Взяла мою руку, и вдруг… положила себе на живот. В последние дни я допускал много эм… нехороших мыслей в отношении младшей сестры жены, но знал, что все это только в моей голове. А тут моя рука на её животе, плоском совсем. И осознание этого обжигает. Хочется отбросить одеяло, скользить ладонью ниже и… Остановись, Юра. Этого никогда не будет. И вообще, как ты можешь думать об этом сегодня, после процедуры оплодотворения… Но руку не убрал. Пусть лежит. Возможно там – мой ребёнок. И осознание этого жжет не меньше.
– Я не знаю… Если он родится, я буду его любить.
– Уверена, – улыбнулась Владка.– Ты будешь лучшим в мире папой. А Юлька мамой. Юлька, она хорошая… просто такая вот, особенная.
Теми же почти словами, что защищала свою суку бабку. Мне вдруг горько становится, что эта девчонка ещё по сути, почти беременная, а возможно и не почти, лежит в этой больничной рубашке и защищает мою же жену.
– Не нужно её оправдывать, – сухо попросил я. – Никто её ни в чем не обвиняет, тем более я. Какими бы не были наши обиды, наши отношения, мы… сами разберёмся.
В глазах Владки заблестели слезы. Блядь, какого хрена я такой идиот? И как теперь сгладить?
– Спасибо, что хоть позволили родить вам ребёнка.
– Прости…
Отвернулась. Вот теперь то моя рука на её животе точно не уместна. Мне хочется заглянуть в её глаза. Что там плещется? Обида? Мне хочется, чтобы она тоже меня оскорбила. Баш на баш. Сначала вываливаем друг на друга откровенности, за ними следом сыплем колкие слова. Но… Владка, она не такая. Так себе из неё ёжик, лысый, новорожденный, розовый с глазками-бусинками. Представил, улыбнулся. Пододвинулся ближе, устроил голову на подушке, уткнулся носом в её волосы. Больницей уже пахнут. Сколько не плати миллионов, больничный дух пробивается в любой частной клинике. И Владку мне жалко сейчас. На руки бы её, забрать отсюда, унести домой, заварить чаю, возможно даже, с липой – она цветёт сейчас. И плевать, что Юлька боится потерять то, что возможно уже растёт в этом плоском животе. Юлька настроена буквально не позволять Владке шевелиться ближайшие две недели, как она это представляет?
– Прости, – прошу я ещё раз. – Мне правда очень стыдно за свои слова. Если кто и имеет право высказаться, то это именно ты.
Глажу её волосы. Тёмные… В первые годы брака с Юлькой мне все брюнетки казались чуть не безобразными. Привык с светлым, чуть не в белизну волосам жены. А сейчас перебираю пальцы прядями, они свет лампы отражают поблескивая, красиво…
– Всё нормально, – ответила Владка. – Правда. Ты иди наверное домой, там Юлька ждёт.
– Спит, – улыбнулся я. – Наверняка видит во сне малыша долгожданного, тянет к нему руки… А мне так страшно сейчас. Мне страшно, что ты забеременеешь. И одновременно я боюсь, что этого не произойдёт. И что Юлька съест себя изнутри, а я сделать ничего не смогу. Так паршиво… миллионы заколотил, взрослый здоровый мужик, а не можешь дать своей жене того, что многие даже не ценят…
– Но все это неважно наверное сейчас, – проговорил я, и замолк.
Не находилось нужных слов для этой жертвенной девочки, что не скажи – лишнее. И близость её тоже, которая как ножом по нервам тоже совсем ни к чему. Но уйти я не могу. Не из-за своего неуместного вожделения, вовсе нет. Просто… мне жалко её. Они обе недолюбленные, две сестренки. Но Юлька закрылась, а Владка не сумела, наверное, к счастью. И сейчас её так жалко было. Она боялась и Юльки, и бабушки, а на меня как будто с надеждой смотрела. Нет, я не рыцарь на белом коне, и спасать юных дев не мой конёк. Одну взялся спасать, да так до сих пор никак и не вызволю из лап дракона. Только дракон этот – внутри моей маленькой женушки. А так гораздо сложнее…
– Наверное, – согласилась Влада.
И так получилось, что я ничего не могу ей отдать, девочке, которая готова пожертвовать ради нас самым ценным. И я поступаю так же нелепо, как и во все последние дни, когда и хотел отказаться от всего и не находил в себе сил растоптать возможное счастье Юли. Я закатал рукав рубашки, обнажив запястье. Владка даже заинтересовалась, оживилась.
– Это веревочка, – прокомментировал я. – На ней узелки.
– Вижу, – кивнула Влада.
– Она со мной уже много лет. Я не всегда её ношу. Только в самые важные дни. Это вроде… талисман удачи. Мне с ней всегда везёт. В тот вечер… не было её на мне. Об этом я тоже жалел. Вот если бы я потратил несколько минут на то, чтобы завязать её снова, может и не встретил бы тот лихой автомобиль на перекрёстке… Я тебе её оставлю.
– Не нужно, – испугалась Владка. – Если она так долго с тобой, то наверняка важна тебе, эта твоя веревочка. А вдруг порву?
– Не порвешь, она особая, крепкая.
