Песнь виноградной лозы. Роса на цветах

Хозяйственный Фифа, сын александроса Орестиды, жреца Додонского дуба. Этот слышал землю, мог находить клады, чувствовал золотые и серебряные руды, стремился сам колебать землю.

И Павка, сын Аэрропа, из рода Линкестов, самого древнего правящего дома эгейских земель. Открытый, хороший мальчишка – телепат.

Вот в этой компании Ясон и проводил дни – и учился, и развлекался. Ребята оказались шебутные, то есть нормальные, компанейские, во многом близкие ему по духу и озорству.

Наконец – то, их отпустили в ночное, в табун к коням. Дело откладывали, но сегодня это свершилось. Не сказать, чтобы старшие были против, но занятия допоздна выматывали, и сил на ночное не было у самих мальчишек. Сегодня же занятий не было, ну, дополнительных, после палестра они были предоставлены сами себе.

Взрослые же заседали в административном здании, решая какие-то неотложные дела.

Ночи стояли теплые. Даже вечно простуженный Фифа был отпущен матерью в ночное, под присмотр наставников – “барсов”. Именно слово Данаи было решающим в возможности мальчишкам провести ночь среди табуна, под байки воинов. Павку, правда, забрали на совет, незаменимый он, видите ли, александрос и басилевс шагу без него ступить не могут. Куда они без телепата! А хороший, качественный такой один только в Эгах народился. А мальчишке расслабиться от учёбы ну, совсем не надо.

Да и Даная отпустила их, скорее, что бы Илька развеялся, парень был полностью в растрёпанных чувствах.

Сегодня они у Фифы обедали, четвёркой, так как Павку забрали. После еды мальчишки решили зайти на кухню, ватрушечек и витушечек прихватить и засесть со всем этим в Логове, своём укромном месте. Там у ребят всегда находилось масса дел, начиная от игры в кости на щелбаны заканчивая обсуждением Илькиных новых разработок по развитию государства.

Они только завернули к кухне, как оттуда слышны стали яростные женские голоса. Кричала Даная, и слабо, словно отбрёхиваясь, ей отвечал голос Аглаи, её невестки, жены старшего сына. Мальчишки остановились, прислушиваясь, надо же знать, можно идти или без сладкого легче остаться, чем туда лезть.

– Сколько тебе говорить! Отстань от мальчишки! – властно рявкнула Даная.

– Я ничего не делаю…

– Хрясь! – звук мокрой тряпки.

Илька рванулся на кухню, спасать нравящуюся ему женщину. Кузька тут же преградил ему дорогу, схватил его за плечи. Илька рванул. Но его держал уже и Фифа.

Правильно, нечего мужикам делать там, где бабы ругаются – моск это усвоил с детства. Ещё и им самим попадёт. Тётки в озверении – страшная сила, стихийная. Стопчут и не заметят. Яська за хвост отловил свою барсиху, помчавшуюся на помощь ненаглядной Данае, которая её всё время подкармливала вкусностями.

Данка обернувшись на резкий рывок зашипела на своего хозяина. Но, увидев занесённый кулак над своим носом, виновато поджала уши и припала к полу.

– Прости, папа, я не хотела… – так и говорил её взгляд. Яська схватил её за кожаный ошейник, привлекая к своим ногам. Мальчишка давно уже хотел заменить его на золотой, сделанный из драхм, но никак не получалось собрать денег.

– Отстань от него! Глазки она строит… – голос Данаи.

– Шлёп! – мокрая тряпка врезалась в цель.

– Вертихвостка! Второго ребёнка носишь! А всё не успокоишься! – кричала женщина.

– Иля хороший мальчик. Я ничего такого не хотела! Я его жизни учу! Нечего держать его в идеальном мире! Жизни пусть учится! – злое тявканье Аглаи.

– Не порти парню жизнь!

– Да для него же лучше! Пусть как все будет! Разочарования познает! Нельзя жить в идеальном мире! Ну, как вы не понимаете! Нельзя!!!

– Чвак – хлопок мокрой тряпки.

