Елисейские Поля

– Мы уходим. Ты спишь как сурок.

– Который час?..

– Девять.

– Девять… – Люка испуганно садится на кровать. В половине десятого уезжает Арсений. Она вскакивает. Где туфли? Где платье?.. Скорей, скорей. Неужели она не увидит его?..

Она бежит по коридору. Из холла доносятся обрывки разговора:

– Надеюсь, вы будете часто бывать у нас в Париже. Мои дочери так подружились с вами…

– Благодарю вас, с удовольствием.

Люка останавливается. Нет, она не посмеет войти, она закричит, она упадет в обморок, и все увидят, поймут.

Но все-таки она толкает дверь. И ничего особенного не происходит. Все обыкновенно, буднично. Арсений стоит перед Екатериной Львовной. На нем синий костюм, красный галстук. Люка все видит, все замечает. Не кричит, не падает в обморок.

– Я уже боялся, что не попрощаюсь с вами, маленькая соня. – Арсений пожимает ей руку. – Ну, растите большой и умной. В Париже нам с вами непременно надо будет в цирк на дрессированных львов сходить.

В саду перед террасой шумит автомобиль. Горничная укладывает в него чемоданы. Арсений сбегает по лестнице.

– До свиданья, счастливого пути…

– До свиданья, до Парижа…

Люка смотрит на него. Вот сейчас, сейчас все кончится. Он уедет, и больше ничего не будет. И вдруг, сорвавшись с места, бежит за ним.

Арсений уже садится в автомобиль.

– Вы, – начинает Люка хрипло, – вы… – «…Не пришли, а я вас ждала», – хочет она сказать, но что-то мешает в горле.

Арсений снова трясет ее руку.

– Да, да, – говорит он, блестя белыми зубами. – Я не забуду. Непременно пойдем львов смотреть. До свиданья.

Автомобиль трогается. Вот он выезжает на дорогу, вот заворачивает за угол. Вера машет платком.

– Уехал, – говорит она протяжно, – уехал… А нам все-таки жить надо и лечиться тоже. Идем, мама.

Люка остается на террасе.

– Уехал, – повторяет она нараспев.

От бессонной ночи болит голова, в ушах звон.

– Уехал… Что теперь делать? И стоит ли вообще что-нибудь делать? Куда идти? Зачем?..

Она медленно входит в дом и, держась за перила, поднимается по устланной красной дорожкой лестнице, потом идет по широкому коридору. По обе стороны белые двери, и на каждой черный номер – 24, 26, 28. Двадцать восьмой, здесь жил Арсений. Она берется за ручку. Дверь не заперта. Люка стоит в незнакомой комнате. Еще не прибрано. Все так, как было при нем. На столе груда газет. Красное одеяло свешивается с кровати на пол. На подушке впадина, след от его головы. Окна закрыты. В нагретой солнцем комнате душно. Люка подходит к постели, гладит подушку, трогает простыни. Здесь он спал. Она откидывает одеяло, ложится в постель. От простынь терпко и обморочно пахнет египетским табаком, одеколоном. Чужой, мужской запах. В ушах звон сильней. Все тихо плывет перед глазами. Холодные простыни тяжело ложатся на голые колени. Люка вздрагивает, широко раскидывает руки, ладони становятся слабыми и влажными. Она глубоко вздыхает и блаженно закрывает веки…

– Люка, ты ничего не ешь. Отчего ты такая красная? Дай я тебе лоб пощупаю. Господи, да у тебя жар.

– Глупости, мама, – вмешивается Вера, – ничего у нее нет. Просто объелась вчера мороженым. Пусть примет касторки.

Но Екатерина Львовна беспокоится:

– Что у тебя болит, Люка?

Люка слабо трясет головой:

– Ничего не болит. Только в ушах звон. И еще тут колет. Сердце.

– Какое же тут, у плеча, сердце? Легкое должно быть. Ты простудилась.

Но Люка трясет головой:

– Нет, сердце. Я знаю. Это сердце.

Конечно сердце. Сердце всегда болит от горя.

Екатерина Львовна не верит:

– Надо тебя сейчас же уложить, послать за доктором.

Люка отодвигает тарелку, с трудом встает, цепляясь за стул.

– Это сердце, не надо доктора…

Люка больна от горя и любви. Доктор сейчас поймет, расскажет. И все будут знать, и все будут смеяться над ней.

– Не надо доктора. Не хочу. Я здорова…

Люка лежит в кровати. Доктор что-то тихо говорит. Ну конечно, что Люка больна от горя и любви. И теперь все знают. Все.

Мама выходит вместе с доктором. Люка одна. Теперь все знают, даже Том, рыжая хозяйская собака. Даже вещи в ее комнате. Да, вещи знают. Они вдруг стали враждебными и насмешливыми. Полированный шкаф неприятно блестит, стол горбится и хихикает, стулья подбегают к самой постели и шаркают круглыми тонкими ножками. «Больны?.. А какой такой болезнью, позвольте узнать…» Синие и красные квадратики на обоях подталкивают друг друга углами и смеются тоненькими голосами: «Ждала… Не пришел. С носом осталась. С носом…»

…Люка открывает глаза. В окно светит луна, занавески тихо колышутся, розы под окном тихо кивают. И сейчас же над Люкой наклоняется Арсений.

– Арсений?.. Но ведь вы уехали.

– Я вернулся. Мне сказали, что вы больны. Я здесь. Я никуда не уйду. Спите…

И Люка засыпает.

Утро… Люка жмурится от солнца:

– Арсений, вы здесь?

– Да, да, спите, Люка. Я здесь. Я с вами.