Катакомбы военного спуска

Коллега почти не следил за его действиями, явно погруженный в свои собственные мысли.

Дольше всего Петренко задержался у двери, осматривая ее очень тщательно.

– Интересно… – закончил он наконец осмотр. – На двери свежие зарубки. Что бы это значило?

– А как ты думаешь? – явно без интереса спросил начальник.

– Это не ремонт – замок работает отлично, – бормотал Владимир, рассуждая вслух. – Это просто зарубки, фикция… Сделанные непонятно чем… А, понял! Ну конечно же! – Он хлопнул себя по коленям. – Убийца производил манипуляции с замком двери, чтобы втереться в доверие к Червю, не вызвать у него никаких подозрений! Точно! Он выдал себя за сотрудника поезда – к примеру, проводника! Поэтому Червь и не запаниковал!

– Интересно, – в глазах коллеги появилось какое-то очень странное выражение, но Петренко был слишком занят собственными умозаключениями, чтобы обратить на это внимание.

– Значит, у него еще и отличный актерский талант впридачу… Да, его действительно нужно найти. Знаете что?

– Что? – даже перепугался замначальника.

– Мне нужны адреса людей, которые ехали в этом вагоне. Все. Хочу побеседовать со свидетелями.

– Их уже опрашивали, – отмахнулся тот. – Все показали, что в вагоне не происходило ничего подозрительного. Никаких посторонних не было.

– И все-таки я хотел бы поговорить сам, – настаивал Петренко.

– Ну, хорошо, организуем, – пожал плечами коллега.

После осмотра вагона Владимир поехал в морг. Старый анатомический театр всегда производил на него самое гнетущее впечатление.

Патологоанатом, дежурившим в тот день, был хороший его знакомый. Поэтому он и дал прочитать протокол вскрытия и даже показал тело Червя. Осматривая его, Петренко не обнаружил ничего нового. А протокол вскрытия полностью подтверждал то, что рассказал замначальника в вагоне поезда – время смерти было 3 января с 5 до 7 вечера.

– Ну, мне повезло, что именно вы проводили вскрытие, – улыбнувшись, сказал Петренко. – А какую-то странную деталь можете припомнить? Вы же меня знаете. Ну, из серии того, о чем не спрашивают?

– Сложно сказать, – задумался врач. – Ну разве что он бросал курить, долго не курил. Не ужинал – содержимое желудка было пустым. Да, и еще – у него долгое время не было полового контакта с женщиной! – оживился он.

– А с мужчиной? – усмехнулся Петренко.

– Вообще не было полового контакта, долго. Наблюдался застой семени. – Патологоанатом не улыбался.

– Вот это уже интересно! Обычно все бандиты таскаются по дешевым бабам. Недостатка в бабах они не испытывают. Да и деньги у Червя были… И в лагере он давно не сидел, в смысле в тюрьме… Это значит, что он жил в сильном нервном напряжении. Так нервничал, что было ему не до баб… Или боялся, что из-за нервов с бабой ничего не получится, такое тоже может быть. А это уже ценная информация! Спасибо, доктор, – искренне поблагодарил Петренко. – Интересно, почему так психовал этот бандит? – Это он тоже произнес вслух.

Глава 4

Мороз в Крыжановке. Одинокая женщина. Старинная икона. Вопрос жизни

7 января 1930 года, колхоз «Черноморская коммуна» (бывший хутор Крыжановка)

К вечеру мороз усилился. Это было то редкое Рождество, когда укутанный плотным снежным покровом мир полностью соответствовал изображениям на старинных рождественских картинках, когда снег и мороз, и звездное небо, и уютный дым через трубу в доме, в котором топится печь…

Но старинные картинки с елками, снегом и ангелочками остались далеко в прошлом. Никто сейчас не праздновал Рождества. Разве что тайком, при закрытых окнах и дверях. Может, именно поэтому природа подарила прекрасную рождественскую картинку настоящего снега и мороза – чтобы напомнить людям о совести.

Но снег чарующе прекрасно смотрелся только на картинках, на старинных открытках. На самом деле все было не так: в реальной жизни большинство дорог сразу превратились в непроходимые препятствия – ни проехать, ни пройти.