Яську заинтересовало, почему звуки тряпки получаются разными. Аглаю что, по разным местам лупят?

Илька рванулся … и затих, уткнувшись Кузьке в плечо.

– Собирай свои вещи! Аминта, муж твой, едет в гарнизон Эдессы, едешь с мужем!

– А если я не хочу! Я не собиралась жить в казармах!

– Всё. Пропусти. – Илька отстранился от Кузьки, закусил губы. По его бледному лицу было видно, что на что-то решился. Рыжий отошёл, пропуская друга на кухню. Фифа, державший родича сзади, тоже разжал руки, и только обреченно смотрел ему в след.

– Пусть остаётся, коли хочет, – брезгливо выдавил Илька, сквозь сжатые зубы. Он надменно окинул Аглаю свысока взглядом и, задрав подбородок, вышел.

Мальчишки видели, как он, вскидывая голову, пытается удержать стоящие в глазах слёзы. Друзья пошли за ним следом.

– Иль! – окликнула Даная внука. – Езжайте-ка к барсам в ночное. Давно проситесь…

– Добро, – Илька, чуть притормозив, холодно бросил через плечо всего одно слово и почти побежал на задний двор. Фифа остался на кухне с матерью, а Яська с Кузькой помчались за Илькой.

Это уже во внутреннем дворе Илька о дерево разбил в кровь руки, пытаясь выпустить из себя обиду и злость, а из кухни выходил гордо, надменно… а потом плакал на плече у Кузьки.

Вот теперь они отпущены на всю ночь. Фифа у матери набрал не только ватрушек, но и тыквенных оладий, и другую снедь. С мальчишками к табунам пятым пристроился Алесь, командир эфебии, сын правителя Иллирии Пармения, Кузькин брат. Типа, старшим в ночном быть, а на самом деле просто к табуну захотелось. Алесь вообще на конях повёрнутый. Компания его не то что бы распалась, но за прошедшее время многое изменилось.

Приам, тоже сын Пармения, участвовал зимой в играх. Все этого ждали, верили в его победу. Он же силён, в отца – тренировки там всякие, питание… В панкратии один из лучших бойцов… Вернулся домой с переломанной спиной. Только сейчас начал сам ходить, теперь уже на всю жизнь станет нестроевым, хорошо, хоть двигаться может. Вообще было страшно, когда с игрищ Приама на телеге привезли, сразу всё рухнуло – планы, армия… Хотя Приам сильный, он сможет выдержать. Вот Алесь бы, пропади его надежды, окажись он вместо брата – сломался бы. А Приам… у него ведь математика, а мозги ему не отшибли! Для него это не конец, а какое-то иное начало. Другим путём пойдёт, он парень умный, да и чувством юмора не обделён. Подымится. В Эгах костоправы хорошие, наследники Гиппократа, так что на ноги поставят. Так что пока на колеснице ездить будет, а сможет ли на коне – как велят боги. А тогда, зимой, когда его с игрищ на телеге привезли, – совсем лежачий был. Воины сопровождения мрачные, как в воду опущенные. Ворон Приама рядом с ним на телеге сидит, нахохленный. А сам парень балагурит.

– Ну что, ребят? Пока служить будите, все девчонки мне достанутся. Вы в армии, а я в цветнике буду!

– Тот ещё цветник – с цветочками эгейскими, колючками ядовитыми.

Аминтор после этого запретил эгейцам в игрищах участвовать. Говорят, что парню специально хребет сломали. А ведь многие по игрищам разным собирались проехаться. Тот же Илька, да и Кузька готовились ехать на Олимпийские. Теперь их точно не пустят, не хотят наследников терять.

Кока, Фифин брат, ещё по ранней весне уехал в храм – учиться. Наконец-то его родители договорились, и отправили в святилище морской богини. Это после того, как Кока предсказал огромную волну на побережье. Людей оттуда увезли… А, вместо огромной волны пришло сильное землетрясение, даже в Эгах несколько домов рухнули. Правда их и до этого снести собирались, как хлам. Ну, пророка и сплавили с глаз долой, чтобы учился, а не ошибался в движениях земли. Заодно и на наварха обучится. Флот у эгейцев слабый, но, наверное, тоже нужен. Такое ощущение, что их александросу, да и басилевсу нужно всё и – побольше. Они что, на море и суше воевать собрались? А не слипнется?

