Когда придёт время. История первой любви в письмах

Смогу ли я подпевать песням о любви, не посвящая их тебе? Есть ли у тебя настоящий верный друг? А девушка?..

Нет, про девушку, наверное, лучше не знать. Я ничего об этом не слышала, и даже на фотографиях у тебя дома не видела. И ты никогда о ней не говорил, поэтому в моей душе жила надежда, что твоё сердце всё ещё свободно. Всё ещё ждёт настоящего чувства. Хотя я знала – догадывалась, что долго так продолжаться не может. А ещё в глубине души я надеялась, что ты ждёшь именно меня, хотя и понимала, что на чувства с твоей стороны рассчитывать глупо. Ты красивый, популярный, талантливый, а я… обычная. Вот если бы в наши дни всё ещё было принято обручать родителям своих детей, мы с тобой были бы вместе, и всё было бы намного проще.

Я не хотела, чтобы ты был в моей жизни случайным прохожим, эпизодом из прошлого, который нельзя забыть, и повторить тоже нельзя. Но разве может быть случайным тот, кто рядом не год, не два, а с самого детства?!

Письмо четвёртое

Почему жизнь не может быть проще?

Почему после каждой встречи с тобой я плачу и терзаюсь вопросом: как ты ко мне относишься? Похоже, так же, как и к другим знакомым девчонкам, коих у тебя, как у человека гиперобщительного, миллион, – не особенно замечаешь. Но один случай всё-таки зародил надежду в моём сердце…

Я тебя видела, и это было не во сне…

Мы с мамой и братом пришли в магазин. Мама выбирала овощи для салата, а мы с Сашкой перепихивались плечами – никто не желал прекращать бой первым, – когда раздался этот звонок, и мамина подруга тётя Света пригласила нас в гости.

До этого мне казалось, что я уже почти не вспоминаю о тебе. Какой смысл вспоминать о том, кого видишь три-четыре раза в год? Да и не нужен ты мне! Только вот тебе от таких рассуждений было ни горячо, ни холодно, а я безуспешно пыталась убедить саму себя. И мне казалось, что всё получается. До очередного звонка твоей мамы.

Тёть Света пригласила нас в гости завтра.

Как же я мечтала об этом «завтра»! Я даже представить себе не могла, какой ты сейчас, потому что с нашей последней встречи прошло уже десять месяцев. ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ! Это больше трёхсот дней подряд. Смог бы человек прожить столько без воздуха или еды? Вот и ты для меня был как воздух, и особенно сильно это ощущалось в последующие после очередной встречи дни. А потом я привыкала и снова погружалась в режим «ожидание». Человек, знаешь ли, ко всему привыкает, если сумеет выдержать и не сломаться в минуту, когда ему кажется: хуже вообще быть не может.

А я… Да, я всё ещё недостаточно взрослая, умная и рассудительная, чтобы принять как данность тот факт, что на свете есть вещи, которые сильнее нас. И если мы не встречаемся, значит, так лучше… Только кому? Может, ещё не время? Ну не верю я в такую любовь, когда начинают встречаться в пятнадцать и ухитряются пронести свои чувства до двадцати с небольшим – до женитьбы, и потом ещё – целую жизнь. Покажите мне эту пару. Вот мы с тобой – другое дело. С детства знаем друг друга (будет что детям и внукам рассказывать), лет в девятнадцать где-нибудь случайно встретимся, и ты вдруг поймёшь, что рядом с тобой всегда была та, которую ты искал. И больше уже не захочешь расстаться. И мы поженимся. И…

На этом моменте я обычно себя прерываю, потому что – о, это дурацкое чувство, когда ты уже почти замужем, а мальчик ещё не в курсе!

Кстати, недавно мама затеяла разговор о счастливом будущем, и о том, что однажды я встречу своего человека – умного, воспитанного, образованного, и всё у нас будет хорошо. Мне так и хотелось сказать: это бред! Я уже встретила своего человека, и он в сто тысяч раз лучше всех умных, воспитанных и образованных! И никто мне больше не нужен. И никогда не будет нужен. Но каждый раз, когда я пытаюсь завести с ней разговор о тебе, она как-то странно улыбается и качает головой, как будто вот-вот скажет что-то философски-надменное вроде: «Это пройдёт!» Честное слово, даже хорошо, что она молчит, потому что иначе я бы просто с ней поругалась и отказалась в дальнейшем общаться. Разве можно смеяться над чувствами? Разве можно говорить, что их нет, что это пройдёт, что это неважно? А что тогда важно?

Наша встреча состоялась в пять часов вечера в твоей квартире. Ты чуть-чуть изменился (опять!) – стал более взрослый и мужественный, и рубашка с закатанными до локтя рукавами отлично демонстрировала твои сильные руки с выступающими венами (просто взгляд отвести невозможно!). Твоя мама сказала, что в последние месяцы ты стал увлекаться спортом и фотографией, а ещё, оказалось, ты давно сочиняешь тексты и музыку и подумываешь поступить на журфак. С ума сойти, сколько открытий! И сколько талантов может жить в одном человеке?

