По ту сторону памяти

– Если так – развод тебе надо оформить. А то на сегодня ты – мужняя жена. Со всеми последствиями. Подумай об этом.

4

Ольга ничего не рассказала детям, хотя её так и подмывало поделиться со старшей дочерью. Но между членами их семьи установилось негласное правило: не вспоминать и не упоминать даже имени главы семейства. Ольга руководствовалась принципом: " Не буди лихо, пока тихо". Она суеверно боялась, что разговоры о нем каким-то образом навлекут его физическое появление в их доме. Обещал же он наведываться в гости.

Сначала она приняла это обещание за чистую монету и ожидала его в конце недели. Но прошел месяц, другой и стало ясно – не приедет. И никаких денег не пришлёт. Что все его обещания – болтовня, дырка от бублика.

С другой стороны – алименты на двух детей, они были бы совсем не лишними. Но в глубине души Ольга понимала, что, подав на развод, она только наживёт хлопот на свою голову.

Яков всегда был скуп и прижимист для семьи: даже любимую Гулю не баловал, и она донашивала одежду старшей сестры. Да и одежды толком не было – школьная форма двух цветов – коричневая на зиму и голубая – на весну, фартуки – черный и белый – на каждый день и на праздники. Ольга помнила, как приходилось выкручиваться, чтобы купить девочкам обувь и зимние пальто. Но голые-босые не ходили и в целом никак не отличались от соседской детворы. Им ещё повезло, её дочкам: она умела шить, и летом Влада и Гуля щеголяли в ярких ситцевых сарафанчиках на широких бретелях и с кармашками.

А потому, выслушав Ларису Матвеевну, она не стала ничего предпринимать.

Её никак не тронуло сообщение, о том, что Яков прибился к кому-то, наоборот, это повышало шансы на то, что больше он не появится в их жизни.

Больше всего после этой беседы она думала о Владе. Те горизонты, которые развернула перед ней директрисса, касаемые будущего её дочери, были совсем нереальны. Университет, Ташкент, Самарканд. Кто может это потянуть? Ну, даже если и поступит она и получит общежитие – жить на что? На стипендию? У нее нет возможности поддерживать дочку целых четыре года. Даже несколько вечерних часов в библиотеке, которые она взяла пару месяцев назад, не решали проблему безденежья.

А потому Ольга мечтала – ещё немного продержаться, после 8-го класса Влада пойдет работать, может, поступит на что-то заочно и тогда они заживут. Ну, а потом выскочит замуж. Дальше этого её фантазия не работала. Куда пойдет работать, за кого выйдет замуж в их богом забытом городишке? Об этом думать не хотелось, ибо она прекрасно понимала, что нет здесь будущего для её дочек, а особенно для Влады.

Иногда в голову приходила мысль – собрать вещи и уехать. Но родных у неё не было, разве что троюродная тётка на Кавказе, которую она поздравляла с праздниками, покупая на почте глянцевые открытки.

А здесь всё-таки дом, работа, соседи, ставшие родными и помогавшие ей по мелочам.

К весне надо заняться двором – он у них был самый неухоженный в махалле, Якова никогда не привлекала идея своего хозяйства. А ведь можно расчистить, убрать мусор и камни, подготовить место и к осени посадить фруктовые деревья – муж Барно обещал помочь с черенками. Можно и для овощей продумать огородик и тогда будет своя картошка, и помидоры, и зелень. Девчонки уже большие, помогут. А земля здесь благодатная – соседи собирали хорошие урожаи яблок, черешни, персиков, вишни. Крутили на зиму компоты и соленья. Заносили, угощали. Их дети учились у нее и специальность педагога была в чести да и просто – её любили и жалели.

Зима выдалась ветренная и холодная. Работы было много, Ольга возвращалась домой практически ночью, а ведь надо было и поужинать, и приготовить на завтра, и проверить тетрадки. Влада не требовала к себе внимания, справляясь с домашним заданием сама, а Гуля любила посидеть над задачками и примерами только с мамой, отказываясь от помощи сестры.

Быстро кончался короткий зимний вечер; порой Ольга недосыпала, но, несмотря ни на что, её не покидало особое чувство, которое, наверное, испытывает заключённый, вышедший на свободу после долгих лет заточения. Казалось, что ей всё по плечу, что она все сможет.

В марте ещё было очень холодно ночами, но к полудню воздух прогревался и чувствовалось, что настоящая весна не за горами. Постепенно сошёл и растаял даже смерзшийся и залежавшийся у забора снег, проклюнулась свежая зелень – трава и мелкие цветочки.

Но именно весной, которую так ждали, и пришла беда.

Ольга заболела.

Поняла она это не сразу – списывала слабость и недомогание на усталость и недосып.

Первой на темные круги под глазами, которые она тщательно припудривала, и на её бледность обратила внимание Лариса Матвеевна. Заставила сходить к врачу и сдать анализы.

Она вяло пообещала, но тянула несколько недель, ссылаясь на занятость.

Директриса пришла к ним домой в выходной, отправила девчонок во двор и долго убеждала Ольгу подумать если не о себе, то хотя бы о детях. Потом припугнула, что снимет ей нагрузку в школе и заберёт часы в школьной библиотеке.

