Когда закончится декабрь…

По дороге домой Глафира задумчиво глядела в окно.

День пролетел. Обычный и необычный. Долгий и короткий. Такой странный, наполненный волнениями, новыми знакомствами и удивительными событиями.

Глаша, сидя на заднем сидении большой машины, с тихой улыбкой вспомнила, как в прихожую приковылял после осмотра Павел и, узнав, что она уезжает, взял с Глаши слово не пропадать. Он потребовал ее номер телефона.

– Должен же я знать, как вы доехали. Правда, Дмитрий отличный водитель, но все-таки я должен быть в курсе. Обещаете позвонить?

Матвейка, видя, что гостья, несмотря на его уговоры, все же их покидает, вдруг расплакался.

Обнимая Глафиру за плечи, он уткнулся мокрым носом ей в шею и все просил:

– Оставайся с нами, Глаша! Ну, оставайся!

Семен Николаевич, ухмыльнувшись, жестко выдохнул:

– Хватит, Матвей! Будь мужчиной. Прекращай рыдать! Пойдем спать укладываться. Иди за мной, быстро!

Глаша ехала долго. Темнота быстро сгущалась и бесформенными чернильными кляксами опускалась на мокрую дорогу. В машине было тепло и уютно, негромко звучала музыка, за окном шел снег. Редкие, но замысловатые, словно вырезанные из белоснежной бумаги, снежинки легко кружились, медленно падали на землю, на стекло машины, на деревья, стоящие у дороги, будто бдительные часовые.

Тишина и густая тьма царствовали повсюду. И только свист ветра да хруст веток, случайно оказавшихся под колесами, нарушали спокойствие Глаши и ее невольное уединение. Ни редкие встречные машины, ни звуки музыки, ни постукивание щеток по стеклу не мешали ее внутреннему покою и равновесию. Этой нечаянной гармонии, которая возникает только когда душа обретает счастье…

Глава 11

Евгения подругу не узнавала. Такое состояние внутренней тишины и странного, подозрительного спокойствия бывало у Глафиры нечасто. Это случалось в минуты сильного душевного потрясения, неожиданного волнения или перед надвигающейся бурей.

Евгения точно помнила, что такая отрешенность была у Глафиры после смерти бабушки, после расставания с Глебом и после выпускного вечера в школе. Подруга затихала, словно сосредоточивалась, концентрировалась, собиралась с духом, выбирала дальнейший путь и способ существования. Она не разговаривала, молчала целыми сутками, ела много сладкого и не брала трубку телефона.

Женьке все это не нравилось. Во-первых, она переживала за свою взбалмошную подругу, во-вторых, хотела быть в курсе всех ее дел, и, в-третьих, считала, что Глаша, по доброте душевной своей, не умела за себя постоять. И явно осознавала, что никто, кроме нее, Глафиру не защитит.

Евгения видела, что после неожиданного случая у входа в известный торговый центр Глафира присмирела. Она все время о чем-то думала, отвлекалась от разговоров, долго гуляла по улицам со своей собакой Федором. На все расспросы Женьки она лишь пожимала плечами и загадочно улыбалась, чем сразу выводила подругу из себя.

– Что ты молчишь? – нервничала Евгения. – Что с тобой случилось там, за городом?

– Ничего, – отводила глаза Глаша.

– Как ничего? Отчего ж ты все время грустишь?

– Не грущу я, не выдумывай.

Прошел день, два, три… Прошла неделя. И тогда Евгения, как обычно, пошла в наступление. С утра она, сговорившись с Глашиной мамой, заехала за подругой, когда та еще спала. Ничего не понимая, Глафира села в пижаме на кровати, сонно потирая глаза.

– Ты спятила, Женька? Что ты там еще выдумала? Дай выспаться!

– Вставай, лежебока, – Евгения безжалостно потянула ее с кровати. – Иди умывайся. Но косметикой не пользуйся!

– Почему это? – Глаша подозрительно прищурилась. – Мы в баню, что ли поедем?

– Нет, – ухмыльнулась довольная подруга, – не в баню.

– А куда?

– В салон.

– Зачем? – насторожилась Глаша.

– Я решила, что сегодняшний день мы посвятим тебе!

– Как это? Что значит, посвятим?

– А вот так, – захохотала Евгения. – Будем поднимать тебе настроение, приводить тебя в чувство, украшать и одевать.

– О, боже, – ужаснулась Глаша, – только не это! Я остаюсь дома!

– Ну, уж нет, – Евгения оглянулась на свою сообщницу, маму Глаши, и подмигнула ей, призывая на помощь.

Вера Павловна сразу кинулась в бой:

– Конечно, Глашенька, сходите, погуляйте, развейтесь…

– Мама, да от чего отдыхать? У меня полно дел, и мой единственный выходной я не хочу провести в салоне!

– Ну, все, хватит сопротивляться, – Женька подтолкнула подругу к ванной. – Давай, быстро!

Схватившись за голову, Глаша застонала, но все-таки встала с кровати, собралась и, тихо покряхтывая, потащилась за Евгенией.

Женька устроила подруге феерический день. Сначала они приехали в шикарный салон Евгении. Здесь Марк, лучший стилист, холеный молодой человек, избалованный богатыми клиентками, критически оглядел свою подопечную. Поджав губы, скептически осмотрел ее лицо, волосы, одежду и недвусмысленно хмыкнул, но, поймав сердитый взгляд хозяйки, тут же улыбнулся, не решившись озвучить свои истинные мысли. Манерно вздохнув, он жеманно повел плечами.

– Цвет вы, естественно, менять не захотите?

– Нет, конечно, – испуганно вскочила с кресла Глаша. – Я за свой рыжий даже в бой пойду!

– Понятно, – демонстративно вздохнул стилист. – Тогда что? Моем голову, стрижемся и укладываем?

– Только самые кончики, – умоляюще посмотрела на него Глаша. – Не убирайте длину.

– Ты, Марк, девушку не пугай, – властно оборвала гламурные рассуждения мастера Евгения. – Приступай к делу. Не просто укладываем, а делаем такую прическу, чтобы все мужские особи оглядывались.

– Не нужно мне этого счастья, – пискнула Глаша.

– Не нервничай, подруга. Ты свою красоту не умеешь подчеркивать, тогда это сделаю я.

Прикусив язык, Глафира обреченно отдалась в руки Марка. Пока он занимался ее непослушной рыжей шевелюрой, к ней подсела со своим столиком мастер маникюра и принялась старательно шлифовать ее ногти и наносить выбранный хозяйкой салона яркий гель.

Глаша, сломленная напором Евгении, уже не сопротивлялась. Свою подругу она знала прекрасно и понимала: если та что-то решила, то пойдет, словно танк, напролом.

Боясь громких конфликтов, Глаша решила вообще не спорить. Однако вскоре она поняла, что решение это было опрометчивым. После укладки волос и маникюра Евгения пересадила ее в другое кресло.

Ничего не понимая, Глафира осторожно поинтересовалась: