Теория и практика культурологических исследований

Литература

1. Боровикова Р. Типологические черты художественной культуры Сибири. Новосибирск, 1999.

2. Быкова А., Рыженко В. Культура Западной Сибири: история и современность. Омск, 2002.

3. Ляпкина Т. Архитектоника культурного пространства Восточной Сибири. Конец XVII – начало XX вв. СПб., 2006.

4. Мурзина И.Я., Мурзин А.Э. Культура Урала: очерки становления и развития региональной культуры. В 2 частях. Екатеринбург, 2006.

5. Шамес Л.Я. Культурное пространство Юго-Восточной Сибири (Предбайкалье): традиции и современность. В 2 книгах. СПб., 2006.

Культура как регионообразующий фактор

Среди понятий, которыми активно пользуются для описания современного мира, слово «регион» по частотности употребления занимает одно из ведущих мест. Однако, как это часто бывает, полисемантичность иногда затрудняет понимание исследуемого объекта. Идя от изначального понимания слова «регион» (от лат. regionalis – местный, областной), аналитики делают акцент на территориальном факторе, географически локализованном, играющем значительную роль в при обращении к широкой социально-территориальной общности. Отождествление понятий «регион» и «территория» позволяет исследовать прежде всего проблемы управления отдельными частями отдельных стран, возникающими в русле более общих процессов либерализации, и обусловленных ростом влияния местного самоуправления.

Регион рассматривается как составная часть федерации – определенной формы государственного устройства. Проблемы регионализации ставятся исключительно в плоскости региональной политики, увязываясь с задачами формирования «реального федерализма», отражающего направления политики государства. Именно такой подход характерен для современной России. В «Основных положениях региональной политики в Российской Федерации» (1996) практически отождествляются понятия «регион» и «субъект федерации». В силу того, что политический процесс находится в состоянии становления определение «субъект федерации» достаточно расплывчато. Понимая под субъектом некое образование, чья деятельность направлена на изменение или развитие условий существования внутри большого федеративного государства, скорее акцентируются проблемы правового регулирования взаимоотношений «части» (субъекта федерации – региона) и «целого» (российского государства).

Вариантом данного подхода можно считать представление о регионе как о месте действия мировых субъектов геополитики, связанном с геополитическими стратегиями развития мировых систем. В этом случае понятие «регион» не коррелирует ни с географическими, ни с политическими границами. Его рассматривают лишь в качестве «фактора ситуации».

Таким образом, мы имеем дело скорее с географически и политически образованиями, очерчивающими внешние границы (строго закрепленные или «размытые») отдельных районов, нежели с детальным анализом дифференциации регионов, связанным с природно-географическими условиями, обусловливающими характер производства и способы организации жизни людей.

С другой стороны, под словом «регион» понимают и более сложную структуру, обусловленную различием отдельных частей не только геополитически, но как территорию со своей спецификой исторического или этнокультурного развития.

Понимание ценности природной среды для формирования определенного типа культуры, характерного для конкретной территории, заставляет искать новых подходов к исследованию. Наиболее плодотворными становятся междисциплинарные исследования, рассматривающие регион как систему, возникшую в результате взаимодействия различных сторон и условий общественной жизни на данной территории. Насущный характер приобретает осмысление специфики существования регионов, рассмотрение их связей с единым целым и друг с другом, понимание особенностей этнокультурного своеобразия, типа личности, форм самопроявления человека в определенных природно-географических условиях.

Такая трактовка лежит в основе концепций сравнительно нового направления в науке – гуманитарной географии. Сфера гуманитарной географии, как ее определяют современные исследователи, находится в тесной связи с проблематикой культурологии. Так, Е.М. Ковалев пишет: «Понятие гуманитарной географии шире, чем социально-экономическая география, поскольку включает еще и политическую географию, этногеографию, географию культуры и культурных ландшафтов, географию религий, медицинскую и рекреационную географию»[2 - Ковалев Е.М. Гуманитарная география России. – М.: ЛА «Варяг», 1995. С. 4.]. Это не только расширяет сферу собственно географических исследований, но позволяет обозначить одно из важных направлений целостного гуманитарного подхода к явлениям социальной жизни.