– Ты в зеркало на себя смотрела? – грозно спросила она. – Призрак ходячий. Бери больничный и поезжай на обследование в областной центр. Вот тебе телефон, спросишь Изабеллу Александровну Лифшиц. Скажешь – от меня. Получишь и внимание, и заботу, и все остальное, что потребуется. Она серьезный врач. Завтра и начинай.

Изабелла Александровна оказалась и впрямь очень внимательным и знающим врачом. Она послала Ольгу на множество анализов и отпустила домой дожидаться результатов.

Следующий визит отличался от прежнего. Врач что-то долго листала, не говоря ни слова, а потом, посмотрев Ольге прямо в глаза, спросила:

– С кем живёшь?

И, выслушав ответ, вздохнула:

– Детей есть с кем оставить?

– А что? – не поняла Ольга.

– А то, что оставляю я тебя у нас. Ляжешь на несколько дней в больницу. Надо провести дополнительные анализы, а если подтвердится – срочно начинать лечение. Неплохо бы в Москве, но начнем у нас. Надо будет – Ташкент задействуем, там тоже неплохие силы есть. До Москвы тебе не добраться, – с пониманием проронила она. – Ну, да ничего, будем тебя вытягивать на месте, – она помолчала, протирая очки белоснежным носовым платком, и добавила строго и отрешённо, вдруг перейдя на официальный тон:

– Я хочу, чтобы вы поняли – дело серьёзное, очень серьезное. Сколько всё это продлится – сказать сложно. А потому – мобилизуйтесь, подумайте, с кем оставите детей на это время, чтобы в больнице голова о них не болела и чтобы все силы и энергия были пущены в одном направлении – на выздоровление, – она сложила в стопку листики с анализами, отложила в сторону очки и добавила уже другим тоном:

– Легко не будет. Езжай домой, организуй там всё, детей пристрой, а в понедельник я тебя жду прямо с утра.

5

Ольга вернулась домой, когда девочки ещё были в школе. Села к столу и долго сидела, опустив голову на руки. Не было ни мыслей, ни планов, ни желания что-либо предпринимать. Да и сил не было, словно слова врача отняли у неё последнюю волю.

Она как-то вдруг резко поняла, что больна и серьёзно, что понадобится большой труд – и врачей и её, личный, чтобы вернуться к обычной жизни. Если удастся. А если нет? Что будет с девочками? Что их ждёт, когда нет никого, ни единой души на свете, которая могла бы поддержать? Обратиться к Якову? Но мысль, что её девочки будут жить в чужой семье, с чужой женщиной, была невыносима. Да, и будут ли? Похоже, что не нужны они своему отцу, который не счёл нужным хотя бы прислать весточку о себе за все это время. За Владу она спокойна – та могла бы одна перекантоваться эти 5-7 дней: и сготовить себе, и уроки сделать, и цветы полить, и за Муром приглядеть.

Она взрослая, ответственная. А вот Гулю надо куда-то пристроить.

Стук в дверь прервал ее размышления – на пороге стояла Лариса Матвеевна.

– Ну, привет, красавица наша, – они обнялись на пороге. – В дом-то приглашать будешь?

Она присела, а Ольга пошла ставить чайник.

– Я всё знаю, Изабелла мне звонила. Ты не тяни, раз надо обследоваться – значит, надо. Девчонок к себе заберу, за них не волнуйся. И в школе замену тебе найдем на недельку. Главное, чтобы с тобой всё было нормально. Да оставь ты чай, я на минутку забежала. И давай, держись. Улыбку на лицо, чтобы дочек не пугать. Я тут принесла по мелочам, положи в холодильник, будет, чем перекусить. Не до готовки тебе было, понимаю.

– 6-7 дней, – чуть слышно произнесла Ольга. – Я никогда не расставалась с ними так надолго. А если это займет больше времени?

– Да ты беду-то не кличь раньше времени!, – нахмурились директриса. – Сколько надо – столько и будешь проверяться. За дочек не волнуйся – не пропадут. Сыты будут – обещаю. А вот и они – легки на помине.

Девочки ворвались в дом – обе без шапок, в распахнутых пальто, разрумянившиеся и вспотевшие.

– Что, лето пришло, что вам так жарко, или набегались? – строго посмотрела на них Лариса Матвеевна. – Вот что, девчонки, – начала она, но поймала умоляющий взгляд Ольги:

– Я сама.

– Ну, что ж, корми-пои? своих красавиц, а я домой. Помни – мы обо всем договорились.

На ночь Ольга зашла к Владе и рассказала о предстоящих проверках, о том что им придется пожить у директрисы. Попыталась подать это легко, но по тени, набежавший на лицо старшей дочери, поняла, что ее не проведешь.

– Это что-то серьезное, мама? – чуть слышно прошептала девочка.

– Надеюсь, что нет, но провериться надо, – она слабо улыбнулась в ответ, привычным движением погладив Владу по волосам. – Жить вы эту неделю будете у Ларисы Матвеевны, она сама предложила.

– Нет, мам, я буду дома, Гулька пусть поживет у неё, а я тут останусь. Мур не сможет быть один и вообще. Я уже перехожу в 7-й класс, ты забыла?