Песнь виноградной лозы. Запах трав

Вскоре к ожидавшему присоединился воин в лёгких льняных охотничьих доспехах. То, что это был именно воин, заметно было по выправке, по манере держать себя, Ясон бы даже сказал, что с островов Эгейского моря, отличаются они как-то неуловимо в движениях от материковых жителей. Мужчина значительный, но с какой-то червоточиной. А потом, вышел ещё один. На этот раз, это был молодой человек, гибкий, быстрый в движениях. Ясон сразу определил, что эллин, только они не носят штанов и оружия, считая это варварскими пережитками. Лицо молодого человека можно было бы назвать красивым, не будь оно столь слащавым. Утончённый, ухоженный, с вытравленными до белого цвета волосами, длинными, как у эфеба, хотя возраст этот он уже лет пять как переступил.

– Калос, – бросился к нему добродушный толстячок в восточных одеяниях.

Беловолосый воровато оглянулся, зато воин надавил на обрадовавшегося толстяка рукой, что бы тот сел. Дальше говорили они тихо и юному моску ничего не было слышно, сколько он не напрягал свой слух. Воин отдал тому, кого назвали Калосом исписанные свитки. Они обменялись какими-то фразами, толстяку достался кошель с деньгами, и мужчины разошлись.

Ясон с Данкой тут же заняли освободившееся место в прохладной тени. Барсиха обнюхав место встречи расчихалась, и юному хозяину пришлось ледяной водой брызгать ей на морду, что бы смыть неприятный запах. Потом они вместе пили из ключа и даже перекусили лепёшкой с сыром, взятой из моского лагеря.

Вскоре Ясон услышал зов отца, за ним пришли. Вот с этого момента и началась новая жизнь, всё прежнее было выброшено из головы, или проще – забыто.

День он уже провёл в лагере эгейцев, после того, как Алесь помог перетащить вещи.

После сытного завтрака дети в окружении охраны ходили на торг, оттуда уже к полудню они спешили на конкурс певцов. Кузька сбегал к лагерю в сопровождении эфебов и уже у выхода с торга ждал их с музыкальными инструментами.

Как только Яська увидел свою кифару, страх в предвкушении конкурса накатил, поселившись холодным мерзким животным внизу живота и выпуская липкие щупальца по спине. Павка уже на торге был притихший и ни на оружие, ни на доспехи внимания не обращал. Вообще, общая напряжённость среди ребят просто искрилась. Миновав разные лагеря, сам не зная как, Яська на негнущихся ногах подошёл к входу в пещеру, предназначенную для конкурса.

Мальчишки рядом с ним были не лучше. Павка шёл на ватных ногах, стуча зубами. Петь, видимо, он будет, лязгая.

Илька был бледный как смерть, сжимая кулаки. Фифа его что-то спросил, но тот поднял на него невидящие глаза и замотал головой… Яська, глядя на них, понял, что и его сердце спряталось куда-то в пятки и там слабо постукивало.

У входа их ждали взрослые, но мальчишки прошли мимо родителей, словно шли в последний путь. Мерван ободряюще потрепал сына по плечу, Яська выдавил куцую улыбку.

Они спускались по узкой лестнице, обрамляющей пещеру. Внизу, в горе, находился амфитеатр. Полумрак пещеры настраивал на камерность и таинственность. Слабый дневной свет проникал сверху, освещая площадку для певца. На ней горел тёплый костёр и стоял грубый стул. Гости из группы поддержки рассаживались на туфовые скамьи, юноши певцы уходили в три арочных хода, согласно представленным направлениям. Для певцов самодеятельной песни был крайний ход. Яська скрылся в него, оставив новых друзей, напутствующих Павку.

Не унывающая Данка, вильнув хвостом, последовала за хозяином.

Ждать Яське долго не пришлось, его пригласили одним из первых. Он вышел на освещённую площадку. Зрителей почти не было видно, их скрывал мрак. Он достал свою кифару, Данка разлеглась у ног. Несколько мгновений Ясон думал, как начать, несколько раз вздохнул, чтоб успокоиться, поставил ногу на стул, пристроил на неё кифару и…

Тишину прорезала музыка струн, потом к ней добавился детский голос… Песнь о Свободе зазвучала в пещере, о свободе мысли, о мечте и солнечном луче, искрящимся и ведущим вперёд. Мальчишка пел о вольном ветре, что не знает границ, о высоких горах, устремляющихся в небо. Он пел о падении в бездонное небо и парении над землёй. У него не было сильного голоса, но какие-то нюансы только добавляла оттенок теплоты его полёту души. Песня шла изнутри, из самого мальчишеского сердца. В тон струнам подмурлыкивала Данка, добавляя в звук мягкость шелеста ветра. Звуки кифары смолкли. Наградой были аплодисменты слушателей. Словно ком свалился с плеч мальчишки. Сразу стало тепло и уютно в этой пещере. Его попросили освободить место. Яська сел рядом с мальчишками.