Изучение регионообразующих факторов при таком подходе также уточняется. Наряду с традиционными знаниями о географических и климатических условиях, изучением природных ресурсов, проблем демографии и заселенности определенных территорий, среди регионообразующих факторов все большее значение приобретают этнокультурные факторы, анализ культурных реалий, связанных с историческим прошлым, с одной стороны, и «вписанностью» региона в контекст исторического развития страны и мира, с другой.

Нам ближе точка зрения, при которой регион рассматривается как целостное геокультурное пространство, со своими природно-географическими и историко-культурными реалиями. В таком контексте культура региона становится важным интегрирующим началом, объединяющим различные регионообразующие факторы.

Анализируя тот или иной тип культуры, характерный для определенного государственного или этнического образования, делаются выводы о специфических формах жизнедеятельности в конкретной территории, рассматриваются особенности уклада жизни и т.п. Реальные события, произошедшие на протяжении исторического развития отдельной страны или территории, причины, их обусловившие, артефакты, в которых воплотились те или иные идеи и т.п., давно и прочно стали объектами пристального изучения ученых разных специальностей, рассматривающих зарубежные страны.

В настоящее время стоит новая задача, используя накопленный во внешней регионалистике опыт, применить его для анализа региональной проблематики в современной России. Сложность поставленной задачи усугубляется тем, что если национальные культурные общности, проживающие на территории Российской Федерации, в той или иной мере изучались, то регионы, особенно заселенные по преимуществу этническим русским населением, целостному анализу практически не подвергались. Во многом это объясняется тем фактом, что эти «локальные историко-территориальные образования, обладающие ярко выраженной локальной специфичностью» всегда акцентировали «собственную принадлежность к российскому государству»[3 - Косач Г. Оренбург: региональная мифология как фактор взаимоотношений с соседями// Реальность этнических мифов. / Под ред. А. Малашенко и М. Б. Олкотт; Моск. Центр Карнеги. – М.: Гендальф, 2000. С. 78.].

Сошлемся на опыт проведенного не так давно исследования в четырех регионах Европейской России – Новгородской, Воронежской, Саратовской и Свердловской областях, результаты которого опубликованы в книге «Политика и культура в русской провинции» (2001). При всех сложностях, с которыми столкнулись авторы, была еще одна – отсутствие языка описания, невыработанность способов интерпретации существования и функционирования регионального сообщества.

Если обратиться к таким геокультурым общностям как Урал, Дальний Восток, Сибирь, то мы обнаружим, что внешняя оценка регионального сообщества (особые регионы) и внутренняя идентификация жителей (уральцы, сибиряки, дальневосточники) явно указывают на осознание себя целостным самостоятельным образованием внутри России. В связи с этим особое место занимает анализ регионообразующих факторов в контексте культуры. Введение культуры в качестве интегрирующего регионообразующего фактора позволяет более адекватно описать специфичность отдельного региона, осознать его самобытность и значимость внутри российского пространства.

Рассмотрим регионообразующие факторы в контексте культуры на примере Урала.

1. Географическая составляющая при анализе региона включает в себя описание природно-климатических условий и природных ресурсов, характерных для данной территории, но уточняется за счет включения в описание символов и кодов, проецируемых культурой данного региона на освоенное ею пространство. Применительно к Уралу, такой анализ позволяет по-новому взглянуть на особенности региона, осознать, как природно-географические особенности повлияли на само-осознание жителей края.

Географическое пространство Урала и понятие «уральский регион» – синонимичны, хотя и не совпадают целиком. Само название «Урал» на протяжении исторического времени меняло географическую наполненность, связанную с характером освоения края. Ядром всех географических названий были горы (Рифейские, Каменный Пояс, Камень) как знак территориального раздела. Как отмечают лингвисты, слово «Урал» первоначально использовалось для обозначения южной части современного Урала. И только со второй половины XVII в. появляется понятие «Уральские горы», а со времен XVIII в. территория Урала включает Уральский хребет с прилегающими к нему районами.

