Ветчина бедняков

– Прекрати! – подруга крепко сжала ее плечи, – прекрати немедленно так себя терзать! Ты ни в чем не виновата! Любой человек поступил бы на твоем месте так!

– Нет, не любой! Я не любой человек! Я всегда считала, что люблю детей, я спасала их, спасала сотнями, а теперь предала двух самых беззащитных и несчастных….

Из ее глаз потоком хлынули слезы, заливая лицо, руки, диван…

– Ты не предала… – снова попыталась подруга.

– Нет, предала! Сегодня я поняла это с отчетливой ясностью! С такой ясностью, что перепугалась сама! Увидев все это, я просто по – настоящему перепугалась! Я должна была забрать у нее детей! Должна была забрать! И если б я их забрала, с ними бы ничего не случилось! Как я могла поверить в то, что из моей сестры получиться хорошая мать?

– Успокойся! Согласись – тогда тебе бы даже не пришло в голову, что такое может случиться! Да никому бы не пришло! И потом, какой бы матерью не были твоя сестра, но ведь она была их матерью, верно? И по – своему она их любила – так же, как дети любили ее.

– Да никогда она их не любила! Она вообще не способна любить! Такие, как она, не способны на человеческие чувства! Спорю, она сейчас безумно рада, что избавилась от такой обузы! Да они мешали ей жить и она их ненавидела!

– Как ты можешь такое говорить?!

– Могу! Я ее знаю! Она даже не задумается о судьбе детей, даже не опечалится, что их нет!

– Рано говорить, что их нет. Может, они еще живы.

– Может. Но в это никто не верит. Никто….

– А ты сама?

– Я не знаю…. Теперь я уже ничего не знаю….

Подруга обняла ее, понимая, что единственный способ успокоить – это дать выплакаться. Особенно, если плачет человек, не умеющий плакать, привыкший все свои слезы держать при себе. Она плакала. Темнота за окнами становилась все гуще. Фотография на шкафу по – прежнему лежала изображением вниз.

Подруга осталась у нее ночевать. И полночи они просидели на диване, обнявшись и плача, разговаривая о прошедших ошибках и еще о том, как можно было их не совершить, и о каких-то неинтересных, не значительных бытовых мелочах, которые вдруг стали очень значительны и важны в острые моменты тревоги. Они разговаривали и плакали, слыша, как за окном продолжает бушевать ветер, разрывая ветви деревьев и обрывки мыслей, ветер, взявшийся ниоткуда, из теплого дня с ясным небом и городом, залитым потоками солнечного огня. Много позже, поговорив обо всем, подруга вдруг спросила ее (вернувшись к страшной теме, которую, оставив в прошедших двух часах, они уже старательно избегали):

– А ты хоть что-то знаешь о своей сестре?

– Ничего, – она немного удивилась, – а что ты имеешь в виду?

– Ты не знаешь, был ли у нее постоянный мужчина?

– Нет. Я не знаю. Но при чем тут это?

– Вспомнилась одна история…. Я читала ее в газете… Это была история (криминальная, кстати сказать) об одной женщине, которая встречалась с женатым мужчиной. Его жена узнала об этой связи и выкрала ребенка женщины, поставив условие, что вернет ее ребенка, если она оставит в покое ее мужа. И закончилось все это знаешь чем? Женщина обратилась в милицию, похитительницу поймали, ребенка вернули (та держала его на даче своих знакомых) и все закончилось хорошо.

– Ты хочешь сказать, что с моей сестрой возможна та же история?

– А почему нет? Ведь ты сама говорила, что она была не разборчива в связях, у нее было много мужчин. Ей ничего не стоило разбить чужую семью. Может, здесь случилось что-то подобное?

– Может… Только я не понимаю, почему такое пришло тебе в голову?

– Я объясню! Вот представь себе: белый день, город, двор, окруженный домами (пусть даже в этом дворе никого нет). Во дворе играют двое детей. Ты представляешь себе, как можно схватить в охапку двоих детей и протащить через весь двор среди белого дня? Да они поднимут такой крик, будут так верещать и вопить, что хоть один человек, но высунется в окно! Я не поверю, что на истерические детские крики не выглянет какая-то любопытная старушка! А тут нет ни свидетелей, никто не слышал никаких криков. Может, я не совсем ясно объясняю свою мысль, но… Но мне кажется, что детей не хватали и не тащили через весь двор! Они могли пойти добровольно, сами, к примеру, с кем-то знакомым…

– Что?!

