Красные волки

– Да. А причины?

– Если бы я знала! Теперь моя очередь. – Она ненадолго задумалась о том, какой задать вопрос, чтобы ответ на него был длиннее. Потом вспомнила информацию из личного файла капитана и горячо поблагодарила свою хорошую, но отчего-то иногда предательски ненадежную память. – Как вы стали наемником?

– Так же, как и любой другой человек: когда возраст позволил, нашел подходящий корабль и заключил контракт. Теперь я спрашиваю…

– Нет, – возмущенно возразила Карен, – рассказывайте с самого начала.

– Сначала я родился, – раздался смешок в темноте.

– Костолиц, вы первый начали эту игру, так что не увиливайте!

– Да, коммодор, – глубоко вздохнул капитан. – Я родился на станции Лотос, отца я не знаю, но мама говорила, что он был приезжий и работал по контракту на нашей станции. Контракт закончился, и он уехал. Когда мне было семнадцать, мама погибла, и я остался почти один. Нужно было на что-то жить, а на станции я работу не нашел. В доках стоял один из кораблей Джаспера. Он тогда еще не был пиратом. Я просто попробовал наудачу, и меня взяли.

Приятный мягкий голос капитана убаюкивал, а головокружение и слабость усилились, Карен слегка задремала. Костолиц, видимо не дождавшись реакции на свои слова, не выдержал и снова заговорил, выдернув ее из забытья:

– Моя очередь спрашивать.

Карен кивнула, потом, сообразив, что ее жеста не видно добавила:

– Да.

– Почему наш флот называется «Красные волки»?

Карен фыркнула:

– А что, вам не нравится? Агрессивно, устрашающе и врезается в память.

– Нравится, но почему волки и почему красные?

– Волки – это такие животные, которые жили на Тароне. Давно. Очень сильные существа, жили стаей и заботились о ней, как и я о своем флоте. А красный – как символ силы, агрессии, ну и пафоса заодно. А если честно, когда я регистрировала свой флот, мне не хотелось называть его своей фамилией, как тогда делали все, а «Красные волки» было первым, что пришло в голову. Я думала, что потом сменю название на другое, но оно привязалось, и я оставила как есть.

Костолиц рассмеялся.

– Оказывается, это вы родоначальница нового поветрия в названиях! Теперь я понял, откуда взялись александрийские «Синие пауки», зедианские «Черные вороны» и еще куча разноцветных существ более мелкого пошиба, рассекающих систему в поисках контрактов.

– Вполне возможно, – пробормотала Карен. Казалось, что воздуха не хватает, она расстегнула все пуговицы и пряжку на поясе. Стало немного легче.

– А как вы стали коммодором флота?

– Долго рассказывать. – Она легла на пол, в надежде, что ей перестанет казаться, что она куда-то проваливается.

– Мы, вроде, никуда не торопимся.

Такому аргументу было сложно возразить. К тому же ее карьерный взлет вовсе не был тайной, некоторые и так все знали.

– Когда я закончила военную Академию Тарона, отец подарил мне фрегат. С него я начала собирать свой флот.

– Богатенький у вас папа, – присвистнул Костолиц. – Тогда понятно, как вы со своими проблемами с головой прошли медкомиссию перед поступлением.

– Отец был против моей учебы в Академии. Но к его большому сожалению комиссию я прошла легко – психоменталисты не нашли, к чему придраться, а физически я абсолютно здорова. Так что не надо тут намеков…

С каждой минутой она чувствовала себя всё хуже и хуже: бороться с усилившейся слабостью она уже устала, подташнивало и, временами, бил озноб. Она свернулась в клубок на полу, обняв колени, чтобы согреться. Она долго ничего не говорила и капитан забеспокоился.

– Что случилось? Не молчите! – она услышала его совсем рядом и почувствовала осторожные прикосновения его рук. – Вы вся дрожите! – Он запнулся и замолчал. Потом негромко чертыхнулся. – Почему вы сразу не сказали, что ранены? Тут, кажется, уже литр крови вытек! Надо вас перевязать.

– Оставь, это ерунда, – прошептала она и попыталась оттолкнуть его. – Не болит совсем…

Не обращая внимания на вялые попытки отбиться от помощи, капитан продолжил ее обследовать прикосновениями. Когда он добрался до левого бока, от какого-то неловкого движения, тупая почти не ощущаемая боль вдруг вспыхнула огнем. Карен не смогла сдержать стон и ругнулась. Костолиц пробормотал извинения. Судя по характерному шуршанию, он откуда-то добыл перевязочный пакет.

– Сколько мы уже тут? – прошептала она, с трудом удерживая себя в сознании.

– В темноте сложно чувствовать время, но думаю, не больше пары часов, – ответил он, накладывая повязку на ощупь. Руки у него были сухие, теплые и осторожные.

– Пить хочется… Холодно…

– Вы крови много потеряли, потому холодно и пить хочется. Я вас обниму. – Капитан прижал ее к себе. – Только не подумайте чего! Просто, так будет теплее…

Карен ничего не ответила.

Время текло медленно и лениво. Марк подумал, что неплохо бы обыскать помещение, вдруг найдется что-то, что поможет выбраться отсюда, но остался на месте – тело, казалось, налилось свинцом, и даже малейшее движение требовало неимоверных волевых усилий. Коммодор хоть и была довольно миниатюрной, весила все же немало, рука и нога Марка затекли, но смена позы показалась слишком трудоемким процессом.

