Королевская кровь. Чужие боги

Люк плеснул хвостом – остатки рыбы унесло в море – и задрал голову. Змеедух сердито реял над ним, напоминая мать-орлицу, кормящую непутевого птенца.

«С-с-спасибо, – прошипел его светлость с огромной признательностью. Сонливость никуда не ушла, но притаилась где-то под затылком, выжидая, когда сможет взять свое. – За все. Я опять не с-с-справился».

– Ты научишшшься, – пообещал ему змееветер снисходительно и слегка укоризненно. – Жаль, что нетссс твоего учителяссс в живых, он многое не уссспел тебе объяссснить. А я не человек и во многом не знаю, как тебяссс учить. Но, – добавил он величественно, – я пригляжусссс за тобой, ссссколько сссмогу. Полетели, змеенышшшш, в твое гнезсссдоссс. Погреешшшься о красссную женуссс и поссскореее воссстановишшшься.

Люк вспомнил о Марине и нетерпеливо переступил передними лапами – так ему захотелось побыстрее к ней, под бок, в ее тепло. Так захотелось, что он замотал башкой и клацнул клювом, только чтобы унять желание тут же лететь в Дармоншир.

«Нет, – он махнул крыльями и поднялся, – сначала я ос-с-смотрю тут все. Вдруг Таммингтон где-то прячется? Я же увижу его ауру?»

– Дассс, – ехидно ответил змеедух, – и лучшшше бы ты об этом подумал до ссссрыва в ураганссс. Но тут нетссс твоего собрата, змеенышшш. Я никого из Белых не чувствую вокруг. Лети в гнездоссс.

Люк медленно, с усилием взмыл в воздух и начал подниматься к небесным потокам, которые должны были его подпитать. Вниз, на владения Таммингтона он старался не смотреть. Ему было тяжело.

Ведь так же, как замок лорда Роберта, мог бы выглядеть и Вейн, если бы не драконы и Марина с ее огненными птицами. В костре у Вейна могли гореть тела Берни, Леймина, Ирвинса, врачей, бойцов, слуг. Его дом был бы разорен и сожжен, а судьба женщин оказалась бы такой же, как судьба сотен захваченных аристократок. Насилие, рабство или смерть.

И, конечно, он расслабился рядом с Мариной и почти забыл о войне, хотя его, Люка, солдаты уже месят грязь и терпят походную жизнь, наступая к укреплениям Ренх-сата, и делают это для того, чтобы война не пришла снова к фортам. И к Вейну. С ними идут и берманы, и крошечный, ополовиненный в боях отряд серенитских стрелков под командованием майора Лариди. Идет вдоль берега Инляндии эмиратский флот, готовый высадить несколько тысяч бойцов и поддержать огнем с моря. И Берни уже присоединился к отряду своего форта.

Поэтому змей сейчас, как бы ему ни хотелось спать, не полетит к Марине, а заглянет сначала к Майлзу. Командующий должен знать, что иномирян теперь ничего не сдерживает с севера, кроме подпольного и точечного сопротивления Форштадта.

И только потом Люк полетит в Вейн, к жене. Чтобы попрощаться с ней и с родными.

Глава 3

Вечер того же дня, Марина

Мы ужинали в тесном семейном кругу: я, леди Лотта и Маргарета. Берни, поправившись, отбыл в армию, хотя мы и просили его остаться, пока Люк здесь.

– Я не хочу пользоваться своим именем, – упорно отвечал Кембритч-младший на все наши уговоры.

Не уговаривал Бернарда только Люк – он, хлопнув его по плечу, попросил не попасться под лапу инсектоида хотя бы пару дней, пока старшего брата не будет рядом, и они оба захохотали под нашими укоризненными взорами.

Мужчины иногда – совершенно бесчувственные чурбаны. И юмор у них дурацкий.

Люк обещал вернуться к ночи и просил не ждать его на ужин. Солнце еще только клонилось к закату, но я все равно то и дело бросала взгляды в окно. День был жарким, окна – распахнутыми, и мне очень хотелось, чтобы над морем мелькнул силуэт моего змея.