Согласно современным географическим представлениям, Урал – это территория между Восточно-Европейской и Западно-Сибирской равнинами, в состав которой входит Уральская горная система, протянувшаяся с севера на юг от берегов Карского моря до среднего течения р.Урал. Исходя из своего географического положения Урал делится на Полярный, Приполярный, Северный, Средний и Южный, западные предгорья носят название Предуралья, восточные – Зауралья.

Регион определяют как уральский в соответствии с современными концепциями экономического районирования: административно он включает в себя Пермскую, Свердловскую, Челябинскую, Оренбургскую, Курганскую области, Республику Башкортостан и Удмуртскую республику. Границы региона не совпадают с новым административным делением России на округа (территория Уральского федерального округа включает: Курганская область, Свердловская область, Тюменская область, Челябинская область, Ханты-Мансийский АО, Ямало-Ненецкий АО).

Очерченное нами географическое пространство, обусловленное современным административным делением региона, не является застывшим. Если обратиться к истории, то изменение границ Урала было в первую очередь связано с процессами его освоения и колонизации русскими, с более поздним административно-территориальным делением в ходе губернских реформ в России: сначала Урал входил в состав Сибирской губернии с центром в Тобольске, затем в состав нескольких губерний. На протяжении ХХ века административные границы также то расширяются (Уральская область включала огромное пространство: в ее состав включались Предуралье, Горнозаводский и Тобольский округ), то сужаются до отдельных областей.

При всем разнообразии административного членения Урал всегда воспринимался как некое единство, обусловленное «формированием в географических границах <…> единого в составе России историко-культурного ареала»[4 - Урал // Уральская историческая энциклопедия. – Екатеринбург: УрО РАН; Издательство «Екатеринбург», 1998. С. 529.].

Такой тип единства исторически складывался в ходе колонизации края. Вхождение в состав России, превращение края в форпост освоения огромного азиатского пространства, становление в качестве ведущего промышленного региона страны – все это формировало на географически определенных просторах того, что мы сейчас и понимаем под словом «Урал».

Вертикальная ось географического пространства Урала изначально формировалась горами. В глубокой древности об Уральских горах скорее были фантастические представления, нежели основывающиеся на реальных фактах (Гиперборейские, Рифейские и Риммикайские горы). В начале XVI в. после похода на Северный Урал московитян появилось самое раннее из русских названий – Камень. И чем более активным становилось освоение и заселение края, тем большей (или значительней) эта вертикаль виделась: освоение природных богатств края шло вглубь – в недра земли.

Горизонтальная ось связана с уральскими реками. Уральские реки становятся теми артериями, по которым двигаются с запада на восток колонизаторы. В XIII в. русские ратники проникают на Урал водным путем – с реки Вычегды на Каму и спускаются по ней до Волги. Чусовая в русских летописях упоминается впервые в XIV в. Не случайно и Ермак отправляется «воевать Сибирь» по Каме, Чусовой и Серебрянке.

Именно эти составные элементы природного мира становятся смыслообразующими в создании пространства культурного. В ходе колонизации происходило изменение природного ландшафта: строительство крепостей и городов, распахивание земель и открытие богатейших рудных месторождений. По сути в природно-географической системе координат появлялись «горизонтали» и «вертикали» культурного мира.

«Горизонтальное» пространство активно осваивается с XVI в., когда на колонизируемой территории Урала строятся первые города. Строительство новых городов было связано с необходимостью создания опорных пунктов, своего рода военно-транспортных центров на пути первопроходцев.

Первые упоминания о соляных промыслах на р. Усолке относятся еще к XV в., но уже в следующем веке через Соликамск проходит прямой путь в Сибирь, сделав город не только основным центром солеварения, но и административным центром Перми Великой, транспортным и торговым узлом.

Осваивая пространство Урала, человек в процессе своей деятельности закреплял в архитектурной планировке поселений свое представление о картине мира, наделяя его смыслами. В самом акте создания городов можно обнаружить, как активная деятельность человека создает рукотворный космос, организуя мир, созидается пространство жизни, наделяясь знаками и значениями. Такое семантически окрашенное бытие нашло свое воплощение не только в архитектурных доминантах отдельных городов, но всего осваиваемого края.

