Ветер с Севера

– Отец?

– Раздавлен твоей внезапной хворью и ждет известий.

Больная в ответ нахмурилась, некоторое время молчала, а потом решительно покачала головой. Бериса неодобрительно поджала губы:

– Не слишком ли резко вот так поступать, деточка? Да, он виноват, не спорю, и все же он твой отец.

Ретта слегка прикусила губу, думая над словами няни, а та, поднявшись, распахнула окно, и в спальню ворвался чистый, свежий морской воздух.

– После, – наконец прошептала герцогиня, очевидно имея в виду отца и предполагаемую встречу с ним, а потом спросила: – Бардульв?

Бериса вновь уселась на прежнее место и заговорила:

– Наверное, это можно счесть хорошей вестью: князь несколько дней назад покинул Эссу. Блокада снята, однако на сборы у нас осталось не так уж много времени – не больше недели, а учитывая твое состояние, так и всего ничего. А еще столько разных дел, которые необходимо сделать перед отъездом!

Ретта движением век дала понять, что совершенно согласна с няней. Однако теперь скудные силы ее иссякли, и она прикрыла глаза, отдавшись во власть блаженному покою.

Дверь снова тихонько приотворилась, и вошли фрейлины с двумя подносами в руках. Бериса, завидев их, встала и велела поставить ношу на стол. Обмакнув батистовое полотенце в чашу с розовой душистой водой, она подошла к постели и обтерла Ретте лицо. Затем со второго подноса взяла кувшин и налила в чашку ароматного куриного бульона, которым немедля с помощью фрейлин и напоила подопечную.

Кажется, больше пока желать было нечего. На губах Ретты расцвела слабая, но совершенно очевидно радостная улыбка. Девушки ушли, забрав с собой оба подноса, а нянька, взяв с одного из столиков лютню, уселась в кресло и запела. Не колыбельную, нет, для этого Алеретт была слишком взрослой, но одну из песен, что в прежние годы любила петь герцогиня Исалина. Больная слушала, и перед глазами ее вставали счастливые, безмятежные сцены детства – игры с матерью и младшим братом, совместные прогулки по дворцовому саду, вечерние чтения книг у камина. Ретта слушала, постепенно уплывая в страну снов, и реальный мир со всеми его горестями и бедами становился дальше и дальше, по крайней мере, на некоторое время.

Не прошло и четверти часа, как она уже крепко спала. Только на сей раз это был здоровый, без малейших признаков болезни, отдых.

***

Силы к ней возвращались медленно, постепенно, шаг за шагом. Сперва Ретта начала присаживаться в постели, затем стоять, обеими руками держась за спинку кровати, потом смогла при поддержке няни пройти с десяток шагов до кресла и сесть, закутавшись в плед и плотно обхватив ладонями чашку крепкого ароматного чая.

Соловьи под окна еще не успели вернуться, конечно нет. Однако в распахнутое окно залетал свежий прохладный ветер, остро пахнущий солью и водорослями, а на рейде не было мрачных теней боевого флота северян.

Впрочем, стоит ли теперь делиться на Вотростен и южан? Ведь с недавних пор они ей не чужие. Ретта хмыкнула и плотнее, по самые глаза, закуталась в теплый плед. Могла ли она подумать еще в начале войны, как именно для нее все закончится? Отъезд из родного дома, свадьба. Хотя, конечно же, она всегда знала, что ее судьба – договорной брак. Она ведь дочь герцога, и такое понятие, как долг, для нее не пустой звук. И все же она не предполагала, что ее вот просто так отдадут победителю, как военный трофей. Хотелось бы знать, спрашивал Бардульв о внешности будущей нареченной или для него подобные мелочи не имеют значения?

– Няня, – позвала Ретта все еще слабым голосом вышивавшую у окна Берису, – дай мне, пожалуйста, лютню.

Та встала и пошла за инструментом. В будущей жизни эта северянка может стать воспитаннице серьезной опорой, поняла герцогиня. А вот брать служанок с собой не стоит. Зачем обрекать бедняжек на жизнь в чужой, незнакомой стране? С фрейлинами тоже придется проститься. Получается, только Бериса. Конечно, князь не захочет унизить будущую жену и даст ей помощниц после прибытия. Или все же нет? Как угадать, что у него в голове и как он намерен поступать впредь? Вопросы, вопросы… А ответов нет, как ни ищи. Значит, остается только ждать и надеяться.

