Все вернулись в гостиную.
– Что вам нужно? – Сестры испуганно жались друг к другу, и только старшая могла задавать вопросы, сохраняя хоть какое-то самообладание.
– Вы знаете, что нам нужно. Икона, – ровным, спокойным голосом пояснила незнакомка.
– Нет у нас никаких икон! С чего вы взяли?
– Мне нужна икона, – повторила женщина, – Вера, Надежда, Любовь… И их мать София. Та самая икона, которую вы увезли из Одессы в 1920 году. Вы прекрасно знаете, что за вами следили все эти годы. Поэтому препираться бессмысленно.
– Ах ты тварь… – выдохнула старшая.
– Это тоже бесполезно. Или вы спокойно отдаете икону, и вас никто не тронет…
– Или? – с вызовом отозвалась хозяйка.
– Или… Не спокойно.
Вдруг, рывком, женщина схватила младшую сестру за волосы, притянула к себе и приставила к ее голове пистолет.
– Икону, быстро! – крикнула она. – Иначе я прострелю ей башку!
– А мы еще тебя пожалели… – с горечью сказала старшая, – в Рождество…
– Я ненавижу Рождество, – резко отозвалась незнакомка, – всегда ненавидела. Но… Мне жаль. Ценю вашу доброту. Поэтому и говорю с вами спокойно. Но долго говорить не буду.
– Хорошо. Я принесу. Отпусти ее!
– Вот когда принесешь, тогда отпущу. Ты, идешь с ней! – скомандовала женщина одному из бандитов.
Прошло минут десять, и старшая сестра вернулась с иконой.
– Будь ты проклята! – глядя на незнакомку, она швырнула ее на стол.
Женщина опустила пистолет и оттолкнула от себя младшую сестру, которая с криком упала на грудь старшей.
Незнакомка медленно подошла к иконе. Это было настоящее произведение искусства! Оклад поражал своим богатством и тонкостью работы. Он был из золота, щедрой рукой талантливого мастера туда были вплетены крупные рубины и бриллианты, а вдоль рамки шла тройная нить жемчуга. Сама же рамка тоже была золотой. Роскошь, богатство и сияние драгоценных камней подавляли нежные и печальные лица святых, которые словно бы с горьким укором смотрели на бандитов.
– Да, это она, – кивнула женщина. – Уходим!
– Не забирайте ее! – Младшая сестра вдруг вскинула к бандитам свое залитое слезами лицо. – Неужели вы не понимаете – это не ценность, это память! Эту икону нужно сохранить, ее нельзя продать! Мы хранили ее все эти годы…
– Прекрати, – резко оборвала ее старшая. – Это же мрази, грязные твари… Бандиты… Нет у них никакого сострадания. И им плевать на нашу память! Не унижайся перед навозом!..
– Мне жаль, – незнакомка нахмурилась, – правда очень жаль. Но… другого выхода нет.
С этими словами, замотав икону в платок, она покинула дом вместе с бандитами. Было слышно, как через минуту взревели двигатели автомобилей.
– Это я виновата… – рыдала младшая сестра, – не надо было ее жалеть… Не надо было впускать никого в дом…
– Перестань! Они все равно бы пришли, просто по-другому. Ты тут ни при чем. – Старшая сестра подошла к окну, наблюдая из-за шторы, как от дома отъезжают два автомобиля.
Младшая продолжала рыдать. Старшая пошла к выходу.
– Ты куда? – спросила ее сестра сквозь слезы.
– Устала… – странным голосом отозвалась старшая. – Как же я от всего устала… Я сейчас, – и вышла из комнаты.
Прошло время. Младшая сестра успокоилась, вскипятила чайник и решила пойти позвать старшую пить чай. Медленно, с трудом она стала подниматься по скрипящей лестнице.
Вот и дверь комнаты. Толкнула ее. А затем… Зажала рот рукой, пытаясь заглушить дикий крик.
В петле под потолком висела старая женщина. Сняв с крючка керосиновую лампу, она повесилась на бельевой веревке. Ноги ее, с которых спали стертые тапочки, раскачивались в воздухе, а веревка, елозя по крюку, еле слышно скрипела…
До города ехали долго. Машина с трудом пробиралась сквозь снежные заносы загородных дорог, но поскольку это был дорогой, хорошо ухоженный автомобиль с мощным двигателем и большими колесами, победа оставалась за ним – этим тяжелым монстром немецкого автопрома.
Новым в привычках бандитов стало то, что они принялись ездить на дорогих машинах. Это было необходимо и для их жизни, и для дела.
Всю дорогу до города Таня, а это была именно она, сохраняла упорное молчание. Только когда машина въехала во двор убежища Тучи и остановилась возле флигеля, Таран, сидящий рядом с ней, не глядя спросил:
– Ты точно уверена? Ошибки быть не может?
– Нет, – Таня покачала головой, – это та самая икона. Туча спасен.
– Неужели она стоит семь тысяч? – поразился Таран.
– Десять, – вздохнула Таня, – но продадим мы ее за семь. Из-за риска. И еще потому, что срочно нужны деньги. Поэтому Туча спасен.
– А знаешь, я впервые в жизни видел, как ты угрожала кому-то пистолетом! – усмехнулся Таран.
– Пистолет был не заряжен, – резко ответила Таня, – и вообще, не вспоминай больше об этом.
Затем она вышла из машины и пошла к Туче.
Идея украсть икону принадлежала именно Тане. Совершенно случайно она получила наводку на нее от одной своей знакомой, встреченной на Привозе. Та рассказала ей о чокнутых сестрах, старшего брата которых, белого офицера, расстреляли большевики. Драгоценную икону сестрам на хранение оставил один священник, слывший чудотворцем. Они, дворянки, вслед за братом едва не попали в застенки ЧК, но спаслись. А потом переехали из Одессы в Крыжановку. Икона все время была с ними.
Сомнений у Тани не оставалось. Она никогда не была религиозной. И если на одной чаше весов находилась непонятная святыня, а на другой – жизнь ее друга, Таня без сомнений выбрала жизнь.
Туча был трезв и деловито расхаживал по комнате, напоминая дикого зверя, запертого в клетке. Пока Таня разрабатывала план, он уже за рубежом нашел покупателя на икону. Контрабандой ее собирались отправить в Румынию, а оттуда – транспортировать дальше.
– Вот, – Таня положила икону на стол и развернула платок, – теперь ты получишь семь тысяч и вернешь пять.
– И вовремя, – Туча остановился, мрачно глядя на нее. – Уже назначили сход.
– Когда? – ахнула она.
– Девятого.
– Через два дня… Ты успеешь? – Таня схватилась руками за голову.