Тайна Мёртвого Озера

– Бабушка, обещай мне никогда не летать над домом Йена Дылды. Пожалуйста, ради меня!

– Что, этот Йен так страшен?

– Не смейся, у него ружьё и он сказал, что всех ворон перестреляет, чтоб цыплят не таскали.

– Успокойся, внучек, я цыплят таскать не буду. И потом, я же против пуль заговорённая. Не веришь? И никакие мальчишки с камнями и рогатками мне не страшны. Что, уже подрался с этим Йеном из-за какой-то вороны?

Элис снова решила проявить строгость: – Гийом, а не пора ли тебе в кровать? На дворе темным-темно.

– Бабушка, скажи хоть ты ей, чтобы она меня не гнала. Не хочу я спать, не хочу! Утром я встану, а ты уже улетела.

– Видишь, мама, он совсем от рук отбился, не знаю, что с ним делать. Если я говорю "да", он обязательно скажет "нет".

– "Нет" всегда говоришь ты.

– Сейчас же марш в постель, неслух! Нечего тебе слушать взрослые разговоры.

Элинор поглядела на дочь, на внука, помолчала немного и произнесла: – Вот что, доченька, я подумала, а может быть напротив, очень нужно, чтобы мальчик слушал взрослые разговоры?

Кто знает, как жизнь повернётся? Не пора ли ему научиться понимать, что к чему в этом мире? Ты у меня не знала безмятежного детства, боюсь, и ему не придётся. Времена идут непростые. Какие-то мелочи и недоговорённости витают в воздухе, что-то неопределённое и вроде бы незнАчимое. Но кто знает, чем все эти неопределённости обернутся завтра? И что эти новые времена несут всем нам? Пришла пора Гийому де Корво ди Санчес иль Гуэрро узнать, к какому роду он принадлежит. Кто его отец и мать и почему он растёт без них, словно сирота. Кем был и как погиб его дед. С кем и ради чего ведём мы борьбу. Пора рассказать без утайки о Нихеле и его эмиссарах.

Но сам понимаешь, мой мальчик, разговор этот долог и непрост, а дел у нас с Элис невпроворот. К тому же и времени в обрез – на рассвете я должна улететь.

Ну, дочка, всё готово?

Теперь уже две головы склонились над книгой. Две женщины вглядываются в пожелтевший от времени пергамент, шепчут непонятные слова. Вот раскрылась на развороте старинная карта, украшенная картушами и виньетками, с фигурами дующих во все щёки ветров по углам.

Гийом сидел не шелохнувшись, чуть ли не дыша.

Вот Элинор поднесла к губам правую ладонь, тихонько дунула на неё и на ладони возникла крохотная серебристая горошина. Элинор дунула чуть сильнее, горошина поднялась в воздух, зависла над картой. Элинор щёлкнула пальцами и горошина стала светиться и расти. Она росла и росла, пока не превратилась в большой, чуть не с человеческую голову, мерцающий мягким светом лёгкий шар. Но свечение этого шара не было ровным – в некоторых местах поверхность словно была покрыта глухой серой коркой, в других её прорезали глубокие чёрные трещины.

Элис достала из кармана своей клетчатой домашней юбки клубок невесомых серебристых нитей, оттуда же вынула крохотные палочки-коклюшки и быстрыми движениями перекидывая палочки из одной руки в другую, стала оплетать чёрные трещины и серые проплешины светящимся кружевом.

Губы Элис были плотно сжаты, и, однако, она пела. Вернее, гудела какую-то завораживающую песню без слов. И под этот гул затягивались, заживали трещины, исчезали с поверхности шара, серая короста осыпалась и таяла. К сожалению, не всюду. Кое-где невидимый огонь пережигал вновь наложенную штопку и из-под неё снова чёрной паутиной проступали уродливые отметины.

Часы тикали и тикали, коклюшки перелетали из руки в руку. Элис была уже вся белая от усталости. Да и Элинор выглядела не лучше – видимо, не сам собой висел странный шар над книгой. Нитей становилось меньше, меньше, меньше и настал момент, когда последняя петелька добавила свой робкий свет к свечению шара.

– Всё, доченька, отдыхай. Больше мы ничего пока сделать не в силах. Остаётся только ждать.

