Невеста по наследству

Сергей и Настя прошли за ним и замерли на пороге. У входа в горницу стоял огромный детина с совершенно лысым черепом и странными, навыкате, глазами. Детина, словно грудной младенец, пускал пузыри и безмятежно улыбался, поигрывая своей страшной игрушкой – большим мясницким топором. Хозяин взял из его рук топор и подтолкнул парня в спину: «Иди спать, Мишаня! Это свои, от дядьки Ивана».

Мишаня выпустил изо рта особенно большой пузырь, радостно захихикал и, вытянув в сторону Насти толстый кривой палец, что-то нечленораздельно прогнусавил.

– Девка, девка, – закивал головой мужик и более настойчиво подтолкнул парня ко входу в горницу. – Иди ужо! Напугаешь добрых людей! – И, мрачно усмехнувшись, пояснил: – Дурачок он, богом убитый. Из жалости держим. Больно уж хорошо за скотиной ухаживает.

Из глубины дома послышался стук, будто что-то тяжелое свалилось откуда-то сверху, и вслед за этим раздался скрипучий голос:

– А чтоб тебя, дубина ты стоеросовая, опять приступку от печи убрал!

– Акулина! – крикнул хозяин. – Подай-ка ночевщикам молока да хлеба!

– Сам подай, коли дюже приспичило! – раздалось в ответ, но через некоторое время на пороге появилась растрепанная баба в засаленном сарафане и, слеповато прищурясь, сунула в руки Сергею глиняный горшок с молоком. – Носят тут черти всяких по ночам! – довольно недружелюбно проворчала она. – А хлеба нету. Мишка с вечера сожрал последнюю ковригу, – она подозрительно оглядела Сергея, потом Настю. – Че по ночам шастаете, людям покою не даете?

– Больно неласкова ты, матушка, как я погляжу, – усмехнулся граф, – не по христианскому это обычаю гостей на пороге держать.

– От таких гостей, поди, не соберешь костей, – баба уперла руки в бока. – Нынче за постой платить положено, а не лясы без толку точить.

– От Ивана они, Акулина, – пробурчал за ее спиной хозяин. – Видно, опять застряли, господа хорошие?

– А мне хошь от Ивана, хошь от Трофима, – не сдавалась Акулина. – Зря, что ли, среди ночи поднялись?

– Успокойся, матушка, на вот, держи! – Сергей достал бумажник и отсчитал несколько ассигнаций. – В городе столько номер в хорошей гостинице стоит.

Баба оттолкнула руку хозяина, потянувшуюся было за деньгами, выхватила их из рук Сергея и запихала за пазуху, потом почесала у себя под мышкой и уже более дружелюбно проговорила:

– Подай им, Никита, тулуп да одеяло с печки. Пускай тут в сенях устраиваются, а то на сеновале небось задубеют.

– Ну что ж, спасибо и на этом, хозяюшка, – Ратманов шутливо поклонился. – Уважила! – И посмотрел на хозяина: – Свояк твой просил поутру батраков послать, экипаж из грязи вытащить.

– А что, и пошлем, – опять встряла Акулина. – За деньги-то и черта с преисподней вытянуть можно! – Она метнула быстрый взгляд на девушку, потом на мужчину и, недобро усмехнувшись, удалилась в горницу, где тут же принялась визгливо поносить на чем свет стоит слюнявого Мишаню. Очевидно, тот не удержался и что-то сожрал под шумок.

Хозяин снял с гвоздя висевший тут же в сенях тулуп, потом вошел в дом и вернулся с рваным лоскутным одеялом.

– Устраивайтесь как-нибудь! – пробурчал он глухо и ушел, забрав с собой фонарь. Настя робко дотронулась до руки графа и прошептала:

– Тут что, только одни полати?

– Скажите спасибо, что на улице не пришлось ночевать! – Граф расстелил одеяло, бросил в ноги тулуп. – Ложитесь, Настя, и постарайтесь заснуть.

– А как же вы, Фаддей? – девушка вгляделась в темноту. – Вам ведь тоже надо отдохнуть.

– Не думаете ли вы, что я всю ночь буду сидеть вот на этом порожке? – усмехнулся граф. – Придется вам потесниться на этом прокрустовом ложе. Надеюсь, тот слюнявый отрок не придет ночью слегка подкоротить меня.

– Нам придется спать вместе? – ужаснулась Настя. – Но ведь это неприлично!

– Об этом надо было думать чуть раньше, когда вы замыслили сумасбродный побег, Настенька, – весьма ехидно заметил граф. – Вы сами выбрали это грязное, зловонное одеяло вместо объятий молодого мужа. И хотите вы этого или нет, но до утра вам придется терпеть мое присутствие под вашим боком.

– Ну что ж, это еще не самый худший вариант, – вздохнула девушка и сняла пальто. – Как бы ни было все плохо, в одном мне повезло, что вы тоже решились, раз последовали за мной. – Она вскарабкалась на полати и попросила: – Подайте мне, пожалуйста, саквояж, Фаддей.

Граф поднял саквояж с пола и пробормотал:

– Боитесь, что его наша хозяйка к рукам приберет?

Настя не ответила, но Сергей заметил, что она поставила его поближе к изголовью. Все-таки интересно узнать, какие такие ценности скрывает его невеста в своем багаже? Он достал портсигар, но курить расхотелось, и он вернул его в карман сюртука. Карманные часы показывали два часа ночи. До рассвета не меньше трех часов, но вряд ли ему удастся заснуть после стольких треволнений. Он приоткрыл дверь, и тут же у дверей вырос тот самый косматый пес, что встал на их пути к хутору.

