Не бойся, малышка

– А должна? – не удержалась Таня.

Олег Никанорович скривил губы.

– Куда денешься?.. – хмыкнул он. – Время нынче такое. Не все на шее у матери сидеть.

– Я и не сижу, – обиделась Таня. – Знаете же, что работаю.

– Велики ли твои заработки! – махнул он волосатой рукой прямо перед ее лицом. Таня даже вздрогнула. – Я на заправку тебя устроил, – сообщил он, присаживаясь рядом с ней. – С десятого можешь выходить. И денег побольше, и мужика богатого присмотришь. Товар лицом – жопка тунцом, – пошутил он и, наверное, впервые за много лет улыбнулся. И его улыбка Тане не понравилась.

– Продаваться не собираюсь, – огрызнулась Таня и попыталась встать.

– Врешь. – Олег Никанорович опустил свою руку-окорок ей на плечо. – Слушай сюда. – Он понизил голос и сделал паузу, как старый мафиози, собирающийся сообщить нечто важное. – Все мы продаемся, но не всем хорошо платют.

– Платят, – машинально поправила его Таня и повела плечами. Олег Никанорович убрал руку и, откинувшись на спинку стула, сощурил свои и без того узкие, спрятанные под набрякшими веками глаза.

– Сколько ты за все эти стрижки-укладки имеешь? – пренебрежительно спросил он.

– Перед праздниками почти пять заработала, – с вызовом ответила Таня.

– А сапоги да перчатки за сколько купила? Вон и сумка новая. Все небось спустила.

– А что вы мои деньги считаете? Вы мне не отец родной!

– Не родной. Поэтому такая дура и выросла, – осклабился он, и потная ладонь опустилась на Танино колено.

– Вы… вы… меня не обижайте. – Брезгливо сбросив его руку, Таня соскочила со стула. – Хуже будет, – зачем-то добавила она, усилием воли сдерживая подступающие к глазам слезы.

– Ух ты, соплюшка… – В удивлении мохнатые брови на лоснящемся лице скользнули вверх. – Ты меня, что ли, пужаешь?

– Бабушка говорила: «Кто сироту обидит…» – шмыгнула она носом и заморгала глазами.

– А кто тут сирота? Мать вон жива-здорова. А отца, как я знаю, у тебя сроду не было. Вот и набаловали…

Таня понурила голову, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Почему-то ей вспомнилась сейчас баба Софа: ее мягкие руки, шершавые пальцы. Как она гладила Таню по голове и приговаривала: «Не давай себя обижать».

– Все равно не обижайте, – сказала Таня и с шумом вдохнула воздух.

– А я что? Ничего… – Олег Никанорович вынул пачку из кармана, вытряхнул сигарету. – Наоборот вот, на работу устроил. – Чиркнув спичкой о коробок, прикурил. Потянуло серой. Таня невольно поморщилась.

– Я вам зажигалку дарила, – напомнила она.

– А… Я к спичкам привыкший, – отмахнулся он и, сделав глубокую затяжку, сказал: – Будешь работать с послезавтра на автозаправке. Я с Вадимом потолковал. По двенадцать часов через двое суток. Твое время – ночное. Так что парикмахерскую и не думай бросать.

Глава 2

Дни понеслись вскачь. Не успела Таня оглянуться – неделя прошла. Парикмахерская, покраски, стрижки – Таня была доброжелательна и улыбчива пять дней в неделю. Заправка, бензин, чеки – деловита и полусонна – двенадцать ночных часов через двое суток. Денег она теперь зарабатывала в два раза больше, зато жизненные силы, казалось, тонкими ручейками покидают тело.

Поэтому когда Нинка попросилась отработать вместо нее несколько смен (Таня устроила подругу на заправку еще в апреле, как только освободилось место), чтобы заработать на сотовый телефон, Таня с радостью согласилась – теперь она хоть отоспится. Наконец-то после почти двухмесячной гонки она смогла спокойно уснуть на своем диване, заранее предвкушая блаженство долгого просыпания, когда один сон, плавно переходя в другой, дарит муаровые видения ускользающего нереального мира. Она любила свои сны: легкие, яркие и такие же неуловимые, как порхающие над лугом мотыльки.