Мысли были вязкие и тягучие, как александрийские ириски, и крутились вокруг коммодора. Он первый раз столкнулся с ней так близко. Да, он вместе с другими капитанами присутствовал на брифингах при обсуждении новых заданий, разговаривал с ней, но всегда воспринимал отстраненно, как безликий источник приказов. А сейчас он чувствовал ее как живого человека, который тоже может умереть.

Монкриф называет ее безрассудным ребенком. Но Марк видел однажды, как она разговаривала с бароном Ларго. Тот был в ярости, а Рэджи спокойна и холодна – она как-то сумела интерпретировать условия их сделки так, что барон остался должен крупную сумму. В плохом настроении она становилась расчетливой и жесткой. Такой ее боялись. Непонятно, как уживались в ней две эти крайности. Но как-то уживались и, скорее всего, именно ими объяснялось ее невероятное везение – умением быть разной, в зависимости от ситуации. И она хоть и звалась коммодором, командиром в привычном смысле не была. За нее командовали офицеры, каждый из которых по-разному к ней относился, но ни один по своей воле не спешил покинуть Волков.

Марку показалось, что коммодор не дышит, с почти героическим усилием он нащупал ее руку и проверил пульс – слабое ровное биение немного успокоило его. Но тревога никуда не делась. Зачем их здесь заперли и сколько еще ждать?

Перевязочный пакет в его кармане неожиданно пришлось использовать по назначению, хотя лежал он там вовсе не за этим. Внешний периметр станции огромен, и каждый житель по мере сил обязан «охотиться за инеем», которым покрывались места с нарушенной герметичностью. О каждом таком месте необходимо было сообщать в диспетчерскую службы ремонта и помечать место, а для этой цели ничего лучше перевязочного пакета не придумали – пластырь лип к любой поверхности, а длинный хвост бинта не оставлял шансов ремонтной бригаде пройти мимо. Лучше всего с охотой справлялись дети, находя иней в труднодоступных местах. За десять сообщений давали красивый значок добровольного помощника ремонтной службы. Значок ему самому заработать так и не удалось, но с тех пор привычный хруст перевязочного пакета в ответ на хлопок по карману служил как бы критерием готовности к выходу из дома.

Марк зажмурился, ослепленный ярким светом из открывшейся двери. Внутрь вошла лейтенант Кларк, врач, два бойца и лейтенант службы безопасности станции. Безопасник тут же принялся осматривать чулан, в котором они сидели, заодно снимая и вполголоса комментируя. Бойцы аккуратно обходя здоровую лужу уже свернувшейся крови на полу погрузили на носилки коммодора, которой тут же занялся врач.

Кларк помогла встать – тело не слушалось, затекшую ногу и руку он не чувствовал, а здоровая нога то и дело подгибалась, не в силах нести на себе всю тяжесть его тела. Самому идти не получалось, Кларк подставила плечо и Марк почти повис на нем. Дожил, женщина его на руках тащит…

На флагмане коммодора унесли в медотсек, а ему, после беглого осмотра врачом, сделали какой-то укол и отпустили, но вернуться на свой корабль не разрешили. После укола полегчало: к руке и ноге возвращалась чувствительность, свинец в теле начал растворяться, а мысли обретали четкость. Он немного поболтал с санитаром, но ничего о здоровье коммодора не выяснил. Кларк отправила Марка ждать дальнейших указаний в кают-компанию «Метели». Хорошо – и комфортно и от медотсека недалеко. Там его и нашел безопасник. Марк рассказал ему все что знал и тот отстал.

Прошло уже несколько часов, скорее всего о нем просто забыли. Если коммодор в тяжелом состоянии, то до целого и невредимого капитана никому сейчас дела нет. Марк уже вдоль и поперек изучил все царапины на столе и выстроил множество предположений об их происхождении. Неожиданно для себя он то и дело возвращался к тому моменту, когда Рэджи потеряла сознание. Он вспоминал тяжесть ее тела на своих руках, ненормальную прохладу кожи, едва уловимое дыхание. И никак не мог разобраться, что это – сочувствие раненому товарищу или нечто другое. Так и не придя к конкретным выводам, решил сходить в медицинский отсек.

Палату коммодора он нашел без труда, вход в нее охраняла прекрасная Кларк – предмет мечтаний половины офицеров флагмана. Ей бы в платьях по подиуму ходить, а не с оружием. Всегда спокойная, поразительно молчаливая и чрезвычайно смертоносная. Она умела убивать голыми руками, но при этом всегда была вооружена до зубов. Ему однажды в космопорте довелось наблюдать ее проход через рамку. Сложно было представить, где она держала на себе такую гору оружия. И это, наверняка, было не все, что она взяла с собой.

– Как коммодор? – поинтересовался у нее Марк.

– Уже вне опасности, – холодно ответила Кларк.

– Рой, если это Костолиц, впусти его, – раздался голос Рэджи. Кларк молча сделала шаг в сторону, освобождая проход.

Марк вошел. Палата была стандартной – тесной и белоснежно-стерильной. Кровать, стул и медицинский автомат без капсулы, в которой уже не было необходимости.

Коммодор сидела в больничной рубахе, свесив босые ноги с края высокой кровати. В вену правой руки была вставлена игла, соединенная прозрачной трубкой с медицинским автоматом. Бледное лицо Карен в обрамлении коротких волос ярко-красного цвета казалось почти белым. Синеватые круги делали и без того большие глаза просто огромными. Она кивнула Кларк у него за спиной. Дверь в палату с тихим шипением закрылась, оставив их одних.