Оленьи сказки

От раската грома Рута вздрогнула. Она не боялась грозы, но в этот раз непогода бушевала с особой силой. Сосны гнулись, а дождь безжалостно ударял по земле крупными каплями. Руте казалось, что она слышит треск деревьев, такой бури многие, особенно самые старые, могли не выдержать. С утра нужно было обязательно проверить дорогу: убедиться, что проезжающие путники не останутся пленниками в лесу.

Гром ударил вновь, гулко и резко, и внезапно Руте показалось, что она слышит что-то ещё. Робкий и едва уловимый звук, будто кто-то очень лёгкий топтался у порога, почти не задевая скрипучие ступени. Рута сосредоточенно прислушалась. Нет, ей не послышалось, кто-то стоял прямо у её дверей. Но почему не стучал? Едва ли столь лёгкий гость мог представлять опасность, и всё же Рута нахмурилась. Она не любила сюрпризы. Топот не прекращался; гость, кем бы он ни был, не собирался уходить.

– Кто здесь? – громко спросила Рута, стараясь звучать как можно увереннее.

Ответа не последовало, лишь жалобно скрипнула ступенька, когда очередная молния ярко осветила небо. Руте не нравилась неизвестность, что-то внутри сжималось, подступал страх. Она глубоко вздохнула.

– Я не буду спрашивать второй раз. Можете назвать себя или стоять под дождём хоть всю ночь.

На миг повисла тишина, а со следующим раскатом что-то рухнуло на ступени. Рута резко распахнула дверь – не хватало только стать виновницей чьей-то гибели. Она ожидала увидеть почти что угодно, но на пороге лежал всего лишь оленёнок. Тонкие ноги беспомощно разъехались в стороны, уши были прижаты к голове. Рута осторожно опустилась на корточки и прикоснулась к шерсти. Насквозь мокрый зверёк крупно дрожал, худенькая грудь часто вздымалась. Малыш был напуган, но всё ещё жив. Когда она провела рукой по шее и поднялась к мордочке, оленёнок вздрогнул, распахнул огромные глаза и отдёрнулся.

– Тише ты, трусишка. – Рута протянула руку, подняв ладонью вверх, и позволила себя обнюхать.

Оленят она видела много раз: хрупкие и трусливые, они редко отбивались от стада. И как этот оленёнок оказался здесь? Впрочем, это уже не имело значения. Она осторожно приподняла тощее тело и перенесла в дом, а после плотно закрыла дверь. Оленёнок лежал неподвижно и только испуганно оглядывался.

– Лучше, чем на улице, правда? Ну не бойся, я тебя не трону. – Рута мягко потрепала его по холке и принесла большую тёплую шкуру.

Оленёнок не двигался, лишь уши вздрагивали от каждого шороха. Рута не без интереса наблюдала за внезапным ночным гостем и всё больше задумывалась. Стоял октябрь, оленёнок выглядел слишком юным для прошлогоднего выводка, но никак не мог принадлежать к новому, ведь он появился бы не раньше середины мая.

– И откуда же ты такой взялся? – она прищурилась.

Что-то было не так. Щекочущее ощущение внутри, которое редко подводило её, сейчас отчаянно пыталось сообщить о чём-то. Рута отхлебнула чай, который успел остыть, и наморщила нос. Нужно было ложиться спать. Она точно знала, что с утра любая ситуация выглядит иначе, да и сейчас всё равно не могла ничего сделать. Рута последний раз взглянула на совсем затихшего оленёнка и потушила свечи.

Она проснулась раньше обычного. Всю ночь Руте снились тревожные сны, она металась по кровати и несколько раз поднималась, чтобы попить воды. Небо уже окрасили первые рассветные лучи, мокрые сосны и трава блестели, а воздух ещё хранил ночную прохладу. Рута закуталась в жилет и осторожно вышла из дома. Такому юному оленёнку нужно было молоко, и теперь, хотела она того или нет, её путь лежал в город. Доярки уже не спали, так что она могла успеть к ним одной из первых. Сама Рута не любила молоко, но как-то раз ей пришлось выкармливать барсука, так что она знала, где его можно достать.

Она сделала большой крюк, но прошла по основной лесной дороге и убедилась, что ни одна из упавших сосен не перегородила путь. Сказалась умелая работа лесорубов, которым она недавно указала на засохшие деревья. На мгновение Рута довольно улыбнулась уголками губ, но хотя в её списке и стало на одну проблему меньше, она волновалась. Уход за оленёнком не входил в её планы, ей нужно было собирать семена для саженцев и делать заготовки на зиму, а это занимало время, много времени, которое теперь ей нужно было распределять заново.

Полноватые доярки с розовыми щеками и влажными от пота лбами громко сплетничали, заканчивая свою работу. Но стоило Руте подойти ближе, как они притихли и внимательно уставились на неё. Она знала, что её обсуждают, мало кто мог принять женщину, самостоятельно живущую в лесу. Кто-то приписывал ей неудачный роман в прошлом, кто-то считал, что она впала в немилость правителя – Руте было всё равно. Её даже забавляли мысли о том, что смогут придумать эти женщины, узнав, за чем она пришла.

– Здравствуйте, ведро молока, пожалуйста.

– Здравствуй, тебя давно не видели в городе, да и выглядишь уставшей. Не случилось чего? – голос звучал до тошноты учтиво, но прищур глаз и и усмешка на губах выдавали истинный интерес женщины.

– Пытаетесь понять, не для ребёнка ли это молоко? Нет, увы, я всё ещё одна. А вам придётся достать другие сплетни к завтраку. – Рута оставила монеты и развернулась. Она отчётливо чувствовала на спине прожигающие взгляды.

По дороге домой она купила яиц и яблок: близилась вторая среда месяца, а в это время у неё обычно бывали гости. Она редко пекла что-то для себя, но угощать гостей было делом привычки. Возможно, она осталась ещё с тех времен, когда мать пыталась вырастить из неё достойную невесту и будущую хозяйку. Точно она не помнила, да и большинство полезных навыков получила только тогда, когда начала жить самостоятельно.

Сначала работа с утра и до глубокого вечера, требующая так много знаний и сил, пугала её и заставляла тихонько оплакивать свою незавидную участь, но после Рута увидела и другую сторону. Лес мог быть внимательным слушателем, осторожным наблюдателем и ласковым утешителем. Постепенно она научилась слышать его голос, состоящий из скрипа шишек под ногами, трелей птиц, шелеста листьев. Он успокаивал и дарил ощущение защищённости. Лес был её царством, и здесь Рута чувствовала себя по-настоящему счастливой. Порой её даже радовало то, что пришлось оставить привычный ритм жизни, ведь только сейчас она смогла взглянуть на происходящее со стороны. И увиденное ей не понравилось.

Когда Рута вошла в дом, она настороженно прислушалась. Время, проведённое в лесу, обострило её слух, и теперь она умела различать самые тонкие звуки. С утра она отчётливо слышала тихое посапывание оленёнка, сейчас же стояла подозрительная тишина. Рута аккуратно закрыла дверь и прошла внутрь. Оленёнок едва ли мог устроить в доме разгром, в отличие от юрких белок или сусликов, но стоило быть готовой ко всему. Лесные жители имели свои нравы и с трудом приспосабливались к жизни в доме, стремясь установить свои порядки.

Рута не знала, как можно позвать оленя, на ум приходило только привычное «кис-кис», однако думать долго ей не пришлось: оленёнок стоял около трюмо и внимательно разглядывал содержимое столика. Глаза были широко распахнуты и в них бликами отражались солнечные лучи, создавая впечатление, будто зверёк испытывает неописуемый восторг от увиденного. Рута не сдержала улыбки: то, что перед ней девочка, она поняла ещё вчера, но она никак не ожидала такого женского интереса. Она осторожно сделала шаг вперёд, но старая половица громко скрипнула, и оленёнок испуганно отскочил в сторону и забился в угол.

– Не бойся, глупенькая, я тебя не осуждаю. Не поверишь, но раньше и я с такими же глазами стояла у зеркала. – Рута говорила тихо и медленно, чтобы не испугать оленёнка ещё больше.

Она плавно опустилась на колени: из-за разницы в росте она выглядела угрозой.

– А я принесла тебе подарок. Не духи и украшения, конечно, но думаю, что тебе понравится.

Оленёнок пристально смотрел на неё, и Рута невольно поёжилась: взгляд выглядел очень осмысленным. Она знала, что олени совсем не глупые, но всё же что-то было присуще только людям, пусть и не всем. Руте казалось, что оленёнок прямо сейчас начнёт говорить, и её бы совсем это не удивило, слишком уж серьёзной и сосредоточенной была мордочка перед ней.

Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Оленёнок медлил и только мялся в углу, и тогда Рута осторожно протянула руку вперёд.

– Я тебя не обижу, ты в безопасности.

Рута старалась вложить во взгляд и голос всю мягкость, что у неё была. Почему-то сейчас, когда она стояла перед зашуганным детёнышем, ей было очень важно, чтобы ей доверились, приняли, ответили на её тепло. Что-то внутри болезненно сжималось от осознания того, что она снова может быть отвергнутой. Прошлые обиды так некстати решили напомнить о себе.

Рука подрагивала, время тянулось как никогда медленно, и Рута уже готова была сдаться, как вдруг в раскрытую ладонь ткнулся холодный мокрый нос. Она осторожно провела рукой по мордочке, и оленёнок доверчиво зажмурился. Рута сама не знала почему, но внутри разлилось приятное тепло. Давно забытое ощущение щекотало её, и она никак не могла подобрать нужного слова.

– Пойдём, ты наверняка хочешь есть.

Рута плавно поднялась, и оленёнок покорно последовал за ней. Она знала, что в юном возрасте они склонны привязываться к людям так сильно, что могут ходить рядом повсюду, почти как собаки, однако и подумать не могла, что процесс приручения пойдёт так быстро. Что-то было не так, она всё больше убеждалась в том, что предчувствие не обманывало.

Рута вымочила кусок хлеба с зёрнами в молоке и положила в миску. Этому её научил бывший лесничий: маленькие оленята постепенно приучались к более твёрдой пище, а всасывание молока из хлеба напоминало им естественный процесс кормления. Сама она в это время занялась готовкой.

Шарлотка удавалась ей лучше всего, и она готовила её столько раз, что почти не задумывалась о процессе. Мысли её были далеко от небольшого домика в лесу и пирога. Маленький оленёнок так бесцеремонно нарушил её привычное одиночество, что она начала чувствовать его особо остро. Она столько раз убеждала себя, что её жизнь – это её личный выбор, и всё же Руту не покидала горькая мысль о том, что выбора ей не оставили.

Когда она случайно дотронулась до раскалённого подноса, грустные мысли отступили, вновь вернув её в реальность. Рута быстро поставила пирог на стол и коснулась кожи губами. Боль медленно утихала, а дом наполнялся сладким запахом. Оленёнок подошел ближе и уставился на горячее лакомство. В огромных глазах светилось уже не любопытство, а предвкушение. Рута снова улыбнулась.

– Ну-ка, дружочек, это не тебе, – она потрепала оленёнка за ухом.

И без того длинная и острая мордочка вытянулась ещё сильнее. Рута поёжилась, слишком уж это напоминало ей ребёнка, маленького и капризного, в сознании которого просто не существовало реальности, где сладости могли достаться не ему.

– Я жду гостей, понимаешь? Нельзя же подать к столу надкусанный пирог.

Рута сказала это больше для себя, но, кажется, оленёнок понял, довольно прищурился и вновь отправился изучать дом. Рута свела брови. Такое поведение было странным, слишком странным, но, может, сказалось долгое одиночество и она просто надумывала? Или усталость. У лесничих было не так много выходных, да и ей не нравилось сидеть без дела, так что она старалась занимать каждую минуту.

В любом случае, всему существовало разумное объяснение, это Рута знала точно, как и то, что разобраться в любом деле помогала уборка. Вместе с порядком на полках в ровные ряды выстраивались и мысли, а с лёгкостью и чистотой в доме приходили и новые идеи.

Она увлечённо стирала пыль с фолиантов, когда услышала тяжёлые шаги. Ещё до стука в дверь она узнала Кестутиса, он ступал твёрдо и уверенно, точно зная, что его ждут. Рута оставила полотенце и подошла к трюмо, чтобы поправить чуть растрепавшиеся косы. Охотник зашёл именно сегодня очень кстати – он мог помочь выстроить небольшой загон во дворе, да и Рута чувствовала себя немного неуютно в компании странного гостя.

Громко заскрипела половица – охотник вытирал грязные сапоги, и Рута направилась к двери.

– Не открывай.

Рута замерла. По коже пробежал холодок. Голос принадлежал не Кестутису, и он раздался… за её спиной.

Глава 2. Таверна «Кривой рог»

Йонас пригнулся, уворачиваясь от подгнившего помидора, и мысленно порадовался, что это был не табурет или нож. В таверне «Кривой рог» случалось и не такое, потому никто из приличных жителей не заглядывал сюда без надобности. Зато весь сброд королевства она привлекала, как вяленое мясо – мух. Здесь можно было дёшево поесть, почти бесплатно провести ночь, урвать сувенир в драке и главное – узнать последние сплетни.

Хозяин таверны, грузный и краснощёкий, никогда не выбирался далеко, но отличался любопытством, так что в «Кривом роге» было одно правило: не можешь заплатить за еду деньгами – расскажи байку. За увлекательную историю можно было получить кружку пива и хороший кусок мяса, однако тем рассказчикам, которые утомляли публику или придумывали совсем уж небылицы, доставались только тумаки.

Испытать это правило представилась возможность и Йонасу. Ему повезло, подвыпившие посетители с удовольствием приняли рассказ, как он встретил и одолел сразу двух медведей. И хотя сам он видел медведей лишь на картинках, а об охоте на них слышал урывками, ему удалось сделать историю достаточно убедительной. Йонасу верили, всегда верили, и, возможно, из него бы вышел отличный актёр в королевском театре, но жизнь сложилась иначе, и сейчас он пробирался к своему любимому углу в таверне.

Любимым его сделало почти полное отсутствие света. Не то чтобы Йонас боялся быть узнанным – с длинными волосами и густой бородой его едва ли узнала бы родная бабушка, да и его бывшие знакомые такие места не посещали – просто так ему было спокойнее. Никто не обращал внимания на покосившийся тёмный столик в углу, как будто его там и не было, и Йонасу нравилось это. Сотни взглядов, прикованных к нему, преследовали его в ночных кошмарах, и порой он вздрагивал, когда кто-то слишком громко называл его имя.

В таверне «Кривой рог» каждый имел право быть тем, кем хотел, и за это Йонас был благодарен. Первое время ему докучали местные распутные девицы, но быстро смекнув, что денег у него нет, и они оставили его. К компаниям Йонас не подсаживался сам. Несмотря на то, что сейчас внешний вид никак не выделял его из толпы, он никогда не считал себя одним из них. Йонас был обучен вести себя с дамами, умел танцевать и прочитал достаточно книг для того, чтобы сойти за благородного молодого человека. И место его было не здесь.