– Ну… с кем-то из тех, кого они видели, хорошо знали. С кем-то из знакомых своей матери! Понимаешь, что я имею в виду?

– Они могли пойти со знакомой женщиной?

– Не обязательно женщиной! Это мог быть и мужчина. К примеру, мужчина, с которым встречалась их мать….

– О Господи… Действительно, в твоих словах есть резон. Но у следствия другая версия – о том, что дети упали в канализационный люк или в пещеру.

– А, – подруга пренебрежительно махнула рукой, – такая версия проще всего – и стоит не дорого! Но ты сама подумай: дети выросли в этом дворе, на этой улице, и не знали, где находятся опасные канализационный люки?

– Они не выросли в этом дворе. Сестра купила эту квартиру всего несколько месяцев назад и дети жили в этом районе всего несколько месяцев.

– Значит, ты хоть что-то о ней знаешь!

– Совсем не много! Знаю еще то, что ее задерживали за проституцию. Как уличную проститутку, прямо на тротуаре. И я не представляю, как солидный женатый мужчина мог держать подобную любовницу…

– Ну, дорогая моя, ты ничего не знаешь о мужчинах! Солидных женатиков тянет именно к грязным проституткам! А твоя сестра…

– Моя сестра была дрянью, и, если исходить из твоих слов, она погубила своих детей!

– Господи, да прекрати ты делать такие выводы! Я просто сказала то, что пришло мне в голову, а ты уже вывела целую теорию!

– Ничего я не вывела! И вообще…. Я только – только успокоилась! Прекрати говорить на эту тему! Я имею право хотя бы прийти в себя!

И они заговорили о другом, и говорили еще долго, и почти не спали… И утром подруга ушла очень рано, еще раньше, чем Костик встал в школу, и она выползла ее провожать, зевая и потягиваясь, в ночной рубашке, и когда на нее пахнуло холодом в прихожей от входной двери, спать уже расхотелось, она пошла в кухню, чтобы сварить себе кофе покрепче и окончательно успокоиться, и, когда зазвонил телефон, увидела, что ветер ночью медленно перерос в дождь….

Телефон звонил долго и настойчиво, и сначала она перепугалась, что громкий звонок в такую рань может разбудить Костика, а потом удивилась – кто станет звать ее так рано теперь, и зачем? Зачем этот сумасшедший трезвон, если ее жизнь только – только вступила в спокойную фазу и она сама еще не знает, что делать дальше, как жить… И все, что ей нужно – немножко спокойствия, той самой спокойной нормальной жизни, когда никто не станет звонить ночью или чуть свет, чтобы рассказать о том, как у пациента из третьей палаты началось кровотечение, а пациент из пятой рвет не переставая, а в седьмой температура поднялась до сорока двух и начался бред, а в одиннадцатой палате…. Телефон продолжал звонить. Она взяла трубку.

– Говорит капитан Жуковская.

– Кто?

– Уголовный розыск. Жуковская. РОУМВД города Южногорска. Я звоню по поводу вашей сестры.

– Моей сестры?

– Светланы Панченко. Вашей сестры.

– С ней что-то произошло?

– Да. Ваша сестра покончила с собой сегодня ночью. Я звоню сейчас из ее квартиры. Вам придется срочно выехать в Южногорск, чтобы закончить все формальности.

– Формальности… – она машинально повторила глупое слово, – я не понимаю! Что произошло?!

– Я же сказала: ваша сестра Светлана Панченко сегодня ночью покончила с собой. Она повесилась в своей собственной квартире на трубе центрального отопления. Ее труп обнаружила соседка по лестничной площадке. Вам придется срочно выехать в Южногорск. Вы сможете?

– Да. Смогу. Я смогу сесть в поезд прямо сегодня….

– Надеюсь, ваша работа не пострадает? Если что, мы можем прислать официальный вызов…