Рядом сидел Илька, скрежеща зубами. Его руки были собраны в замок, костяшки на пальцах побелели от напряжения. Скрежет зубами не давал слушать исполнителей. Яська, глянув в бледное лицо с горящими глазами и пунцовыми от покусов губами, не выдержал.

– Слушай, ты часом не волк-оборотень… – тихо спросил он у мальчишки. Тот зыркнул на моска, и Яське захотелось исчезнуть или стать точно не съедобным.

Наконец, на освящённое место вышел Павка. Линкест шёл с высоко поднятой головой, со взлохмаченными короткими светлыми волосами, словно нимб обрамляющими гордое бледное лицо. Достав лиру, он запел чистым сильным мальчишеским голосом. Песнь его была гимном танцу мироздания. Это были всполохи энергии и искры творения.

Это был взлёт начала. Это танец свершения. Это великие боги, что сотворили всё. Безудержная, восхитительная Эвринома, что в хтоническом танце соединилась с Драконом Офионом. Это полёт белого Дракона через мириады звёзд, где каждая являлась новой жизнью, новым свершением и искрящейся сущностью, дающей эту жизнь.

Павка вдохновенно пел о рождении этого мира, и крылья богов передавались ему. Мальчишка парил по пещере. Его голос смешивался с пустотами и возвращался наполненный энергией жизни. Красочные сцены мироздания заполняли тьму пещеры. Создавалось ощущение, что акустика данного места наполняет чистый мальчишеский голос шелестом появившегося океана. Потом шепотом травы. А вот и запели первые птицы.

Музыка и песнь лилась отовсюду отражаясь от стен пещеры. Это было совсем другое ощущение, чем там, на сцене.

Слушатели находились в центре музыки, она их окружала, обволакивала, наполняла собой, они становились соучастниками всего действа, о котором пел певец. Идеальная акустика пещерного зала заставляла слушателя тонуть в звуках мелодии, нестись в волнах голоса, быть в центре всех разворачивающихся событий. Создавалось ощущение, что мир зарождался именно вокруг тебя, и ты был не сторонним наблюдателем, а каким-то незримым его элементом.

Яська перевёл взгляд на поэта. Он бы никогда не подумал, что этот бугай может думать о таких глобальных вещах, и как думать… Илька сидел, вытянувшись в натянутую струну, он словно сливался с певцом, отдавая ему всего себя, все свои силы, всю свою жизнь ради этой песни. И чем дольше пел Павка, тем без жизненнее становился Илька, теряя свои силы.

Голос певца раскрылся полным диапазонам, представляя на суд слушателей все открывшиеся миры и временные спирали. Песнь галактики соединилась с песнью земли и полностью вылилась в пещере. Когда голос певца утих, вокруг тяжёлым покровом опустилась тишина. Илька, прикрыв глаза, откинулся на спину сиденья. Фифа взял его за руку.

Только потом разразились аплодисменты. Павка присоединился к ним счастливый и довольный, как объевшийся сметаной кот.

Жалко, что на конкурсе они не выиграли. Место победителя давало бы право бесплатного обучения в храме Муз.

Победа досталась мальчишке с тенором.

В этот же вечер Мерван проводил сына на новую Родину. Пока ещё, правда, Яська не знал, что эта земля и эти мальчишки будут с ним всю его долгую жизнь, и лучше и надёжнее друзей у него никогда не будет.

1 глава.

Эги. 344 г до н.э.

От Ясона.

Яська сидел в рогатине кривого толстого раскидистого дерева, разглядывая Эги со стороны. Данка разлеглась внизу на траве.

Ясон хотел было пойти следом за мальчишками, но в последний момент их потерял: как назло в это мгновение, когда он тайком хотел прокрасться за ними, его окликнули барсы, чтоб шёл размещаться. И вот теперь Ясона сжигал интерес, куда это они тайком отправились.