Отвязал – пришлось потратить добрую минуту. Владка протянула мне руку. Запястье было таким узким, что заветную веревочку я завязал кокетливым бантиком. Затянул – вроде крепко. И забавно смотрится. А главное – мне неуловимо спокойнее.
– Спасибо.
И голос такой серьёзный, словно я ей не веревочку подарил, а как минимум миллион долларов. Оплату кредита по квартире принимать не хотела, а верёвочке вот рада. Поиграла рукой, любуясь, я даже засмущался немного. Вот пойми этих баб.
– Теперь все будет хорошо, – не менее серьёзно заявил я. – Я тебе потом расскажу, как у меня этот браслетик появился, обязательно.
– Хорошо.
Словно обещание новой встречи. Но она же будет, верно? Теперь эти встречи неизбежны, до тех пор, пока все… не закончится. Или начнётся, тут как смотреть.
– Мне и правда, идти нужно.
Кивнула. И ужас, как не хочется её тут оставлять. Это вообще необязательно было, Юлька настояла… Врачи разводили руками – не зависит ничего от того, будет ли суррогатная мама лежать круглыми сутками. Эмбрион либо примется либо нет.
– Хорошо.
Снова это хорошо. Словно заведенная игрушка. Наверное она невероятно устала, Владка. Так, как я не уставал никогда, и физическая усталость тут не причём.
– Спокойной ночи эмбриончику, – наклонился я к плоскому ещё животу под тонким одеялом.
Глупо наверное, но как-то нужно было смягчить наше неловкое прощание, полное касаний, каждое из которых жаждало перетечь в нечто большее, то, что за чертой разумного и позволяемого.
– Трём, – хихикнула Владка, а потом не выдержала и засмеялась.
Я молчал долгую минуту, переваривал. Три эмбриона – идея фикс Юльки. Ей все казалось, что если три, то непременно получится. Но… нельзя. Ни одна суррогатная мать на это не пойдёт, а утроба самой Юли после того несчастного случая вынашивать детей отказывалась.
Глава 7. Влада
Если… если бы я знала, что Юлька играет в тёмную, не сообщая правил игрокам, я бы промолчала. Я бы скрыла тайну трех эмбрионов, тем более гугл и врач, проводивший посадку эмбрионов обещали – не могут прижиться все. Слишком ничтожен шанс. Да, всякое бывает, но… сколько попыток было уже у Юльки?
Я промолчала бы не ради них. Ради своего душевного спокойствия. Я не святая, нет. Многие годы одинокой жизни приручили меня к определенному эгоизму и меньше всего я хотела быть ввязанной в семейную ссору. Юрка… он был в бешенстве. О, я его совсем не знала, мужчину, которого любила долгие годы. Для меня он просто идеальным был, а теперь приоткрывался потихоньку, грань за гранью.
Наверное мне стоило напугаться. И я да, испугалась. Он, Юрка, идеальный, любимый, неповторимый, ударил кулаком в дверцу шкафа. Дверь… сложилась внутрь с противным металлическим скрежетом, на пол закапала кровь. Дверь приоткрылась, показалась медсестра, все же, шуму взбесившийся Юрка наделал предостаточно.
– Всё хорошо! – практически крикнул он. Испуганную женщину это не убедило. – Всё хорошо, блядь, я сказал!
Пнул стул, он отлетел и врезался в стену. Я попыталась было встать, а потом вспомнила о тех трех, мелких, что сражаются сейчас внутри меня за свою жизнь и не стала. Пусть сами разбираются, а я полежу.
– Юрий Михайлович, – попятилась женщина. – Я вызову охрану.
Юрка подобрал стул, который пнул, поставил его на ножки, сел. Сдернул полотенце со спинки кровати, обмотал им разбитый кулак. Вздохнул устало. Я видела, как он усилием воли заставляет себя успокоиться. И да – все же, не страшно. Даже щекотно где-то внутри, интересно, каков он ещё бывает, мой любимый чужой мужчина?
– Сонь, – махнул рукой Юрка. – Сколько мы уже ночей вот так вместе просидели? Просто… нервы. Ты иди на пост, не переживай. Сейчас куплю себе кофе в автомате и домой поеду.
Женщина, судя по всему – Соня, глянула недоверчиво, но ушла. Юрка и правда отправился пить кофе. Вернулся, от него им и пахло – кофе и сигаретами. Идеально, мне нравится это сочетание. Мне протянул пластиковый стаканчик с горячим шоколадом, слишком сладким, чтобы быть вкусным, но тем не менее, я сделала глоток.
– Иногда мне хочется её убить, свою жену, – говорил он, а я пила вязкий, приторный шоколад. – Она как ящик пандоры. Всё интересно, что же там внутри… а там…
– Только не нужно, – попросила я. – Её обижать. Мне неловко, как в детстве, словно я бабушке настучала нечаянно…
– Брось, – велел Юрка, словно это так просто. – Я сейчас поеду домой и поговорю с ней.
Этого их разговора я боялась. Лежала, уснуть не могла и все думала, что же у них там происходит. Тоже шкафы кулаками мнет? А Юлька бьёт посуду… Интересно, умеет она посуду бить, или такой ерундой не страдает? Будут кричать друг на друга. А потом… займутся сексом. Юлька будет стонать под ним – главное, не представляй. А я… я буду пытаться забеременеть их ребёнком.