Дверь тихонько открылась, и три любопытные фрейлины осторожно заглянули в покои молодой герцогини. Заметив, что та не спит, проскользнули внутрь и поставили на столик поднос:

– Вот, полакомьтесь, ваше высочество. Сегодня повар приготовил совершенно изумительный малиновый пудинг. Сказал, что специально для вас старался. И еще вкуснейшие пирожки.

– Благодарю, – улыбнулась Ретта и сделала знак подать ей блюдце.

Девушки радостно бросились выполнять поручение. Дождавшись, пока госпожа подкрепит силы, забрали посуду и понесли на кухню, чтобы лично передать повару сердечную благодарность герцогини. Может быть, по такому случаю у него найдется еще немного пудинга, уже для них?

А та, проводив их взглядом, вновь взяла в руки лютню, подтянула колки и коснулась струн.

Музыка лилась из души, из самых потаенных и сокровенных ее глубин, и все, что требовалось, – это подобрать более-менее подходящие ноты. Конечно, в искусстве импровизации Ретта прежде не была сильна, но теперь играть уже знакомый, написанный каким-нибудь композитором мотив не хотелось.

Музыка выходила неровная, как и настроение исполнительницы. То она текла неспешно и плавно, то взвивалась бурным аккордом, подобно горной реке, а после разбивалась легким каскадом. Бериса слушала, качая головой и ласково улыбаясь, и можно было подумать, что ей слышится в порывистом напеве призыв к жизни, к воле и свету. Молодая кровь брала верх, и хотя страх по-прежнему гнездился в глубине сердца Ретты, все же герцогиня улыбнулась светло и искренне, когда некоторое время спустя дверь отворилась и в малую гостиную, куда допускались только избранные приближенные, вошел Малиодор.

– Мастер! – воскликнула она, откладывая инструмент и протягивая обе ладони.

– Здравствуй, девочка, здравствуй, – проворчал старик, наигранно хмуря брови. – Что это тебе вздумалось заболеть?

Впрочем, лукавая, веселая смешинка в глазах противоречила строгому, суровому тону. Малиодор крепко пожал руки ученицы и в знак почтения поцеловал.

– Ну, рассказывай, как себя чувствуешь, – велел он решительно и сел рядом.

Бериса отложила шитье и вышла, чтобы не мешать разговору, а Ретта начала рассказ.

– Вот, мастер, – закончила она, – не получилось в этот раз добрых вестей.

– Как же не получилось? – удивился старик. – А конец войны?

– Но…

Малиодор сделал знак молчать, и Ретта привычно послушалась.

За окном все так же ярко светило солнце, и было странно думать, что светит оно отныне для всех, кроме нее самой. Больше она не принадлежит югу, и следует вырвать из сердца все то, что до недавних пор было дорого. Творения архитекторов, сады, музыка – что толку в них? Впрочем, может, стихи и музыку она возьмет с собой. Но об этом потом. На эту тему она еще успеет поразмыслить после.

Тем временем Малиодор заговорил:

– Так ли уж страшно то, о чем ты думаешь?

– Вы о будущем? – не поняла Ретта.

Старик кивнул и почесал бровь:

– О нем, родимом. Понимаешь, я прожил длинную жизнь и могу сказать, что фантазии наши обычно оказываются куда страшнее реальности. У жизни есть ограничения и рамки, в отличие от воображения, которое, как правило, ничем не стеснено. Вот и подсовывает оно нам всяческие ужасы. Да, я тоже слышал, что Бардульв некромант. Но так ли уж ты уверена, что боги потребуют от тебя самоотречения и невосполнимых жертв? Может быть, есть какой-нибудь выход из положения?

Ретта резко подалась вперед:

– Какой?

– Ну откуда ж я знаю? – развел руками Малиодор и все так же лукаво, заговорщически улыбнулся. – Я ведь не Вийюта, и даже не вотростенская Великая Мать Тата. Эти ответы тебе предстоит найти самой. Просто поверь старику, обдумай все тщательно и будь наготове.

– Хорошо, мастер, – отозвалась Ретта. – Я сделаю, как вы просите. Еще один последний раз.

– Ну вот и славно.

Оба замолчали, и герцогиня посмотрела в окно. Может быть, старый учитель прав? Но какая жизнь ее ждет? Кто скажет?

Однако все приятное имеет свойство рано или поздно заканчиваться. Пришла и им пора прощаться.

– Кто знает, увидимся ли мы еще когда-нибудь, – заметил мастер Малиодор, вставая и от всей души пожимая ладони Ретты. – Вспоминай старика.

– Непременно, учитель, – пообещала она. – Ваших наставлений я никогда не забуду.

– Буду молить богов о твоем счастье.