Вэй Аймин

Крепость контролировалась солдатами Вэй. Хей Кай показал нефритовую бирку дзяндзюна и их тут же пропустили. Гонджу, в полном восторге, оббежала все строения, поднялась на самую крайнюю северо-восточную башню. С неё открывался вид на устье, которое где-то там, далеко, на востоке впадало в Донхай и широкая гладь реки растекалась вдоль покатых берегов. Здесь скалы постепенно уходили от берега реки вглубь материка, далеко на север, и берега уже были пологими. С южного берега еще на несколько ли отвесный склон гор вплотную примыкал к реке, но и он ближе к горизонту сходил на нет.

Всего Минмин насчитала двенадцать башен, из которых пять были в южной части крепости, остальные в северной. С запада, перед мостом, между двумя сторожевыми башнями, был перекинут навесной узкий мосток – перешеек на котором крепились тяжелые, металлические, раздвижные ворота. При прохождении судов через таможенный контроль, створки ворот раздвигали и суда плыли дальше по реке.

Повозку, лошадей, троих солдат и А-Лей оставили в крепости. Перенеся все необходимые вещи на арендованное суденышко, рано утром следующего за прибытием дня гонджу и семь сопровождающих её солдат отплыли на восток. Судно было маленькое, четырехвесельное, с одним парусом. На нем едва разместились семь солдат, гонджу и шесть членов экипажа: четыре гребца, рулевой и шкипер.

Плыли вдоль северного берега. Места были глухие, безлюдные. Иногда на берегу можно было увидеть пару рыбацких домиков, но в основном берег был абсолютно пуст. В прибрежных рыбацких деревушках, которых на пути попалось всего две, не останавливались – всё, что было нужно в дороге, было погружено на суденышко. По ночам в трюме у лестницы, ведущей наверх, к люку, разводили жаровню, грелись, готовили еду, обжаривали валеное мясо, кипятили воду для чая.

На седьмой день, завидев издали небольшую рыбацкую фанзу решили пришвартоваться. Дальше плыть не было смысла – пологий склон застывшей вулканической лавы уходил прямо в море, взобраться на гору там не представляло возможности. Пришвартовавшись у небольшой пристани, сошли на берег. Хозяйка фанзы, хмурая, широколицая, загорелая молодая женщина вначале с недоверием встретила нежданных гостей, но получив серебро, сразу разместила прибывших на ночлег. К обеду с уловом вернулся её муж. Заработала примитивная коптильня. Тушки валеной, копченой, сушеной рыбы, развешанные на веревках из пеньки вдоль забора, ударяясь друг о друга на ветру, трещали, хрустели, подрагивали. К гонджу подбежали двое ребятишек: шести и десяти лет, чумазые, перепачканные в золе, с резким запахом копченой рыбы, потащили её на задний двор, где на грядках небольшого огорода зеленел горошек, тыква и кизил, на ветках деревьев красовались сочные груши и яблоки.

Под вечер, налазившись вдоволь по ближайшим склонам, гонджу, отдохнувшая от недельного пребывания на хлипком, раскачиваемом осенними ветрами и волнами чуанбо, уснула без задних ног. Среди ночи её разбудил шум собирающегося на рыбалку хозяина. Еще даже не светало, но он, складывая одну из просохших сетей, ковырялся у себя в лодке. Гонджу накинула меховую безрукавку, натянула гутулы, вышла к берегу.

– Доброе утро, – поприветствовала она рыбака.

Тот что-то буркнул себе под нос. «Желторотый мальчишка в сопровождении семерых мужчин, что они тут могут делать?» – подумал рыбак.

Из сарая, куда их разместила хозяйка, вышел Хей Ин. Он подошел к Минмин, поприветствовал.

– Простите, – окликнула гонджу рыбака, – здесь часто случаются землетрясения?

Тот выпрямился, удивлено взглянул на неё.

– Земля трясется, – пояснила гонджу, подняв кисти и покачала ими, имитируя, как ей казалось, тряску земли.

– Гонджу, он может и не говорить по-вэйски, – пояснил Хей Ин.

– Не часто, – ответил рыбак.

– Всё же говорит, – гонджу посмотрела на Хей Ина, пожала плечами, – Раз в месяц, раз в год? – переспросила Минмин уже у рыбака.

– Два-три раза в год, скупо ответил тот.

– А когда было последнее?

Рыбак задумался.

– Месяц… два…назад? – уточнила гонджу.

– Весной, – коротко ответил он.

– Понятно, спасибо, – поблагодарила гонджу.

Рыбак спустил свою лодку на воду и, запрыгнув в неё, сел, взял весла, начал грести. Хей Ин, стоявший рядом с гонджу, спросил:

– Пора собираться?

– Пусть еще поспят, – ответила она, – давай лучше полюбуемся восходом.

Она намного прошлась вдоль берега, облокотилась о дно перевернутой, старой, рассохшейся, прогнившей, брошенной за ненадобностью, лодки. Хей Ин уселся рядом. Так они стояли некоторое время, молча смотрели на море.

Небо засеребрилось. У самого горизонта – тонкая, сначала темная, потом молочно-голубая полоска чуть ниже облаков; дальше… выше… небо закрасилось теплым, светло-желтым, кремовым отблеском. Облака пучками ваты толпились лишь у самой кромки моря и, убегая ввысь, изредка расходились перьями по светло-лиловому небосводу, рассеивались, исчезали. Холодные, темно-серые, со стальным отливом волны накатывали на темно-коричневый песок. Постепенно в вышине, над головами гонджу и Хей Ина, перышки облаков зарозовели. Небо окрасилось в насыщенно-голубой, облака над горизонтом побелели и расплылись из кучек ваты в перисто-слоистые нити. Море насытилось синевой, а на берегу лишь кромка песка, смоченная волнами, осталась темно-коричневой. Сам песок, отдавая пастельно-бежевым, посерел.

– Ты когда-нибудь в своей жизни видел восход над морем? – спросила Хей Ина гонджу.

– Нет, – ответил он.

– Это прекрасно, не правда ли? – она кивнула на горизонт. – Я бы хотела всю жизнь прожить у моря или у большого озера. Утром или вечером встречать или провожать солнце.

Гонджу встала.

– Пойдем. Пора собираться. Сегодня будет хороший день.

– Можно еще немного? – спросил он.

– Ладно, – кивнула она. – Сейчас взойдет солнце. Смотри.

На горизонте медленно выплывая из кромки моря показался тонкий диск оранжевого солнца – крохотный, с ноготок, едва заметный за сизо-розовыми облаками. Небо, волны, песок: всё сразу посветлело, облака зарозовели пастельно-лиловым, бирюзово-голубое небо с белыми облаками и беловато-серый песок, всё вышло из ночного оцепенения и засветилось.

– Доброе утро, – раздался за спиной голос Хей Яна, – вот вы где. Завтрак готов и всё собрано.

Гонджу оглянулась, Хей Ян, приветствуя её, поклонился.

– Да, – кивнула гонджу, – пойдемте. И, пожалуйста, перестаньте кланяться. Будет лучше если как можно меньше людей будут знать, что я какая-то там аристократка. Я специально переодета мальчиком, простую одежду я не случайно выбрала. Не нужно привлекать лишнего внимания.

– Слушаюсь, – кивнул Хей Ян.

– Вот опять, – улыбнулась гонджу, – не слушаюсь, а – договорились, хорошо, ладно, пойдет. Попробуй повторить.

– Пойдет.

– Отлично, пойдет.

– Что такое пойдет?

– Пойдет – это значит принято, хорошо, сделаем как скажите.

– Понял.

– Вот и отлично. И называйте меня А-Ми, а то гонджу – слишком помпезно.

– Хорошо, гонджу, …э … А-Ми.

Легко позавтракав, закинув на плечи коромысла с пустыми корзинами по две каждый, они направились к хуошань. Минмин раздала хлопчатобумажные варежки и маски. На вершину шли по восточному склону. Он был пологим и не таким каменистым, как южный. Подъем с каждым шагом становилась всё круче, через шичень растительность порядила. Голые ветки обуглившихся и засохших деревьев торчали вдоль всего склона. Дальше в гору шли в масках. Маски, сшитые из хлопчатобумажной ткани с четырьмя завязками по две на затылке и на темечке, не сильно помогали: першило в горле, щипало в глазах, кружилась голова. Из трещин в скалах поднимался ядовитый пар. Растительности уже не было, голые камни, испещрённые щелями, серовато-черные, как угольки – фантастический вид хуошань. Облако пыли поднялось из расщелины и накрыло их, гонджу крикнула остановиться, прислушалась… раздался удар.

– Бежим, – крикнула она. – выброс газа.

Отбежав на значительное расстояние и дождавшись когда облако рассеется, гонджу сделала знак следовать за ней. Хей Кай остановил её.

– Гонджу, – сказал он, – скажите нам, что вам нужно и мы принесем. Вы же оставайтесь здесь.