Но один сон Таня запомнила четко, до мельчайших деталей, может, потому, что осознавала, что спит. Она очутилась в каком-то темном месте, настолько темном, что ничто не проникало сквозь эту черноту. Не успела она испугаться, как к ней пришла мысль, что черный – это смешение всех цветов, и тут же всем своим телом она ощутила шелковистость ткани, окутавшей ее с ног до головы. Вдруг откуда-то потянуло сквозняком, забрезжил свет, стали еле различимы очертания окружающих предметов. Страх тяжестью навалился на нее. Таня попыталась плотнее завернуться в покрывало, но ткань вдруг начала рваться и превратилась в змею, которая, обдав влажным холодом, соскользнула вниз. Раздался треск, и Таня почувствовала, как внутри нее что-то взорвалось. Она обхватила себя за плечи и с ужасом поняла, что ее тело разорвало напополам, увидела, как пульсирующее сердце вырвалось наружу и со страшным звуком разлетелось на мелкие кусочки. И тогда она закричала что есть силы, пронзительно, до визга…

Таня проснулась в холодном поту и прижала руки к груди, чтобы почувствовать лихорадочное биение своего живого сердца. Она взглянула на циферблат электронных часов – 02.22. Подождала, пока сердце найдет свой обычный ритм, встала и вышла на кухню. Мучительное беспокойство не отпускало. «И что это я всполошилась? – стала успокаивать Таня саму себя. – Мало ли что может присниться?..» Она открыла кран, набрала воды в стакан, сделала несколько глотков. У воды был привкус старых труб.

Таня вернулась к себе в комнату и забралась в еще хранившую тепло постель. За полупрозрачными шторами мелькнул отсвет фар проезжающей машины. «Завтра надо позвонить Нинке, – подумала она. – Наверное, уже вымоталась, бедняга, да так, что никакого мобильника не надо». С этой мыслью она закрыла глаза и погрузилась в сон.

Трубка сотового телефона завибрировала, и Таня нехотя нажала кнопку, мельком взглянув часы. Было без четверти восемь.

– Что случилось? – зевнула она.

– Можете приехать на заправку? – спросил строгий голос.

– Приеду. А что? Нина заболела?

– Приезжайте.

Без аппетита дожевав бутерброд, Таня вышла на улицу. Пахнуло свежестью остывшей за ночь земли. Из-за угла показался автобус. Она прибавила шаг и успела втиснуть себя в его переполненное людьми чрево. Полчаса в тряской тесноте – и наконец поворот к автозаправке. С трудом протиснувшись сквозь плотный строй пассажиров, Таня соскочила с подножки и быстрым шагом направилась к покрытой новым асфальтом площадке, на краю которой стоял небольшой кирпичный офис. Неприятное предчувствие шелохнулось в груди, как только она увидела у входа милицейскую машину.

– Здравствуйте, – входя, неуверенно сказала она.

Вадим, их начальник, сидел на диване для посетителей и машинально перелистывал толстый иллюстрированный журнал. Около окна, наклонившись над чахлой молодой пальмой в глиняном горшке, стоял мужчина с солидным брюшком, нависающим над бляхой армейского ремня.

– Здравствуй, – напряженно ответил Вадим, продолжая листать страницы.

– Вы Татьяна Алексеевна Меркушева? – обернувшись, спросил любитель комнатных растений.

– Да… А что? – испуганно воскликнула Таня.

– Хорошо спалось? – спросил дородный мужчина, оглядывая ее с ног до головы цепким взглядом.

Таню словно ошпарили кипятком.

– Да… Нет… Спасибо… – ответила она, чувствуя, как на ее щеках вспыхивают алые пятна.

– Может, в кабинет пройдем? – предложил Вадим и кивнул на черную дверь.

– Пройдемте, – согласился мужчина, взял с подоконника увесистую кожаную папку и первым направился к черной двери.

Таня вошла в кабинет последней. Незнакомец уже по-хозяйски занял место у письменного стола. Таня присела рядом, Вадим остановился у окна, внимательно глядя на улицу.

– Итак… – Дородный мужчина достал из папки чистый лист бумаги, положил рядом дешевую шариковую ручку. – По графику числится ваша смена. Почему подменились?

Таня растерянно оглянулась на Вадима, который упорно рассматривал пейзаж за окном.

– Все согласовано, – сказала она неуверенно. – Вы из налоговой инспекции?

– Нет, – ответил мужчина, снимая колпачок с шариковой ручки. – Я – следователь. Помнишь, еще фильм такой был?

Он выпрямился и, слегка прищурившись, посмотрел на Таню.