сестры – Вася с ее мягкостью, Марина с острым язычком, смешливая Поля, сосредоточенная Алинка, Каролина, которая тут же принялась бы ее рисовать, – и не было бы так страшно. Остро накатили одиночество и тоска: что же она делает здесь, среди чужих людей? Куда же она без родных? Как?

Захотелось бежать – но Ани осталась на месте; захотелось плакать – но она вздернула подбородок и сильнее сжала зубы.

Решила – иди до конца.

По покоям вдруг прошла теплая медвяная волна радости, и заскрипели плиты пола, выпуская из стыков цветы и травы, заполыхали магические светильники, взметнулись лазурные занавески, впуская порыв теплого разноцветного ветра, – он принес с собой тысячи цветочных лепестков, осыпал ими принцессу, огладил крепкими руками, сладким поцелуем коснулся губ, пощекотал затылок, разметал волосы.

Она изумленно посмотрела на все это и тряхнула головой, пытаясь сбросить застрявшие в волосах лепестки. Нории сообщили?

Служанки, уже не таясь, улыбались. С нанесением орнамента закончили, Суреза выскользнула за дверь и вернулась через некоторое время с блюдом, полным горячих медовых лепешек. За ней шла девушка, осторожно несущая прозрачный сосуд со странным розоватым напитком.

– Это традиционные невестины сладости. Чтобы были силы на ночь, госпожа, – с робкой улыбкой сказала Суреза, протягивая Ангелине лепешку и наполненный кубок. – И динара. Пейте, сафаиита. Ее делают из лепестков роз, фруктов и семи трав. И пьют ее один день в жизни, перед свадьбой. Она обостряет чувства и показывает богине правду. Пейте, шеен-шари.

«Силы на ночь?»

Опять стало страшно и жарко, и губы пересохли; женщины захлопали, засмеялись, подбадривая, – и Ангелина одним махом осушила кубок, пошатнулась. Ее поддержали – напиток был сладко-кислый, травяной, без алкоголя, но в голове пронесся ураганом, и обострились чувства и запахи, и начало отступать страшнейшее напряжение.

Орнамент на теле подсыхал, принцесса подкреплялась изумительно вкусными медовыми лепешками, а служанки поначалу осторожно, а затем, видя, как улыбается шеен-шари, уже весело начали подпевать девушкам с инструментами. На языке Песков, почти скороговоркой. Насколько она могла разобрать, то были шутливые советы молодой жене, как вести себя с мужем в первую брачную ночь и в дальнейшей жизни.

Паста высохла, ее смыли мягким освежающим маслом, и на белой коже остался цветочный орнамент, неожиданно яркий.

– Зачем это делается? – полюбопытствовала Ани, разглядывая узоры.

Она была сама на себя не похожа: голубые глаза казались больше и – Ангелина нахмурилась – испуганней, волосы – еще белее, губы – ярче. И тело выглядело словно статуэтка из светлого дерева, покрытая резной вязью. Диковатый вид.

Взгляд ее почти неприлично блестел.

– Старая традиция, чтобы обмануть злых духов, – охотно объяснила Суреза, с некоторой опаской открывая один ларец с жемчугами и второй с золотом. – Чтобы не узнали вас и не помешали свадьбе. Какое вы выберете, госпожа?

Ангелина усмехнулась: цветочный ветер, смех и невестин напиток прогнали страх прочь, – повернулась, переступая по пробившимся из пола цветам, придирчиво взглянула на драгоценности. Кто способен ей помешать, если она все уже решила? Только она сама. Выпила еще динары, подняла руки – и на нее надели тончайшую короткую сорочку с пышными рукавами, схваченными чуть ниже локтей золотыми браслетами, с золотыми же цветочными застежками на плечах, и одно за другим начали крепить к этим застежкам бесчисленные яркие цветные покрывала свадебного наряда. Надели под грудь драгоценный пояс – тяжелый, сжавший ее тело, – украсили запястья и щиколотки позвякивающими браслетами с многочисленными висюльками.

А Ангелине казалось, будто она слышит, как ходит Нории в соседних покоях – и звучат там мужские голоса, – и различает, как звенят посудой в огромной кухне, и шумят крылья приземляющихся драконов. А еще на грани слышимости то возникал, то пропадал странный гул: были в нем топот множества ног, и песни, и смех, и крики.

– Что это? – спросила она недоуменно.

Суреза понимающе посмотрела на нее.

– Город готовится к свадьбе, сафаиита. Вы сами всё увидите.

В спальне темнело – там, за синими занавесками, садилось солнце. Зажглись магические светильники, сильнее запахло мятой и цветами. Комната купалась в лазури. Волосы невесты увили жемчугом, накрыли голову синим вышитым шелком, спустившимся до пола, и надели сверху изящный золотой обруч, украшенный сапфирами и тонкими цепочками со вставками, стелющимися по вискам и затылку.

Женщины молчали, с шуршанием ступая по ткани, устилающей пол, – теперь нельзя было говорить с невестой, пока не станет она уже женой, – и в тишине этой гулко билось ее сердце, и принцесса выпрямлялась, каменела, необычайно остро чувствуя скользящий шелк на теле. Как быстро прошел день. Как скоро изменится ее жизнь.

Распахнулись двери спальни, открыли в холле двери покоев – там стоял и ждал ее Нории.

Великолепный: верхняя часть волос собрана на затылке в узел, остальные рассыпаны по плечам, – одетый в синюю длинную рубаху до пят, и поверх нее – такой же длинный белый шавран, расшитый золотом. Увидел Ангелину, склонил голову, улыбнулся с облегчением – и она шагнула вперед. К нему.

