– Отстань, – закатила глаза Глаша.
– Я сто раз просила тебя не носить такой цвет!
– Ну, начинается! Вы с моей мамой сговорились, что ли? Та с самого утра все уши мне прожужжала, теперь ты…
– Вот мама у тебя человек со вкусом, – Евгения, угрюмо сдвинув брови, насупилась. – А ты? Ты же обещала его выбросить! Еще в прошлом месяце!
– Обещала, но рука не поднялась. Оно, хоть и старое, но теплое и удобное. Отстаньте все от меня, ради бога!
– Ну уж нет! Ты не можешь, значит, я его выброшу. Хватит, – Евгения вскочила, схватила пальто, и, не дав подруге опомниться, выбежала с ним из кафе.
Глаша, не успев даже ахнуть, не очень расстроилась, полагая, что это у Женьки такая воспитательная шутка.
– Вот дуреха, – она пожала плечами. – Не сидится ей на месте!
Не тратя даром времени, Глаша заказала еще пирожное. Но когда прошло минут пятнадцать – двадцать, она забеспокоилась. Через полчаса стала волноваться. На улице стояла осень, без верхней одежды не доберешься до дома, а шутка Евгении затягивалась. И тут вдруг Глаша осознала, что Женькины угрозы могли и не быть шуткой. Оглядываясь на входную дверь, она достала телефон, но подруга трубку не поднимала. Приуныв, Глаша почувствовала, как в животе заныло от страха. А что если эта взбалмошная Женька и вправду выполнила обещание?
Прошло минут сорок, потом час… Растерявшись, Глаша не знала, что и думать. Сладкого уже не хотелось, пора было уходить. Но как? Отвернувшись к окну, она заплакала. Не от жалости к себе и не из-за пальто. А от вдруг нахлынувшего жуткого одиночества…
Вспомнилась расхожая фраза о том, что одиночество – это когда ты слышишь, как тикают часы. И грустно усмехнулась. Ерунда какая! Сейчас она не слышала, как тикают часы, но совершенно точно ощутила холодные объятия одиночества.
Одиночество… Оно разное. Одушевленное словом, скользящее во взгляде, воплощенное в действии. Затерянное, сиротливое, безродное. Холодное, мрачное, безвкусное. Бесцветное, черно-белое, глухое… Дарующее кому-то покой, кому-то разочарование, а кому-то отречение.
Одиночество – это уединение со знаком минус… И если оно затягивается, ты начинаешь ощущать странную безысходность.
Глаша, не зная, что предпринять, решила вызвать такси и ехать домой без пальто. Она только взяла трубку телефона, как в зал вбежала раскрасневшаяся Евгения. Увидев Глашу, облегченно вздохнула и, приблизившись к ней, протянула большой пакет.
– На. Это тебе вместо той синей тряпки.
– Могла бы не торопиться, – отмахнулась Глафира. – Я все равно уже собиралась домой ехать.
Евгения, чувствуя, что перегнула палку, виновато наклонилась к ней.
– Ну, прости. Но ведь и у меня не безграничное терпение!
– Как я устала от всего этого – огорченно отвернулась Глаша. – Я уже взрослая девочка и могу сама решать, что мне носить и что есть!
– Ну уж нет, – Женька опять закипела. – У тебя есть я, и мне не все равно, как ты выглядишь.
– Так ты стесняешься моей внешности?
– Да нет же! Вот дуреха! – Женька, обняла любимую подругу и чмокнула ее в щеку. – Просто хочу, чтобы ты стала еще краше! Ну, что? Мир? Глашка? Мир?
– Мир, – вздохнула Глафира.
– Ну, если мир, тогда вот твое новое пальто, – радостно хмыкнула Женька.
Они захохотали и отправились в гардероб примерять обновку.
Такие сцены повторялись довольно часто. Но, несмотря ни на что, и Глаша, и Женька прекрасно знали, что ближе и вернее у них нет никого на свете. И это осознание помогало им не только бороться с каждодневными трудностями, но и просто жить, когда для этого, кажется, уже не хватает сил.