Особенно плохо дело обстояло в селах, там с дорогами совсем была печаль, и жители их каждый день с тревогой ждали, что вот-вот полностью будут отрезаны от мира, и даже продукты в магазин привозить не будут…

Снег был красивым, но как бы с печалью предупреждал, что жизнь несовершенна и что думать об этом тяжелее всего именно зимой.

К вечеру, с наступлением темноты, температура воздуха стала стремительно падать. А чуть позже снова начал идти чуть остановившийся снег, еще больше утрамбовывая плотный покров, и без того, похоже, взявший мир в ледяной плен.

Дом на окраине Крыжановки, морского села, стоял поблизости от дороги, на линии жилищ, находящихся вдалеке от морского берега. Был он двухэтажным, добротным, еще старой постройки, из бурого кирпича, с мансардой, добротно укрепленный и утепленный еще с давних времен. Окна почти все были темны – свет ярко горел только в двух крайних первого этажа. Из трубы валил густой дым.

При этом сад перед домом и забор производили впечатление полной заброшенности: доски из забора в некоторых местах были выломаны, деревья запущены, а дорожку, начинавшуюся сразу за старой покосившейся калиткой, похоже, никто никогда не чистил. Но, тем не менее, яркий свет, падающий из больших окон на белоснежный покров, придавал дому ощущение жизни. Особенно, если учесть тот факт, что в ближайших жилищах во всех окнах давным-давно было темно.

Автомобиль с трудом съехал с главной дороги к обочине возле самой калитки и остановился. Окна в доме были плотно задернуты шторами, но, тем не менее, за ними сразу мелькнул черный силуэт человека, явно всматривающегося в темноту.

Но стоял он возле окна недолго. Скоро силуэт исчез. Снегопад усилился. Через мгновение автомобиль из черного стал серым, а затем и вовсе белым, заметенный снежным вихрем, не успокаивающимся ни на секунду.

Прошло еще совсем немного времени, как громко хлопнула дверца машины. Из нее вышла женщина и, тяжело передвигаясь по снегу, двинулась к калитке дома.

Запертая на щеколду, она, тем не менее, открылась без труда. Женщина быстро справилась с нехитрой защелкой и пошла по дорожке по направлению к дому. Собаки во дворе не было: либо сердобольные хозяева в такой снегопад впустили ее в дом, либо ее вообще не держали – в отличие от всех остальных сельских жилищ, в которых почти везде на цепи в будке были собаки.

Так что никто не помешал женщине взобраться на засыпанное снегом крыльцо и побелевшими и дрожащими костяшками пальцев постучать в обитую дерматином дверь.

Дверь эта тоже производила странное впечатление – нетипичное для села. Во всем, во всем этот дом отличался от всех остальных.

Женщина стучала изо всех сил. Но прошло достаточно много времени, пока из-за двери не послышались шаги. Вскоре они замерли, кто-то явно прислушивался. И только через время раздался дребезжащий, старческий, но утрированно громкий голос:

– Кто это? Что вам надо?

– Простите… – В голосе женщины зазвучали слезы. – Простите, пожалуйста. Но мой автомобиль сломался возле вашего дома… Очень холодно… Я замерзаю… Вы не могли бы пустить меня погреться? Может быть, у вас есть телефон?

– Телефон? Вы шутите? – За дверью послышался смех, перешедший в кашель.

– Простите… Мне очень холодно. Может, вы позволите мне войти хотя бы в прихожую?

– Уходите! – раздалось из-за двери. – Я не знаю, кто вы такая и откуда у вас автомобиль.

– Я из Народной милиции. Меня в Фонтанку вызвали, но по дороге началась метель. А машина сломалась. Стало темнеть…

За дверью послышалось уже два приглушенных голоса, было понятно, что там спорят. Затем уже другой голос произнес:

– В Фонтанку в последние дни все время ездит милиция по нашей дороге.

– Вот видите! – обрадовалась незнакомка. – Я не вру!

– Вы одна? И вы управляли автомобилем? Это странно для женщины!

– Да. Я научилась. Шофера не было.

За дверью снова началось совещание. В отчаянии незнакомка опустилась на ступеньки крыльца. Плечи ее заметно дрожали, похоже, теплый платок на голове и цигейковая шубка совсем не спасали от мороза.

– У вас есть оружие? – вдруг спросили из-за двери.