На этот раз мы сидели за общим столом напротив друг друга, и я постоянно смущалась. Мне казалось, что я не так держу вилку, как-то некрасиво ем (а вдруг я чавкаю?). В общем, не девочка, а ходячий комплекс.

А когда я поднимала глаза, надеясь получше запечатлеть твоё лицо в своей памяти, непременно наталкивалась на твой взгляд. И, знаешь, лучше смотреть в стену, чем в твои сверкающие медово-карие глаза, которые я так люблю и боюсь потерять.

Ты свободно общался с мамами, словно вы были ровесники. У тебя всегда всё легко. Кажется, будто ты таким и родился – непосредственным, обаятельным, дружелюбным.

А потом нас отправили в комнату, обоснуя всё тем, что общих интересов у взрослых мамашек и юных детей ещё мало, так что лучше всего разделиться компаниями. Никто и не возражал. Я только боялась, что придётся теперь общаться с тобой тет-а-тет, а не отмалчиваться, любуясь тобой со стороны. Я не умею делать это так же легко и непринуждённо.

В твоей комнате всё было так же, только вместо дивана теперь был другой – угловой и широкий, серого цвета. И, как всегда, груды мусора – одежда, рюкзак, тетрадки, листы…

– Вообще-то, не предполагалось, что гости сюда заглянут, – пояснил ситуацию ты, ловко сгребая всё лишнее в ящик. – Теперь порядок. Присаживайтесь. Ну, что…

Ты задумался, и я тут же выдвинула идею.

– Лёнь, спой!

Наверное, тебя уже достало, что все, кто приходит в гости, просят сыграть или спеть. Наверное, мало приятного в том, что тебя выставляют как гвоздь программы на всеобщее обозрение и командуют: «Спой! Сыграй! Расскажи!». Но я так редко с тобой встречаюсь, что, наверное, могла бы уже иметь какую-то привилегию. И, в конце концов, так сложно было устоять перед соблазном услышать твой манящий голос и песню, возможно, написанную тобой самим. Мне хотелось бы знать, какую ты выберешь для меня?

А вдруг ты посвятил её мне? О, бредовые мысли, хватит! Делать тебе больше нечего!

Ты задумался, но в конечном счёте всё же полез за гитарой.

– Ну ладно.

От твоего прекрасного голоса щемило в груди. Я смотрела в твои глаза, слушала слова песни, словно пропитываясь ими, и чувствовала… Мне впервые было не страшно. Хотелось закричать: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!»

Мамочки, до чего же сильно я люблю тебя, Лёня! Какой же ты – мой! И я не могу представить своей жизни с кем-то иным, не с тобой…

Такие как ты не могут не нравиться. Парень, который обладает невероятной харизмой и обаянием, играющий на гитаре, услужливо открывающий двери, с отменным вкусом и чувством юмора. При всём при этом обладающий такой красотой: нереально яркие глаза в сочетании с приятной внешностью. Бог создал тебя совершенством, и я должна быть счастлива уже от того, что знакома с тобой, что могу, хоть и редко, общаться. Нельзя же требовать от звезды, чтобы она сияла исключительно над твоим окном. Нужно радоваться, что она есть где-то в небе, и ты её видишь. И все её видят… Она свободна. И недосягаема.

Если задуматься, то станет понятно, что боль причиняет нам не любовь, а собственный эгоизм. Желание завладеть всем без остатка и ни с кем – ни с кем! – не делиться. Только это невозможно.

От этих мыслей опять стало больно, и я постаралась сосредоточиться на словах песни, глядя, как твои пальцы перебирают струны. Я играю совсем не так хорошо, к сожалению. А ты, за что бы ни брался, во всём достигаешь успеха. И где справедливость этого мира?

– Если когда-нибудь мир завершит свой бег,

Если ослабнут все нити на нашей планете,

Мы всё равно совершим побег,

Мы ведь всё те же с тобой,

Мы влюблённые дети…

Это же не то, что я думаю, правда? «Влюблённые дети…» Это же просто красивый оборот речи?!

– Мир может хоть каждый день беспрестанно меняться,

Мы всё равно навсегда остаёмся собой,

Также доверчивы и, к сожаленью, беспечны,

Забывая о том, как часто ранит любовь, – пел ты уже другую песню, перейдя к ней без лишних вступлений, только подстроив гитару.

Я слушала и боялась дышать. Даже Сашка притих.

Знаешь, о чём я думала в те секунды? О том, как хорош ты во всём, за что бы не взялся. Слишком хорош. Мог бы дать шанс и другим парням проявить себя.

– Ну как? – спросил наконец ты, откладывая гитару в сторону.

– Очень круто! – похвалила я. А себя отругала. Не могла что-нибудь пооригинальней придумать? Как будто у меня словарный запас – двести слов. – Ты сам сочинил эти песни?

– Да, балуюсь на досуге, – скромно признался ты.

– Ничего себе, «балуюсь». Тебе бы на сцену! Мигом бы стал кумиром.

– Каждый для кого-то кумир, а для кого-то – неудачник, – философски произнёс ты, опять используя этот взгляд – а-ля «все девчонки умрут от счастья».

Я не сочла нужным комментировать эту реплику, тем более что представить тебя неудачником было нельзя. Ты – совершенство.