Потому что каждый раз, когда он улетал, я места себе не находила от тревоги. И не представляла, как выживу, когда он снова вернется в армию.

Леди Шарлотта и Рита тоже поворачивались к окну, и поэтому разговор не клеился. Хотя я очень старалась их приободрить и рассказывала, как прошел вчерашний полет Люка в Виндерс.

Муж слетал своими глазами увидеть, как дела в столице герцогства, встретиться с высшими чинами, в том числе с Майки Доулсоном. Вернувшись поздно вечером и ополаскиваясь в душе, Люк с иронией сообщил, что в Майки, оказывается, скрывался тиран и государственный деятель.

Я слушала хрипловатый голос супруга, прислонившись к стене и глядя на его сухощавое тело, по которому текла пена, на кривую улыбку и странные светлые глаза, к которым никак не могла привыкнуть. Приходилось делать усилие, чтобы понимать, о чем он говорит.

– Майки навел такого страха на местных дворян, из тех, кто еще не сбежал в Рудлог или Пески, что там теперь тишь да гладь, – говорил Люк, отфыркиваясь. – Все озаботились благотворительностью: кто обеды горячие предоставляет, кто больницам помогает. Бывший мэр и несколько десятков подельников сидят в тюрьме, так Майки и их пристроил к делу: когда прошла информация, что я жив, пообещал замолвить передо мной слово, если добровольно, без расследований, сдадут тайные счета и недвижимость. Не знаю, все ли сдали, но казна пополнилась значительно. Сейчас сидят по камерам и сортируют пайки для бедных. – Он смыл пену с головы, на которой уже стала пробиваться черная щетина, и попросил нетерпеливо: – Детка, иди уже ко мне.

О последнем я, разумеется, на ужине умолчала, хотя вряд ли для родных оставалось секретом, чем мы занимаемся ночами. Полагаю, из-за теплого апреля и открытых окон весь замок был в курсе. Мы с Люком очень старались следовать завету доктора Кастера «без фанатизма», но фанатизм этот заглушить было крайне сложно.

– Мы же с тобой разумные люди, – пробормотал муж вчера, когда мы лежали, обнявшись, и наши разгоряченные тела овевал воздух из окон.

– С каких это пор? – удивилась я и пощекотала его ниже пупка. Он тяжело задышал, укоризненно взглянул на меня – и я засмеялась. И улыбалась все то время, пока Люк, уже распалившись, целовал мое тело, спускаясь все ниже.

Так безмятежна и счастлива я была только в Эмиратах, когда мы могли любить друг друга, не думая ни о чем. Хотя нет, сейчас все было острее и иначе. Эти дни, несмотря на войну вокруг, стали для нас настоящим медовым месяцем. И не только из-за секса. Пару раз мы так выматывались днем, что подушка становилась милее всего на свете, но спать рядом было не меньшим удовольствием, чем заниматься любовью.

Прохладные, словно мятные, волны от брачного браслета теперь ощущались постоянно: видимо, артефакт от нашего с Люком сближения заработал вовсю, и заставил меня забыть и о токсикозе, и о слабости. Только живот, казалось, становился больше с каждым днем, но у меня нигде не болело, не тянуло, и чувствовала я себя лучше, чем до беременности.

– Люк сказал, что застал Майки в нашем доме, в Виндерсе, – сказала я рассеянно леди Лотте и Рите, снова бросив взгляд в окно. – И что бедняга Доулсон-младший чуть в обморок от счастья не упал, когда увидел его. Ну, или от смущения. Майки навещает детей Софи.

– Тебя это тревожит? – деликатно поинтересовалась леди Шарлотта.

Я пожала плечами, задумавшись.

– Нет, забавно просто.

– Он в нее втрескался, – сообщила Рита, – и так пытается ухаживать. Вот увидишь, она еще станет женой мэра Виндерса!

– И Виндерс этого вполне заслуживает, – проворчала я с иронией, представляя, как будут воротить носы тамошние аристократки от бывшей содержанки. – В любом случае, дело благое. Майки умница, я не прогадала, когда просила его заняться делами столицы.

– Умница, – согласилась свекровь. – Я поняла, что из него будет толк, еще когда он мне помогал организовывать первый герцогский бал Люка.

Мы болтали, а солнце клонилось к горизонту, и чем ниже оно опускалось, тем сильнее росла во мне тревога. Люк сказал «вернусь к ночи». До ночи было еще часа три, и, хотя он все это время прилетал очень поздно, я к концу каждого дня сходила с ума: слишком свежи еще были воспоминания о сгоревшем листолете, похоронах и бесцветной жизни после. Поэтому я попросила доктора Кастера ставить меня вечерами на процедуры, чтобы некогда было паниковать.

За окном раздались голоса, хлопанье дверей, и мы насторожились. Я подбежала к подоконнику, выглянула – на улицу спешно выносили носилки, выходили санитары. Неужели где-то уже начались бои?

Над лесом на фоне темного моря появился листолет, за ним еще один: большие, боевые, выкрашенные в оранжевые эмиратские цвета.

Мы переглянулись и, не говоря ни слова, бросились вниз.

По лестнице, обгоняя нас, в лазарет спускались драконы. Листолеты, приземлившись на поляну перед замком, открыли двери, вытянули трапы. К ним уже подбежали санитары с носилками – и начали выносить раненых, много раненых. На сортировку у обоих трапов встали наши виталисты, определяя характер ранений и срочность операций, рядом с ними медсестры заполняли карточки. Леди Лотта осталась у входа, а мы с Ритой, подбежав к листолетам, перехватили заполнение диагнозов: в операционных медсестры были нужнее, а меня доктор Кастер больше помогать не допускал.

– Откуда они? – спросила я у Росса, записав за ним результаты сканирования и прикрепляя листок к изголовью носилок. «Ожоги, перелом, огнестрельное ранение». Боец был в стазисе, и санитары аккуратно понесли его к Вейну.

Ольвер не ответил, вытянув руки к следующему: тоже в стазисе, молодой, но со страшными ожогами на лице, с маленькими стеклышками, торчащими из щеки под глазом, с вывернутой ногой. Я приготовилась записывать, когда из-за спины раздался изумленный возглас Риты. Оглянулась – она шагах в двадцати от нас, у трапа второго листолета прикрепляла карточку к изголовью своего пациента, да так и застыла, глядя на бойца, лежащего передо мной.

– Это же герцог Таммингтон! – крикнула она мне. – Таммингтон!

– Проникающая рана живота, сотрясение мозга… – говорил Росс, и я поспешно стала записывать, то косясь на молодого герцога, то оглядываясь на Риту. Она продолжала работать, но видно было, что прислушивается к нам изо всех сил и что ей хочется поменяться со мной местами.

– Роговицы обоих глаз и веки повреждены осколками стекла или пластика, ожог кожи лица и рук…

Таммингтон. Туда сегодня должен был добраться Люк. Страх бил по телу, сердце колотилось, сорвавшись в пляс, и я, заполняя карточку, поглядывала в большой трюм листолета – там, вокруг лежащих на полу раненых, тоже суетились санитары и помогающие им военные в форме объединенной эмиратской армии.

Расспрашивать не время. Потом. Потом.

Герцога унесли, а наш конвейер продолжал работать. Среди раненых было и несколько женщин, молодых и пожилых, не военных, но в основном из листолета появлялись мужчины. Кого-то из раненых выводили – этих можно было осмотреть позже, – кого-то грузили на носилки. Часть тяжелых находились в стазисе.

Мимо, успев улыбнуться мне и придерживая на плече сложенные носилки, скользнула в трюм Таисия, жена Энтери. Я, продолжая записывать, снова взглянула в потемневшее небо.

«Люк ведь должен был сначала лететь в Форштадт. И говорил, что попадет в Таммингтон самое раннее после обеда. А от герцогства до Дармоншира даже на листолете не меньше восьми часов… нет, больше, больше! Значит… значит… если он добрался до Таммингтона, герцога он в любом случае не застал…»