Глава 5
Глашина личная жизнь, в отличие от Женькиной, не была столь яркой и бурливой, но потрясений хватало и в ней…
Спокойная и медлительная, Глаша всегда искала не развлечений и эмоций, а комфорта и уюта. Не достатка и благоустроенности, а гармонии и согласия. Ей было особенно трудно, потому что мужчины, как известно, любят глазами…
При первом знакомстве они воспринимают и оценивают женщин по внешним данным, а с этим, как считала Глафира, у нее не сложилось. Пухленькая и аппетитная, она не то что стеснялась своего тела. Как раз ей-то все нравилось и совершенно не стесняло, но она видела, как смотрят на нее другие. И этот осуждающий, а порой даже жалостливый, взгляд ее и раздражал и нервировал одинаково. Стоило ей появиться в публичном месте, присутствующие смотрели на нее или с изумлением или как на пустое место.
Глафира давно привыкла к такой реакции и, чтобы не возбуждать нездоровый интерес, старалась не ходить на светские тусовки. Бывали случаи, когда отсутствие не поощрялось или даже наказывалось, и тогда подготовка к мероприятию превращалась в настоящую пытку.
За несколько дней до предполагаемого визита или мероприятия Женька тащила подругу в магазины. Безжалостно пытала ее бесконечными примерками. Женька выбирала костюмы, платья, брюки на свой вкус и старательно внушала подруге, что если где-то жмет, трет или давит – можно потерпеть. Главное, чтобы выбранный наряд сидел на фигуре красиво, смотрелся модно и, по возможности, скрывал выпуклости и складки тела.
– Отстань, липучка! Я это не надену, – активно сопротивлялась Глаша.
– Хватит выступать, – устало морщилась подруга. – Примеряй. И вот этот костюм еще, и это платье!
Глаша, чуть не плача, натягивала на себя очередной наряд и бессильно стонала…
– Мне не нравится, я в нем как змея.
– Ну, до змеи тебе, конечно, далеко, – усмехалась Женька, – но мне тоже не нравится, переодевайся.
Нацепив на себя очередную блузу или жакет, Глаша хмурилась:
– Ой, боже! Это не я! Мне это не идет.
– Главное, не капризничай, – тяжело вздыхала Евгения. – Доверься мне. Смотри, какая ты хорошенькая в этой блузке! И цвет твой, и подплечики к месту…
В результате, после многочасового истязания и невозможных мытарств, Глаша обреченно соглашалась на все:
– Если тебе нравится – бери!
– Ну, а тебе-то как? Нравится? Будешь носить? Или еще поищем?
Глафира судорожно вжимала голову в плечи, опасаясь продолжения магазинной экзекуции, и, взмахнув рукой, примирительно кивала, наступив на голову своим собственным чувствам и предпочтениям.
– Мне все равно. Если надо – значит, надо! Поедем домой, есть хочется.
– Тебе бы только есть, – раздраженно хмурилась Женька. – Вот что ты за человек? Я тут убиваюсь, чтобы подруга выглядела сногсшибательно, а она только о еде думает! Кошмар какой-то!
– Из нас двоих сногсшибательно выглядеть можешь только ты, и этого для меня достаточно, – миролюбиво отзывалась Глафира. – А я могу просто рядом постоять. Ты будешь бриллиантом, а я – твоим обрамлением. Классно я придумала? – Она хохотала, радуясь прекращению пытки, и весело обнимала брюзжащую подругу.
Но на этом испытания не заканчивались. В день мероприятия Евгения с самого утра приезжала к Глаше домой, привозила целый чемоданчик с какими-то красками, тенями, карандашами, основами, кремами, подводками и пудрами. В этом заветном чемоданчике лежало столько всего, что у Глафиры дух захватывало.
– Господи, неужели всем этим можно пользоваться?
– Еще как, – Евгения старательно раскладывала все на столе. – Ну? Присаживайся.