Ветчина бедняков

– Я знаю, что вы звонили не только в милицию, но и в уголовный розыск, и в прокуратуру. Вы что, сошли с ума?!

– Нет! – она решительно выпрямилась в кресле, – у меня были основания позвонить.

– Основания?! – Грабовский стал желтым, – единственные ваши основания – это думать о престиже фирмы, о том, чтобы не сделать неприятности фирме, в которой вы работаете! А все остальные основания должны катиться к черту!

– Я так не считаю. Прежде всего я врач, и должна думать о человеческой жизни.

– В данном случае речь не шла о человеческой жизни! Только о глупости, которую вы совершили! Вы натравили на меня прокуратуру, милицию, газеты, телевидение, вы ославили мою фирму на каждом углу! Подумать только, какие неприятности вы обрушили на мою голову! «Инфомед» у всех на языке! Да от всего этого можно сойти с ума! Как вы могли так подло поступить? Вам что, нечего было делать?

Она смотрела на него во все глаза. Потом положила перед ним лист бумаги, который принесла с собой. Он пренебрежительно смахнул его в сторону.

– Что вы мне суете?! Я все равно запутаюсь во всех этих ваших медицинских терминах! Что вы мне морочите голову?

– Похоже, вы просто не в курсе событий! Прочтите – там нет медицинских терминов. Прочтите, и вам все станет ясно.

Грабовский нахмурился еще больше (хотя больше, кажется, было невозможно) и прочел. Потом сказал:

– Ну и что? У этих людей был наш страховой полис?

– Нет.

Одним из незыблемых правил фирмы «Инфомед» было не подпускать бесплатных пациентов даже близко! На еженедельном собрании это вдалбливали в головы всем сотрудникам не один раз, а десять, сто, и кто нарушал это правило, наказывался довольно жестоко (к примеру, полным лишением зарплаты на 1–2 месяца).

– они внесли деньги в кассу?

– За что?

– Я вас спрашиваю: они внесли деньги в кассу, прежде чем вы осмотрели ребенка?

– Вы что, смеетесь? Ребенок умирал!

– Он ведь все равно умер, не так ли? Они внесли деньги?

– Я даже не спрашивала о деньгах! Мне было не до них!

– Понятно. Одно наше правило вы нарушили. И, зная, что вы виновны, бросились звонить в прокуратуру? В милицию?

– У меня не было другого выхода! Ребенок был убит, и доказательства были слишком свежи и отчетливы, чтобы молчать.

– У вас был выход. Вы могли посоветоваться с кем-то вышестоящим – к примеру, с моей женой!

– Я не сочла нужным!

– Ах, вот как! Вы не сочли! Но можно было не принимать ребенка, а хотя бы отправить его в бесплатную больницу! Пусть даже в нашей машине!

– Нет, нельзя! Он мог умереть в машине. Я никогда так не поступлю! Я никогда не вышвырну умирающего ребенка на улицу!

– Но он же все равно умер!

– Я надеялась его спасти! Но, к сожалению, было слишком поздно….

– А о том, какую репутацию вы создали нашей больнице, вы не подумали? Теперь все будут думать, что в «Инфомед» умирают пациенты! Мало того, что вы привели сюда милицию с прокуратурой, так еще и не спасли! Вы не смогли спасти пациента! Вы создали больнице репутацию заведения, в котором врачи позволяют пациентам умирать! И это разом перечеркивает всю нашу рекламную компанию! Да кем вы себя возомнили?

– Ребенка нельзя было спасти. Никто бы не смог. Ни одна больница мира. В этом случае медицина была бессильна!

– Надо было пригласить хотя бы мою жену, чтобы она это подтвердила!

– Во – первых, ваша жена не педиатр и вообще очень плохой врач, во – вторых, она бы просто не успела доехать, а в третьих, моя квалификация и опыт работы намного выше, чем у вашей жены!

– Понятно. У вас на все готов ответ. Если моя жена плохой врач, то какой вы? У вас умирают пациенты, а у нее – нет!

– Потому, что она не дежурит по ночам и не работает столько, сколько я! И еще потому, что из-за ее безграмотности всех ее пациентов ведут другие врачи, в том числе и я!

– Хватит! – Грабовский хлопнул рукой по столу, – вы совсем потеряли голову – вести со мной разговор в таком тоне! речь не о моей жене, а о вас! И с вами я должен решить, как вести себя дальше!

– Со мной?

– Разумеется! Если б вы не были первоклассным специалистом, и бы вышвырнул вас на улицу еще утром! С другим врачом я бы так и поступил! Но вы представляете некий интерес для моей больницы, пациенты вас любят. Поэтому я пригласил вас сюда, чтобы вы сознали свою ошибку и….

– Ошибку? Я не считаю это ошибкой!

– Очень плохо! В этом случае мы можем с вами не сработаться!

– Вам решать!

– Конечно, кому же еще! Кстати, у вас, кажется, есть сын? И вы одна его содержите?

– Какое это имеет отношение к делу?

– Прямое! Самое прямое! Еще одна ошибка, и вам придется содержать сына на зарплату врача в районной поликлинике! А если вы не измените свой характер, то советую заранее запастись для него талонами на бесплатный школьный обед!

На этом разговор был закончен. Она встала и вышла из кабинета. Ей показалось, что секретарша посмотрела на нее с некоторым подобием сочувствия… В коридоре детского отделения (она зашла посмотреть, как чувствуют себя некоторые, самые тяжелые из ее пациентов, если уж оказалась здесь) на нее попыталась наброситься почти с кулаками жена Грабовского, но она быстро увернулась от нее и пошла к выходу.

Следующим утром ей позвонила мама одного из ее маленьких пациентов. Звонок раздался в тот момент, когда она выходила из ванной и выжимала мокрые волосы пушистым полотенцем. В тот момент она думала только о чашке ароматного зеленого чая, которую сейчас себе приготовит, поэтому схватила трубку машинально. Не задумываясь о том, что могут ей сообщить. Но стоило ее собеседнице произнести первые фразы, как сосредоточилась автоматически, как всегда происходило с ней в трудный момент. Женщина истерически рыдала в трубку о том, что ее близкая подруга в беде, сын подруги умирает сейчас в детском отделении клиники «Инфомед» и от капельницы, которую ставят все время, ему становится все хуже и хуже, и что единственный человек, способный помочь, это она, потому, что они знают ее как врача и доверяют… Ванная, чай, мокрые волосы, неприятности и переживания – все мгновенно выветрилось из ее головы и профессиональным тоном стала задавать вопросы. Ситуация была следующая: к ней приехали друзья из Израиля и мальчик тяжело заболел. По своей страховке женщина решила отвезти мальчика 9 лет в клинику «Инфомед». Врач, который встретил их в приемном покое, предложил один способ лечения и, для начала, сделать все необходимые анализы в срочном порядке, но в этот момент в детском отделении появилась зав. Терапевтическим отделением (жена Грабовского), разыскивая кого-то (ее – она должна была дежурить, но из-за замены ее дежурство перенесли) и заявила, что мальчику идеально подходит новое лекарство, которое всего пару дней назад их фирма закупила в Германии, что это лекарство идеально именно в таких случаях и вообще подходит абсолютно всем. Универсальный современный препарат. Родители и женщина согласились. Мальчику поставили капельницу. Ему стало хуже. Ребенок начал задыхаться, жаловаться на иголки, который колют руки и ноги, почти посинел. Но врач (к тому времени жена Грабовского прогнала дежурившего в отделении детского врача, прогнала в полном смысле этого слова) заявила, что капельницу снимать не надо, что плохо ребенку от его болезни, а вскоре ему станет намного лучше. Перепуганная женщина бросилась звонить в больницу. Когда, ворвавшись в палату, она увидела ребенка, то мгновенно выдернула иглу капельницы из вены. Мальчик задыхался, синел, у него отнимались руки и ноги, он без конца плакал и временами терял сознание. На лицо были все классические симптомы аллергии на препарат и начало внутреннего ожога… Внутренне она содрогнулась: еще несколько часов, и несчастному ребенку не смогла бы помочь никакая реанимация! По дороге в больницу она с ужасом вспоминала разговоры, ходившие среди врачей, о том, что в «Инфомед» завезли немецкий препарат, не прошедший никакую официальную проверку, и что за тестирование этого препарата на пациентах немецкая фирма заплатила Грабовскому огромную сумму денег. Врачи содрогались, что препарат станут применять всем, хотя ни показания его, ни противопоказания в точности не были известны. Выдернув иголку из вены, она обернулась, чтобы отдать необходимые распоряжения медсестре, как дверь палаты распахнулась и на пороге возникла жена Грабовского. Весь их диалог (вернее, монолог) свелся к потоку оскорблений и мата со стороны мадам Грабовской, которая почти накинулась на нее с кулаками, как базарная торговка. Она даже попыталась отшвырнуть ее от кровати и всунуть иглу обратно в вену (ребенок, увидев это, зашелся в истерике). Заслоняя ребенка собственным телом, она попыталась сказать о том, что у мальчика лекарственная аллергия, что этот препарат ему вреден. Грабовская продолжала кричать, что препарат гиппоаллергенен, что анализы не были сделаны потому, что их и не надо делать и что это лекарство подходит абсолютно всем. Тогда более решительно она потребовала у Грабовской, которая, собственное, не является педиатром, предоставить самой заняться лечением (вернее, спасением) ребенка, тем более, что она знала в точности, что надо сделать. Но Грабовская раскричалась еще сильнее о том, что не позволит ей взять в этой больнице ни один препарат, и что вытолкает ее в шею. Мама мальчика, невольная свидетельница происходящего, стоя возле кровати ребенка, рыдала и заламывала руки. Тем временем ребенок все больше задыхался и синел, нельзя было терять ни секунды. Она схватила ребенка на руки и решительно вынесла из палаты, не обращая на вопли Грабовской больше никакого внимания. В приемном покое она решительно потребовала предоставить ей больничную машину, и, когда машину быстро дали (в больнице она пользовалась безграничным уважением), она отвезла ребенка в бесплатную областную больницу.

Ей повезло. В тот день в больнице дежурила ее однокурсница, с которой они учились в одной группе и поддерживали дружеские отношения. Та мгновенно оценила ситуацию и вдвоем они покатили мальчика в реанимацию. Она начала правильное лечение и через несколько часов ребенок был спасен. Опасность миновала. Мама мальчика по – прежнему рыдала, но только теперь – от счастья, и все пыталась поцеловать ей руки. Когда состояние ребенка стабилизировалось полностью, она, счастливая и окрыленная (все-таки эту жизнь она спала, ни смотря ни на что!) вернулась домой. И радость ее не могло умалить даже знание о том, что в этот раз она точно будет уволена. Ну и что, если ее уволят? Все равно невозможно работать в таких условиях! В таких условиях не сможет работать ни один нормальный и уважающий себя профессионал! Но все равно – в глубине таилась мысль: а вдруг ничего страшного, а вдруг Грабовский еще не уволит и поймет, что она права, и все будет хорошо, и условия ее работы улучшатся, вместо того, чтобы ухудшиться… Но утром ее вызвали по телефону в офис и Грабовский ее уволил. При чем уволил в грубой, хамской форме и даже не выплатил положенных денег, попросту зло украв ее зарплату. Для него это были гроши, а она так нуждалась в них! От несправедливости она почти заболела, а, вернувшись домой, проплакала весь день. Кости утешал, как мог. Он был рад – ему не нравилось, что из-за постоянных конфликтов с начальством она вечно ходила издерганная. От утешал ее тем, что в районной поликлинике хотя бы не будет ночных дежурств. Она плакала и соглашалась. На этом фоне для нее померкло исчезновение Стасиков. Когда она пришла в себя, с момента их пропажи прошло больше семи дней.

Глава 6.

В тот день, когда Костик спросил о том, приедут ли Стасики на каникулы, подруга вернулась к ней еще раз, вечером, и застала ее плачущей на диване. Застать ее плачущей было так странно, что подруга растерялась. Они никогда не плакала, ни в какой ситуации (а тяжелые моменты бывали в ее жизни не раз), и в глубине сердца подруга вообще сомневалась, что она умеет плакать. Но в этот раз – она сидела на диване, закрыв руками лицо, одна в темной и пустой комнате, и раскачивалась из стороны в сторону, пропуская пряди волос сквозь скрюченные пальцы. Перепугавшись, подруга включила свет (хотя с порога была предупреждена Костиком, что мама в таком состоянии, что ее лучше не трогать):

– Вика, что с тобой? Что с тобой происходит?!

– Я виновата… – в ее голосе звучали судорожные рыдания, – О Господи, как же я виновата…

– В чем? – подруга рухнула рядом с ней на диван, – в чем ты виновата?

– Я спасаю чужих людей…. Я так сильно переживаю за чужих людей, а своих не спасла…. Я ведь знала, Господи, я видела и все знала… Я знала, что она плохо с ними обращается, заставляет голодать, бьет, видела, что дети ей не нужны, что она просто мечтает вышвырнуть их на улицу, что считает этих детей своим наказанием или проклятием…. Но я специально закрывала глаза! Я не хотела видеть! – оно оторвала руки от лица и бухнула кулаком о подлокотник дивана, – да я должна была потратить часть своих денег и забрать этих детей к себе! Поехать и забрать к себе! Оформить опекунство или что там еще делают…. Или просто забрать, без оформления всех этих бумаг! Я же видела, что им плохо! Но я эгоистка, гнусная тварь…. Меня ужасала сама мысль, что я возьму ее детей…. Я пыталась ненавидеть детей так же, как ненавижу ее, и думала, что поступаю правильно! А теперь…. Дети не могут быть виноваты. Господи, да я готова себя за это убить! Это я, я одна во всем виновата!