В Эги они добрались благополучно. Корабль эгейцев с высокой осадкой летел как чайка. В носовых и кормовых каютах разве что статуй не было. Борта обиты дорогим ливанским кедром, источающим тонкий аромат. Рельефная резьба, изображающая танцы земной богини. Объёмные, словно живые, светильники наяд. Внешняя белая обшивка лёгкого корабля оттенена пурпурными тонами. Узкий волнорез скользил по волнам с изящностью и силой гордой птицы.

Огромные нарисованные над ним глаза, отгоняющие зло, игриво подмигивали стайкам весёлых дельфинов.

Перед Пиреем эгейцы замедлили ход и ползли мимо Афинского порта, красуясь своим великолепием, на зависть афинянам. Чёрный пузатый корабль барсов охранял их с моря.

В Эгах их встретили. Мужчина, похожий на Аминтора, в жреческой повязке и пурпурном плаще, привлёк Яськино внимание. Это явно басилевс Филипп: волосы тоже русые, только темнее, глаза с зеленью, лицо хищное, но красивое и приятное. Как ни странно, Филипп был при полном параде. Яська не понял, басилевс разоделся именно к их приезду, или его оторвали от каких-то государственных дел.

Вообще, Эги – древняя столица, но есть и новая, Яська ещё дома об этом слышал. Новую столицу возвёл Филипп, и, как говорят, отстроил её в эллинском стиле. Эги же, чистый лесной город, стал сакральным центром. Здесь проводятся ритуалы и хоронят правителей. Здесь ещё дремлет сила старых культов и древних сил, выходящих из земли и лесов.

Город вызывал сонное, ленивое чувство, из-за своей древности. Это был свободный, свежий, светлый и чистый град.

Город был выстроен в форме подковы. В центре административное здание, огромное и мощное, из гранита. Больше каменных построек тут Ясон как-то не заметил. Даже рядом находящийся театр имел деревянные сидения и, тонкую деревянную облицовку, в качестве декораций. И всё это утопало в зелени раскидистых деревьев. Центральная улица, мощёная мелким белым камнем с двух сторон, скрывала желоба с канализацией, наглухо упрятанной в трубы. По сторонам росли подстриженные ровно кусты, создавая зелёную стену. Вокруг домов были разбиты сады. Во двориках плодоносили огороды. Центральная площадь для общественных мероприятий окружена толстыми старыми деревьями, за свою жизнь повидавшими не одного правителя, и молчаливо взирающими на их потомков. Эти деревья, снисходительно наблюдают за быстротечностью окружающей их жизни.

К Филиппу подскочил Павка. Басилевс поднял мальчишку над головой и закрутил в воздухе.

– Брат, мы не победили,.. – отбивался Павка. Филипп поставил его на землю.

– Значит дома останешься.

Аминтор с Филиппом обнялись, глаза басилевса были хитрые, весёлые.

– Тор, ты же наверняка денег судьям не дал,..– Филипп костяшками пальцев постучал брата по лбу. – Честно, на это только и надеялся. Мне Павка дома нужен, а то из храма Муз не вытащишь, когда потребуется.

– Брат?… – Яська ткнул рядом ждущего Фифу локтём.

– Ага, вообще-то мы все родичи, – парнишка весело улыбнулся откидывая длинные волосы изящным жестом, – Филипп, Аминтор, Павка – по матери братья. А Менелай, Аминтор, Филипп – по отцу. Эвредика, когда их отец слёг, за Линкеста замуж вышла. А Аминтор женат был на моей старшей сестре. Правда я её не помню, она умерла через год после рождения Ильки. На Истре простыла. Мать говорит, что Тор её очень любил, так и не женился больше. А вон и девчонки бегут.

С разных сторон люди прибывали встречать прибывших. Стайка девчонок выпорхнула из рощи и неслась, словно обезумевшие вакханки. Среди них были и коротко стриженные, и с развевающимися длинными волосами, и в штанах, и в коротких хитонах, спортивные, сильные такие девушки… Начиная с семнадцати и старше. Таким бы о замужестве пора думать, а не носиться как горным ланям. Возглавляла забег стройная светловолосая девчонка с длинными сильными ногами и решительными движениями.

– Первая – ведьма Фессалоника, дочь Филиппа, – Фифа попятился, прячась за Яську, – Калка и Клеопатра – Аминторовы. Вон та, стриженная, моя сестра… рыжие – иллирийки Пармена. Барсина из Фригии. А вон догоняет растрёпанная девчонка, тоже Филиппова… А та….

Парень взахлёб тараторил, и Ясон понял, что он уже в них запутался. Да, в эгейских семьях девчонок было значительно больше чем ребят.