– Славные порядки! – усмехнулся Сергей. – Собаки не только в дом не пускают, но и не выпускают.

Он закрыл дверь и подошел к полатям. Настя лежала с открытыми глазами и, когда Сергей взобрался к ней и лег рядом, отодвинулась к стене.

– Послушайте, – прошептал мужчина, – не нужно делать вид, что я кусаюсь. Как бы вы ни пытались вжаться в стену, нам все равно придется делить этот тулуп на двоих. Конечно, я могу отодвинуться на самый край и уступить его вам. Но вы же не заставите меня дрожать всю ночь, как заячий хвост?

– Хорошо, – прошептала Настя. – Представляю, что скажет мне мама, когда узнает, с кем и как я провела эту ночь.

– Кажется, вы уже пожалели о своем поступке, Настя? – спросил тихо граф и поймал себя на том, что заботливо подтыкает край старого пыльного тулупа под спину той, с которой должен был лежать сейчас в роскошной кровати под… Он отдернул руку и откинулся на спину. Похоже, этот белый балдахин становится навязчивой идеей… Сергей почувствовал, как жаркая волна растекается по его телу. Он представил лежащую рядом с ним девушку в свете свечей в тонкой кружевной сорочке… Хотя нет, к этому времени он уже освободил бы ее от одежды, чтобы ничто не мешало им любить друг друга… В этот момент дыхание Насти коснулось его щеки, и она едва слышно прошептала, не подозревая о тайных, не совсем благочестивых мыслях своего спутника:

– Как вы думаете, Фаддей, сумеем мы за два дня добраться до Самары?

– Не стоит загадывать. – Сергей повернулся на бок и осторожно коснулся пальцами девичьей щеки. Настя слегка вздрогнула, но не отодвинулась. – Насколько я знаю своего брата, он не усидит на месте и, вполне возможно, отправится в погоню…

Девушка отбросила его руку и села.

– Какого брата? Кого вы имеете в виду? – прошептала она ошеломленно. – Я что-то не понимаю вас.

Сергей чертыхнулся про себя и тоже сел.

– Успокойтесь, так я обычно называю Сергея, и, думаю, он все-таки решит прояснить до конца причину вашего побега.

– Господи, этого еще не хватало! – произнесла обеспокоенно Настя и подтянула к себе саквояж. – Возможно, нам следует попросить хозяина довезти нас, не дожидаясь утра, до почтовой станции, а там нанять другой экипаж?

– Уймитесь, Настя! – Граф мягко потянул ее за руку, приглашая лечь, и вдруг, как и тогда в лесу, нашел своими губами ее губы и приник к ним. Что ж, если он намерен совратить ее в самом ближайшем будущем, почему бы не закрепить тот небольшой успех, которого он добился при первом их поцелуе в лесу?

Но на этот раз девушка вывернулась из его рук и сердито прошептала:

– Вам не кажется, господин Багрянцев, что вы поступаете недостойно, вторично злоупотребляя моим доверием?

– Простите! – Граф виновато погладил ее по руке. – Спите спокойно, до утра нам отсюда не выбраться! Хозяина вряд ли получится уговорить, а если мы решимся покинуть хутор без его ведома, собаки все равно нас не выпустят.

– Фаддей, мне почему-то страшно! – Настя вновь пододвинулась к молодому человеку. – У этого парня такая жуткая физиономия. – Она вздрогнула и вдруг обняла Сергея за шею и прижалась к нему. – Не судите меня строго, но с вами я чувствую себя в безопасности. – Она уткнулась лицом в его грудь. – Я уже испортила свою репутацию, так что ничего страшного, если вы поцелуете меня еще раз.

Фаддей был так близко, что она ощущала исходящий от него слабый запах хорошего табака, смешанный с ароматом французского одеколона. Покидая родной дом, Настя и не подозревала о том, что уже этой ночью будет лежать в объятиях малознакомого мужчины и почти умолять его о поцелуе. Таким, возможно не очень приличным, способом она пыталась, пусть на время, избавиться от мук совести, которые постоянно испытывала, представляя заплаканное лицо матери. Ведь ей одной пришлось держать сегодня ответ перед светским сбродом, заполнившим их дом накануне свадьбы, и стараться найти достойное объяснение поступку своей дочери, который не поддавался никакой логике и грозил остаться вечным позором и унижением для их семьи.

А как сам жених воспримет это известие? Неужели и вправду бросится в погоню? Этого ей недоставало! Настя еще крепче прижалась к человеку, к которому испытывала непонятное влечение с первой минуты их встречи на постоялом дворе. Вероятно, именно это чувство заставило ее обратиться к нему за советом, а потом позволить проводить себя до первой почтовой станции.

Разве можно так быстро влюбиться? И не ошибается ли она, наделяя Фаддея Багрянцева качествами, которыми он вряд ли обладает?

Мать постоянно твердила Насте о том, что нельзя поддаваться первому чувству. На свете множество красивых мужчин, преуспевших в искусстве обольщения легковерных дурочек. Стоило ей встретить на своем пути человека, который отличается от других, и все, она потеряла голову!..

Настя никогда прежде не целовалась с мужчинами, хотя и считала себя какое-то время влюбленной в одного очень худого молодого человека с пылающим взором, впалой грудью и радикальными взглядами на жизнь. Любовь эта была тайной и ничего, кроме болей в желудке, ей не принесла. Дело в том, что в доме, где обычно она могла встретить Шарля Кассье, подавали лишь черствые бутерброды и жидкий, слегка подслащенный чай… К счастью, эта любовь угасла так же быстро, как и возникла…