В процессе освоения территории, в географический образ края включаются новые элементы. И, если следовать мысли П.А. Флоренского, что «вся культура может быть истолкована как деятельность по организации пространства», то и изучение культуры региона необходимо вести прежде всего в логике осмысления тех пространственных изменений, которые появляются в ландшафте Урала в результате его заселения и колонизации.

Первые опыты застройки открытых уральских земель тесно связаны с традиционными для Средней России сооружениями: крепостями-острогами, огороженными и охраняемыми территориями новых поселенцев, архитектурным центром которых становится кремль (примером может служить Тобольск).

Анализируя пространство культурного мира, М. Элиаде обратил внимание на семантическую дифференциацию сакрального и профанного. Противоположение «священного» и «мирского» можно обнаружить не только в архаических, но и в более поздних культурах. В ходе освоения «природной географии», с возникновением поселений, особую значимость в создаваемой архитектурно-планировочной среде приобретают «вертикали» – храмы и церкви, как символические пространства связи сакрального бытия с его мирской сущностью. Если вспомнить тобольский кремль, то, как отмечают исследователи, храм Софии – центральную часть кремля – можно рассматривать как художественную реализацию утверждения русских поселенцев на сибирской земле[5 - См.: Дмитриева Л.В. Город Тобольск в истории культуры России: Автореф. дисс… канд. культурологии. – СПб, 2001.].

На протяжении исторического развития, достраивая или радикально изменяя образ культурного мира, мы обнаруживаем, что именно в отношении к сакральному пространству ярче всего проявляются идеи времени. Так, г. Верхотурье начал свою жизнь как «ворота в Сибирь», с утратой торгово-хозяйственного назначения превратился в силу ряда причин в «духовную столицу Урала» с уникальными монастырями и храмами, в советское время приспособленных под учреждения Наркомпроса, Наркомздрава, под квартиры рабочих и крестьян, склады, расположение воинских частей, концентрационных лагерей. Десакрализация духовной святыни в данном случае – лишь горькая иллюстрация к нашей истории, закрепленной в пространстве. Восстановление архитектурных ансамблей в постсоветское время, к сожалению, не привело к социальной реабилитации территории, которая сегодня демонстрирует параллельное существование двух культур – православной и люмпенизированной.

С начала XVIII в. возникают горные заводы. Особенностями металлургического производства того времени была привязанность к небольшим рекам или верхним течениям более крупных рек как источникам энергии, потребность в больших площадях лесов при заводах для выжига угля и т.п. Уже в самом пространстве завода закреплялась определенная система координат: «вертикаль» связывала его с недрами земли, «горизонталь» – с рекой. Такая система координат нашла свое пластическое воплощение в архитектурной планировке городов-заводов. Пространство заводского комплекса организовывала плотина, перегораживающая реку. Расположенная в самом центре города-завода, она становилась важным архитектурно-планировочным элементом, формируя центрический тип застройки. Завод, использовавший энергию воды, примыкал к телу плотины и находился в осушенном русле реки. Так застраиваются практически все города-заводы Урала.

Запрудившая реку плотина становилась как бы «сердцем» завода: весь последующий облик города будет так или иначе связан с нею. С нее город будет вести отсчет своего существования, она же становится той точкой относительно которой формируется культурный мир. Река, перегороженная плотиной, образовывала пруд, в который, как в зеркало будет смотреться город, постепенно расширяясь в разные стороны, но всегда ориентируясь в его сторону. «Вертикаль» городской застройки определялась тем, что в ансамбль заводского поселка всегда входила, связывая земное и надмирное пространства, церковь. «Классическим» городом-заводом можно назвать Екатеринбург.