Прибывшая в Истаил с Четом, вернее, на Чете Светлана стояла у выхода из дворца рядом с мужем и знакомой ей Тасей. Много здесь было драконов и дракониц, много людей, и все беспокойно ждали молодоженов. Пахло травой, ярко светили магические фонари, затмевая звезды, и Света немного стеснялась любопытствующих взглядов и отступала за мужа.

Ей самой было любопытно, потому что она много слышала об Ангелине Рудлог, и от мужа в том числе, много читала сама, но так и не видела ее вживую. У супруги Энтери глаза тоже светились интересом.

– На месте жениха и невесты я бы сбежала через черный ход, – прошептала Тася Свете, кивая на обилие народа, и Светлана вздохнула понимающе. Каково будет невесте под всеми этими взглядами? Со стороны Чета раздался совсем не торжественный смех – он переговаривался с братом Владыки, и Света сжала его руку и улыбнулась сама, прислушавшись.

– Не откажет, – говорил он громогласно, – не в этот раз, Энти-эн. Красные – собственники, она уже заплатила за него кровью; теперь точно не отпустит от себя.

Энтери мягко улыбался. Светлане он очень нравился – добрый и теплый. Они с женой были неуловимо похожи и обладали той уютной притягательностью, которая отличает гостеприимных людей.

– Поверю, когда увижу на ней брачный браслет, – ответил он шутливо и вдруг прислушался, прижал палец ко рту и повернул голову в сторону широких дверей дворца.

Все затихли. Распахнулись створки, и рука об руку вышли из дворца удивительно маленькая женщина с покрытым узорами лицом и сверкающими ледяными глазами и Нории. Он выглядел очень необычно – но невеста! Света даже выступила вперед, чтобы разглядеть лучше. Несмотря на небольшой рост, Ангелина Рудлог приковывала все взгляды и принимала их с абсолютным спокойствием, с величественностью даже. Дракон рядом с ней смотрелся просто огромным – наверное, ее макушка едва достигала его груди.

Чет позади Светы усмехнулся; она повернулась и увидела, как он подмигивает невесте, и та едва заметно улыбается в ответ.

Свету кольнула ревность: она остро почувствовала, что уже очень большая и беременная, а изяществом и в лучшие времена не сравнилась бы с тонкой, как тростиночка, Ангелиной. Тут же подступили слезы, и Чет словно почувствовал это – подгреб ее к себе и куснул за ухо. Мол, что за глупости, Света?

Потом, когда скроется за воротами удивительная пара, она поворчит на него и пожалуется, а Чет, с удовольствием воспринимающий все ее собственнические порывы, расхохочется и заявит:

– Эти двое столько крови из меня выпили, что я чувствую себя их отцом, не меньше. Волновалась она очень, вот я и помог. Эх, жена!

Вот как его не ревновать?

Света улыбалась, прижавшись к своему дракону, но на всякий случай все же загадала, чтобы никто и ничто не помешало свадьбе.

Город не спал, светя синим и белым, город, накрытый звездной ночью, купался в голубоватом лунном свете, город был украшен лентами и огнями, как невеста, и сладко, волнующе пах южными цветами. И от запаха этого кровь становилась горячее, а рука крепче сжимала руку. Жители Истаила устелили путь от дворца до храма Синей тканями, усыпали лепестками, а сами скрылись в домах, наблюдая сквозь прорези ставень, как ступает по тихой улице Владыка, ведя за руку волшебную свою невесту, великую колдунью. Они пройдут к храму, проведут обряд и вернутся обратно – и, как только ступят за ворота дворца, жители вынесут на улицы столы, накроют их всем, что есть в доме, и будут пировать всю ночь и еще три дня после.

А пока – тихо! – нельзя! Не спугнуть бы удачу, не навлечь бы преждевременной радостью беду на эту пару. Жених с невестой молчат, и вокруг все должно молчать.

Город шуршал нетерпеливым дыханием тысяч людей и ветром, бросал жениху с невестой под ноги лепестки и водяную пыль с фонтанов. Совсем близко был храм. Ани, завороженная окружающей красотой, и не заметила, как они дошли. Перед ними открылись двери: женщины в одеяниях служительниц Синей подождали, пока пройдут они внутрь, в сумрак, – и захлопнули створки за их спинами.

Величественная богиня любви с чаячьими крыльями за спиной, поднимающаяся из слюдяного моря, смотрела на пару ласково и внимательно, и мозаичный лик ее светился, переливался голубоватыми и перламутровыми отблесками. Тих был храм, устеленный коврами, и только лазурная дымка от глубокого колодца у ног Богини стелилась по полу да поблескивал нож на маленьком столике. Пахло цветами и морем из чаши, стоявшей рядом, и усиливающийся ветер пел свои песни в высоких окнах, и огонь в светильниках разгорался все ярче, трещал все яростнее. И глухо, бешено стучало сердце красной принцессы.

Нории подвел ее к алтарю, наклонился, целуя в губы, – в полумраке его лицо, покрытое вязью, казалось совсем чужим, – и Ани жадно и отчаянно подалась навстречу, вцепилась ему в запястья, но Владыка высвободил руки и нажал ей на плечи, заставляя опуститься на колени. Лишь вздох слетел с ее губ – и она покорилась. И дракон, взглянув на нее сверху, опустился рядом.

Двое у алтаря, поклоняющиеся друг другу среди замершего в ожидании города.