– Мать твоя с мужиком-то, с Генкой, расписанная?
– Не-а… Пьянка-гулянка знатная была, но белое платье с фатой она не надевала, – съязвила Таня.
Нинка откинулась на сиденье, облизала губы.
– Ну и правильно, раз с ребенком, – сказала она уверенно. – А мужика-то своего она хоть любит?
– Говорю – урод она какой-то, – с раздражением сказала Таня. – Ничего я в них не пойму. Вместе живут, а радости нет.
Она отодвинула креманку с недоеденным мороженым и взглянула на подругу. У Нинки было круглое добродушное лицо с редкими крупными веснушками на носу, по форме напоминающем картошку.
– И моя мать, значит, урод, – вздохнула Нинка. – Я доем? – спросила она, придвигая к себе Танину креманку.
– Как хочешь, – равнодушно сказала Таня.
Нинка быстро доела подтаявшее мороженое, облизала ложку и задумчиво сказала:
– Знаешь, я все о будущем думаю. Ведь последний год учимся, а потом…
– Суп с котом, – усмехнулась Таня.
– Не все ли равно. Ты куда после школы собираешься?
– Надо курсы какие-нибудь закончить, потом работать пойду. Может, поеду в Москву.
– Разгонять тоску. Че тебе тут не сидится? Тоже не деревня.
– Да я б никуда не ездила, только мать надоела.
– Суется везде? Как моя. Знаешь, она до сих пор орет на меня за то, что с тобой дружу.
– А ты?
– Мне пофиг. Поорет – перестанет.
– А моя не орет, только в последнее время все волком смотрит, не пойму почему.
– Ревнует.
– К кому?
– Ко всему. Их-то время прошло, старушки. Твоей сколько?
– Тридцатка с хвостом.
– Бли-и-ин, – округлила свои и без того круглые глаза Нинка. – Молодая вроде. – Моей-то – к полтиннику. Вот бы замуж ее отдать за какого-нибудь старичка с дачкой. А я бы с тобой подалась. В Москву или лучше за границу. Там девушки без комплексов хорошо живут.
– Ты что, в проститутки собралась?.. – Таня от неожиданности даже рот раскрыла.
– Че ты так… сразу-то… – обиженно поджала губы Нинка. – Я как в «Красотке» хочу. Чтобы вот так – белая машина и свадьба с миллионером. Вдруг повезет! Не уродина чай.
Нинка достала из сумки розовую круглую пудреницу, заглянула в зеркальце, прошлась губкой по носу, щекам.
– Что скажешь? – спросила она, приподняв густую бровь.
Таня оценивающе посмотрела на подругу. Круглое лицо, неровная, с мелкими прыщиками кожа, никогда не знавшие пинцета брови, карие, неаккуратно подведенные черным карандашом круглые глаза, губы «бантиком».
– Рот у тебя подкачал, – усмехнулась Таня.
– Что такое? – Нинка потрогала губы, нервно потянулась к пудренице.
– Шучу. Твой рот красивей будет, чем у Робертс в «Красотке», и волосы ничего. Сами вьются?
– Ага. Только я слишком толстая. Робертс – как щепка, и ноги не меньше метра.
– Ничего, маленькая собачка до старости щенок, – попыталась успокоить подругу Таня.
– Че мне старость. Я умру молодой.
Она произнесла это спокойно, без доли иронии.
– Зачем ты так? Зря такими словами бросаешься. Мне баба Софа говорила: «Воздух колотить – только чертей травить».
– Фигня, – отмахнулась Нинка. – Я взаправду не хочу старушенцией быть. Че в их жизни хорошего? Вот возьми мою мать. На заводе всю жизнь промантулила, после ночной – как полоумная. Ушла на пенсию в сорок пять, думала, на хорошие деньги, а получился – пшик, хватает, только чтоб с голоду не сдохнуть. И че горбатилась, вредность вырабатывала? Сейчас у нее и печенка – ни к черту, и щитовидка. Ходит в какой-то офис полы мыть. Три часа в день – и зарплата больше пенсии. Нет, такой жизни мне на фиг не надо. Я хочу… – Нинка на секунду прикрыла глаза. – Хочу, как Мерилин Монро или вот… – Она подняла на Таню полные мечтательности глаза. – Эвита, которую Мадонна играла. Недавно кино показывали. Все у них было – мужики клевые, бабки; все что хотели – все поимели.
– А счастья-то все равно не было, – возразила Таня.
– Их проблемы, – отмахнулась Нинка. – Мне бы такую жизнь – я была б.
– А если не будет?
– Чего?
– Ну… – Таня замялась. – Красивой жизни.
– Девчонки, еще что-нибудь закажете? – спросила подошедшая к ним официантка.
– А давай по пивку, – предложила Нинка.
– Не хочу, – покачала головой Таня.
– Тогда мне принесите разливного кружку. Какое у вас? – спросила она, глядя на официантку.
– «Клинское».
– Пойдет.
– А тебе? – Официантка взглянула на Таню.