* * *

Описание пространства было бы неполным без определения его границ. Пограничный характер географического положения региона (быть водоразделом между двумя равнинами) в культурном освоении приобретает семантику жизни «на границе Европы и Азии», несмотря на то, что географически граница проходит по восточному склону главного хребта Уральских гор. Ощущение жителя Урала, что он принадлежит и Европе и Азии наложило свой отпечаток на само восприятие и организацию жизни. «Европу» и «Азию», «просвещение» и «варварство» можно было обнаружить, к примеру, в характере промышленного производства, где достаточно долго сочетались передовые технологии производства металла и варварская вырубка леса. Или в жизни «горного города», затянутого в мундир с жесткой практически палочной дисциплиной, и формирующейся просвещенной интеллигенцией.

Жизнь «на границе Европы и Азии» ориентирует по частям света не только в отношении к векторам развития, но и во вполне закрепленных пространственных представлениях о границах «своего мира». И если границы Урала на западе четко фиксированы (и связано это в большей степени с уже освоенным и опредмеченным характером пространства Центральной России), то восточная граница смещалась по ходу заселения и колонизации края. И даже то, что Урал достаточно долго рассматривали как составную часть Сибири, свидетельствует о нечеткости и неявленности границ.

Эта незавершенность и неопредмеченность пространства заставляла двигаться все дальше и дальше на восток (организация приисков уральскими купцами-золотопромышленниками в Сибири), формировала тип землепроходца и первооткрывателя. С другой стороны, бесконечность и безграничность пространства влияла на характер человека: и здесь как два полюса жизни существуют «разгульные купцы» и внутренне определенные (даже жесткие) старообрядцы.

В самом понятии «граница» заложена бинарность конструкции: граница с кем или чем? Граница символизирует пространство связи различных культурных миров. Применительно у Уралу необходимо прежде всего обозначить контактность границ: в ходе заселения края интенсивно идет процесс межэтнического и межкультурного взаимодействия. Природно-климатические условия определяли характер трудовой деятельности, обусловливали контакты соседей, формируя особые системы жизнеобеспечения, взаимно обогащая как коренные народы, так и новых поселенцев (примером может служить такая форма освоения и приспособления к конкретному пространству как народное жилище, когда традиционный русский дом, адаптированный для жизни в конкретных условиях, обживается представителями коренных народов).

Границы – это внешние очертания. Их смысл углубляется при детализации пространства. И здесь мы должны ввести еще одну систему координат: центр – периферия геокультурного пространства.

Понятие «центр» полисемантично. Центр – это точка отсчета, ядро системы. В нем концентрируются хозяйственная деятельность и административные органы, формируются и транслируются идеи. Такими центрами на Урале становятся города. Они приобретают функцию консолидации и структурирования пространства, здесь определяется инфраструктура, экономические связи и рыночные отношения. Уральские города становятся теми «точками», которые «стягивают» пространства, объединяя его в некую целостность. Отличительной особенностью города как центра является его доминантная роль в трансляции культурных ценностей и форм организации повседневной жизни.

Проблема соотношения центра и периферии применительно к региону видится, таким образом, как исторически созданная иерархическая система, ценностно-значимым ядром которой сегодня являются крупные города – мегаполисы.

Оппозиция «центр-периферия» включает региональное пространство в более сложную систему отношений – взаимоотношения столицы (центра Российской государственности) и «провинции» (регионального пространства). Оставляя за границами нашего исследования политический смысл этого противопоставления, столь активно обсуждавшийся в последние годы, обратимся к чисто пространственному описанию.

Географическая удаленность Урала от столиц создавала необходимые условия для самоопределения и самоорганизации жизни региона. Уже само возникновение на уральской земле заводов, освоение доселе мало изученного края стимулировало творческую активность человека. Однако именно удаленность от центра рождала ощущение безнаказанности, а с ним – «дикие» формы управления и благоприятную почву для всевозможных злоупотреблений (не случайно, Демидовы воспринимали Урал как собственную вотчину). А если добавить к этому еще и исторически сложившееся использование Урала как места ссылки «неблагонадежных», «бунташных» людей и места жизни беглых (в том числе старообрядцев), то можно допустить, что такое сочетание самочинности и самодеятельности создавало необходимые условия, в которых происходило становление региона как целостности и формирования людей «с норовом».