Сирота

Сирота
Ирина Мер

Ох и нелегка жизнь падчерицы в деревенском доме… А соседи не вмешиваются – дело частное, семейное. Неужели никто не поможет бедной девчонке?

Ирина Мер

Сирота

– Мамочка, ну почему ты меня здесь оставила? Ты же знала, как мне будет плохо с ним…

Оля тихо плакала, сидя у могилы матери. Отчим сегодня уехал в город – продавать молоко, яйца и прочее, что уродилось у них в хозяйстве. А уродилось немало. Все в деревне считали, что именно хозяйство это и сгубило красавицу Настасью.

Когда-то была влюблена Настасья. Парень красавцем был, умным, добрым. Пожениться они собирались, а не пришлось – сгинул в лесу на охоте. По весне только и нашли то, что осталось. А Настасья родила. В деревне законы особые – все ее осудили, а отец из дома выгнал, скитаться она с девочкой пошла. Вот Григорий ее и приютил, кров над головой дал, фамилию свою.

Говорят, что Гришка давно в нее влюблен был, но от ворот поворот получил. А тут такая удача – Гришка и не растерялся. Люди вздыхали. С одной стороны, вроде как и молодец Гришка, а с другой…

Слишком уж он жаден был. Быстро смекнул – Настасья молодая, крепкая, отличная по хозяйству помощница. Оля помнила, как мама с улицы приходила и падала. А еще помнила, какие у мамы были руки. Твердые, все в мозолях загрубевших. На тот момент у них было три коровы, две свиноматки, овцы, ну и птицы… И большой огород.

А потом мама заболела. Тогда Оле только 10 лет исполнилось. Девочка сидела рядом с ней и плакала, а мама держала ее ручонку в своей и быстро шептала:

– Оленька, доченька моя. Ты, как только паспорт получишь, сразу беги. Беги в город, там люди тебе обязательно помогут…

– Мамочка, а как же ты?

Оля плакала. Она очень хотела, чтобы мама вместе с ней убежала. Вот как поправится, так сразу и убегут. Но мама только улыбалась и ничего больше не говорила.

* * *

После похорон Оля лежала, смотрела в одну точку. Только долго лежать ей не дали. В комнату вошел отчим.

– А ты чего разлеглась? Скотина не кормлена, коровы не доены! Ты что, барыня? Ишь, пристроилась. А то как же! Сиротинушку никто ж на улицу не выгонит! Так и знай, жрать не будешь до тех пор, пока не отработаешь свое содержание!

Оля медленно встала и пошла на улицу. Домой вернулась уже за полночь, а наутро Гришка разбудил ее, как только солнце вставать стало.

– Вот ты спать горазда! Мать твоя нас бросила, так что давай, вместо нее теперь работать будешь. Собирайся, можешь перекусить быстро и картошку полоть. Я в город. Сметанки накопилось, да пяток кур забил. В общем, приеду, чтоб картошка чистая была! И о скотине не забывай.

Оля проводила его ненавидящим взглядом. Попила чаю и пошла в огород. Деревня только начинала просыпаться, когда у нее уж было несколько борозд выполото.

– Оленька?

Девочка разогнулась. У забора стояла соседка. Смотрела на нее жалостливым взглядом.

– Что ты, деточка, в такую рань? Или Гришка, гад, заставил?

– Здравствуйте, тетя Марина… Дядя Гриша сказал прополоть. Он в город уехал.

– Уехал, а хозяйство свое проклятущее на кого? Неужели все на тебя?

– Я не обижаюсь, тетя Марина. Я же живу у него.

Но Марина уже кричала:

– Федька, Танька, а ну ко мне!

Со двора показались ее дети.

– А ну, давайте-ка девке поможем. Хоть пару часиков.

За два часа они вчетвером почти закончили поле.

– Пойдем к нам, хоть покормим тебя. Это ирод, наверное, на хлебе и воде тебя держит. А потом я тебе прибраться помогу. Зорька-то у вас с норовом. Раньше никого, кроме Настасьи, и не подпускала к себе.

К приезду Гришки все у Оли было сделано. Она сидела на скамеечке, отдыхала. Тот подкатил на своем старом «Жигуле», неодобрительно на нее посмотрел, но кричать не стал. Решил сначала поглядеть, что сделано, а что нет.

Все прошел, все посмотрел. Вернулся к ней.

– Ну, смотрю, работы тебе мало было. Завтра тогда коровник чистить.

И пошел домой. Оля чуть не заплакала. К вечеру вышла на скамейку, чуть ноги волоча. Мимо Марина шла.

– Оля, что это с тобой? Опять этот ирод тебя запряг?

В этот момент показался и сам хозяин дома.

– Ты, Маринка, ничего не понимаешь. Я ей кров дал! Воспитываю, хоть она мне и чужая. Благодарна потом будет, что глупостями заниматься времени не было. А то вот, как мать-то ее, принесет в подоле!

Оля кинулась на него с кулаками.

– Не смей! Не смей говорить плохо про маму!

Гришка дал ей оплеуху.

– Ну, еще! Попробуй, помаши крыльями! На хлеб и воду посажу!

Марина загородила собой девочку.

– Что же ты творишь, окаянный! Вот, погоди! Я в опеку позвоню!

– А ты бы, Марин, нос не в свое дело не совала! А то я вот председателю расскажу, как вы по вечерам на совхозных полях траву косите!

– Ну, и сволочь же ты, Гришка! Чтоб ты задавился своими деньгами!

Марина плюнула и пошла к дому.

* * *

Так и жила Оля. Худенькая стала, как тростиночка. Училась, считай, на двойки и тройки, потому что уроки получалось делать только ночью, когда вся работа по дому закончена.

Когда 15 ей исполнилось, выкупил их совхоз какой-то богач. Ферму отремонтировал, заморских коров привез. Ох, как жадно Гришка смотрел на этих коров. Высокие, красные, тут в округе и не видели таких. Подойдет к их загону и любуется. Аж до скрипа в зубах хотелось ему такую.