Мелеагр к сестре уехал в Эпир, там у них какие-то семейные дела. То ли её замуж, наконец, выдают, и он приданное от Филиппа повёз, то ли ещё что случилось.

Сам Сурик, сын Филиппа, в своих последних гонках в Фессалии участвовал на Букефале. Вторым пришёл. Вообще-то неплохо, но все-таки не победил. Выиграл мальчишка – десятилетка. Для Букефала это последние гонки были, стар уже для серьёзных игрищ. Так что расстроился Сурик, с ними не увязался. Так хотелось за это Вакху подарок сделать, что уже месяц мы от него отдыхаем. Кузька, вроде, что-то богам всё же преподнес. Это же длинный такой праздник, без Сурика – то!

Так что Алесь поехал с нами – и как старший, и просто развеяться. Эфебию бы раньше на Приама оставил, теперь кроме Калата. Линкеста других претендентов нет. Сейчас они с Линкестом по месяцу на севере у даев обучаются фехтованию. Не обычному, армейскому, а сугубо специализированному. Это входит в подготовку на жречество Ареса. Там же, у даев, они и посвящение пройдут в храме. Это огромная священная роща, посвящённая богу войны, где по осени олени собираются на гон и проводят турниры.

Воины – “барсы” встретили мальчишек радушно, прям у костра накрыв стол. Ребята тоже выложили снедь, привезённую с собой.

Жаркий вечер переходил в тёплую, почти летнюю ночь. Небо глубокое, чёрное, словно перевёрнутая чаша, украшенная звёздами. Тёмные силуэты отдалённых гор чёткой гранью отделяли земной мир от того, верхнего, где звёзды водили свой хоровод. Шелест травы. Фырканье коней и мерно трещащий костёр, вокруг которого все и расселись. Тенями бродили боевые кошки, неся охрану табуна. Запах лета и чего-то такого, что не передать словами… Тайны неизвестного, волшебного, иного… – всё не то, но вот если всё это собрать вместе и добавить немного радуги, то как раз то-самое и получится.

Среди барсов тоже были молодые воины. Молодёжи разрешили искупать жеребят с кобылицами. На эгейской земле появилось новое поколение коней, где смешивались иллирийские, иверийские и северные крови. Фифа всё ходил, узнавал у старших воинов, стал ли его, оставленный в табуне чахлый скаковой, папой. Ему очень хотелось посмотреть на детей своего жеребца.

Мальчишки погнали небольшой табун в реку. Со смехом и гиканьем они мыли коней и сами плескались в воде. Голышом они скакали, сидя на кобылах, по реке, подымая брызги. Вода была обжигающе холодная. Попадая на разгоряченные юные тела, она иглами впивалась в них, добавляя азарта. С весёлым хохотом, мокрые с головы до ног, они бегали по воде. И плескали водой в тех, кто разъезжал на кобылах по реке. Те не оставались в долгу, окатывая их брызгами.

Мокрые, довольные, уставшие, мальчишки вернулись к костру, где их ждала горячая похлёбка. Укутавшись потеплее, и, получив каждый по миске дымящегося блюда, они расселись вокруг огня. Старые барсы стали рассказывать молодёжи истории Моских гор. Эгейцы с интересом слушали новую для себя мифологию, истории о красавице Дала.

Она прекрасна и величественна, эта добрая покровительница животных. Звери сами подходили

к ней с лаской и любовью. Отдавали ей на воспитание своих детёнышей, и они ходили за Дали как за родной мамой. Ласкала она их, любила, а они защищали её. Так и ходит Дали по горам, в окружении своей юной свиты.

– У нас так вокруг Иры, или Варусы по-старому, животные роились. Даже, говорят, у трона её два барса сидело, – хмыкнул Илька, – только ходила она не по горам, а по небу, так как была матерью солнца, и священного города Арины.