Вишнёвая метель

Отступили отец с матерью после долгих уговоров.

Но очень уж понравилось Агафье новое имя – Галя. Прямо в душу запало! Родителям тоже это имя было по сердцу, и все стали называть Агафью Галей, Галиной.

Прошла весна, наступило лето. В один из июльских вечеров в дверь постучали. Пришел Федор Григорьев свататься.

Но Семен Петрович, отец Гали, и слушать не пожелал:

– За вдовца, на четверых детей, да в нищету? Не бывать этому!

Как не уговаривал Фёдор Семёна Петровича, тот – ни в какую! Пришлось уйти ни с чем Фёдору.

А Гале приглянулся словоохотливый, обходительный Федор. Сон девка потеряла: закроет глаза, а видит Фёдора-красавца! Пролетел июль с грозами и ливнями, а Галя места себе не находит! Наплачется, бывало, в сарае, а что поделать… Уже и август подоспел незаметно, в саду стали наливаться яблочки. Как-то дала Галенька знать Фёдору, что согласна быть его женой.

Фёдор не поверил было. Но больно уж убедительно тараторила Галина подруга, которая принесла ему эту добрую весть. Сговорившись с ней, он тайком увёл среднюю дочь Семёна Петровича из дому.

Часть первая

Мама Галя

Матрена с самых первых дней наказала детям, чтобы они звали жену Фёдора Галину – мамой:

– Детоньки, это ваша мама теперь! Зовите её мамой, сердечные!

– А наша мама больше не вернётся? – спрашивал растерянно старший Иван. – Она будет всегда на небе?

– Всегда будет, – отвечала Матрёна, стараясь спрятать набегавшие слёзы. – А теперь давайте я вам расскажу сказку!

– Про маму, про маму! – просила четырёхлетняя Настя.

– Конечно, про маму! – и Матрёна принималась рассказывать сказку о том, как мама смотрит на Ивана, Клаву, Настю и Нину с облачка. – Она всё видит, детки! И хочет, чтобы вы звали мамой тётю Галю, чтобы слушались её, помогали отцу с матерью по хозяйству, были друг за дружку горой.

А Галя, молодя жена Фёдора, сразу полюбила деток Анны. Надо заметить, что всегда, до самой своей смерти Галина ставила свечки за упокой души рабы Божией Анны.

Как-то ночью спит Галина и вдруг слышит, как детский голос тихонько зовёт: «Мама, я писать хочу!»

Галина не сразу поняла, что это зовут ее. Не имея еще своих детей, она вот так сразу стала мамой. Так и привыкла. Всё было хорошо в семье Фёдора: дети полюбили Галину, она полюбила их, ходила как за родными. Красавица Галя была! У Демидовых ведь все девки – красавицы румяные, как с картинки! А Галя – особенно! Не раз свекровь стыдила молодую сноху:

– Ить замужем, а щёки-то зачем красишь? Бесстыдница!

Галина не обижалась, лишь одаривала Матрёну светлой улыбкой и тихо говорила:

– Что вы, мама, это не краска, это кровь к щекам прильнула!

***

Всё хорошо, но было необходимо помириться с родителями. Дарья Демидова уже давно простила дочь, а вот Семен Петрович не сдавался. Дарья и так, и эдак уговаривала мужа:

– Батюшка, Семён Петрович, давай простим Галину! Ить живут же! Люди чуллинские говорят, что хорошо всё. Оба хорошие хозяева, сказывают!

– Ты мне и не заикайся про неё! – сверкал глазами Семён Петрович. – Я сказал: не прощу, значит, не прощу! – и строго смотрел на жену, а потом переводил взгляд на шест, торчащий из чердачного окна, к которому была привязана красная тряпка, и махал своим огромным кулаком в сторону Чуллы.

Но прошло время, из Чуллы шли только хорошие новости. И однажды Галя с Фёдором получили известие, что Семён Петрович снял с шеста кусок красного кумача – это значило, что можно приходить молодым просить прощения.

Дарья накрыла с утра стол и стала поглядывать в окно – не едут ли Фёдор с Галиной.

…Ох, как рассвирипел Семён Петрович, не найдя утром своей дочери дома! А как узнал, что сбежала с тем рыжим чуллинским парнем, то попади они ему под руку тогда, сгоряча мог и так отколышматить, что не дай Бог! Сразу же привязал к шесту красную тряпку и прибил к чердаку – этим самым показывая, как обошлась с ним дочь. Ух, как досталось домашним! А уж Дарье – особенно! Неделю бушевал Семён Петрович тогда…

Посматривая в окошки, Дарья с содроганием вспомнила тот день и перекрестилась.

– Трр, стой, Чалая! – раздалось во дворе.

Дарья перекрестилась на всякий случай ещё три раза, а на крыльцо уже поднимались Фёдор и Галина.

– Здорово ночевали! – поздоровался Фёдор и поставил привезённые в подарок родителям жены сплетённые им корзины, чашки, кувшины и другую утварь.

Не успел выйти Семён Петрович, как молодые бухнулись тут же ему в ноги.

– Прости нас, тятенька! – заплакала Галина.

– Прости нас, Семён Петрович! – сказал Фёдор своему тестю.

А прослезившийся тесть поспешил обнять дочь и зятя, этим самым давая понять, что Фёдор и Галина прощены.

Фёдор был сама любезность: разговорчивый, рассудительный. В общем, как раньше говорили, «показался». Мир восстановился.

Провожая детей домой, Семён Петрович крепко обнял зятя и дочку:

– Если вам любо вместе, так и живите! Растите деток! Значит, так Богу угодно! Ну, езжайте что ли…

И отвернувшись, заплакал: уж больно жалко ему было Галеньку. Плакала и Дарья: ей ли было не знать, как приходится тяжело дочери. Но оба родителя понимали: хоть и небогатый Фёдор, но зато надёжный – с ним их дочь не пропадёт.

***

Полюбила Галя всех детей Фёдора. Сердце сжималось от жалости! Одежонка плохонькая на них, вся штопаная-перештопаная на сто разов. А Галя привезла в дом мужа много девичьих нарядов своих: разные юбки, кофточки кашемировые. Недолго думая, перешила всё своё добро девичье на одежду для своих новоиспеченных деток.

Как радовались старшие Ванятка, Клавдия, Настя!

– Это, правда, мне? – пытливо всматривалась в Галины глаза Клава.

– Тебе, милая, тебе! Кому ж ещё? – улыбалась Галина.

– А это тебе, Настя!

– А мне? – лепетала маленькая Нина, идя на своих худеньких ножках к маме Гале.

– И тебе, Ниночка! Смотри, какое красивое платье я тебе сшила! – говорила Галя, усаживая Нину к себе на колени.

Матрёна не могла нарадоваться на молодую сноху! И ей досталась новая юбка! И сыну вон какую рубашку сшила Галя! И деток всех одела! Иван стеснялся принимать подарок мамы Гали, но потом подошёл, взял рубашку, штанишки.