Элинор снова дунула на шар и тот быстро начал уменьшаться, стал не больше горошины и внезапно исчез, втянувшись в ладонь.

Книгу бережно закрыли, застегнули на медные застёжки с изображением грифонов.

Мановение руки, и книга тоже начала сжиматься, сжиматься, сжиматься, и вот уже Элис прячет её в потайной карман своей клетчатой юбки, где минуту назад скрылись коклюшки.

Элинор достала с полки бутыль домашней смородинной наливки, которую так мастерски готовила старая Хильда, налила себе и дочке по капельке в серебряные стопки.

– Ну а теперь, Гийом, пока не рассвело, слушай. Чего я не успею рассказать сейчас, тебе понемногу расскажет Элис.

И Элинор начала свой рассказ:

– Есть вещи, которые трудно объяснить. Даже взрослому человеку. И времени у меня почти не осталось… Наверняка, хоть что-то ты уже и сам знаешь, о чём-то догадываешься по обрывкам наших разговоров…

Знаешь ли ты, что за несколько месяцев до твоего появления на свет, на южные земли нежданно и неумолимо обрушилась война? Кровавая. Грязная. Страшная.

– Ну уж о войне-то я знаю.

– Знаешь? Так кто же с кем воевал?

– Какие-то дикие кочевники вторглись в Месху с востока… Плосколицие и косоглазые. На мохнатых лошадях. Жестокие как звери. С визгом налетали они на деревни, грабили, убивали, жгли…

– Что ж, были и кочевники. Случаются такие времена, когда люди, до сей поры мирно выращивавшие хлеб или разводившие скот, внезапно сбиваются в толпы и превращаются в стихию, равнозначную безумному смерчу или всё пожирающему огню. И никогда такие времена не случаются сами по себе. Они означают, что в наш мир вторгся Нихель.

Так было и в тот раз. Странные вещи стали происходить в нашей Месхе, и в соседнем Махте, и в Иллироде, и в Ист-Говарде, и много где ещё^ – вдруг, словно их здесь и не было никогда, стали пропадать заброшенные пустыри, глухие овраги, старые городские свалки, лягушачьи болота. Потом люди с удивлением обнаружили, что расстояния между городами и деревушками почему-то стали короче – если раньше путь занимал два дня, и то, если кони быстрые и свежие, то теперь пешком не спеша добирались за день.

Дальше началось такое, от чего в сердцах человеческих поселился страх – вот, например, два дома до того спокойно стоявшие по разные стороны улицы, словно кидались через дорогу и срастались стенами в один несуразный и кривой. Крыши вздыбившейся черепицей наползали друг на друга. Потом стали исчезать люди. В никуда. И никто не мог сказать – живы они, или нет.

Кого-то потом встречали в совершенно чужих незнакомых землях, причём никто из них не мог объяснить, какой силой туда перенёсся.

Погода стала портиться – вроде ерунда, но ливни шли неделями, превращая поля в непролазные топи. Затем дожди как обрезАло, и по земле жаркой волной прокатывались засухи и суховеи, да такие, что по всей округе пересыхали колодцы. Или внезапный снегопад среди лета покрывал землю сугробами. Это в южных-то краях, где зимой снег бывает только высоко в горах.

И на людей словно порча нашла – какая-то яростная обозлённость вспыхнула в сердцах, вытеснив оттуда жалость и милосердие.

Вспомнились старые, быльём поросшие распри. Ежедневные пограничные стычки грозили перерасти в кровопролитную войну. Откуда-то появились сухопарые люди с холодными глазами. Они называли себя эмиссарами. Проводниками воли Нихеля.

Нищие духом сбивались в стаи, заводились злобой и вымещали её на невинных. И, словно вторя этому, разыгрались более грозные стихии – извержения, наводнения, пожары, смерчи. Чёрные поветрия, перед которыми врачи были бессильны, выкашивали целые города и сёла. Тёмные кочевники двинулись из диких своих степей, и остановить их было невозможно, как невозможно остановить красную саранчу. И теперь уже не замусоренные пустыри, а огромные куски пространства проваливались в чью-то ненасытную, прожорливую пасть.

Рвались нити и рассыпался привычный мир. А надо всем этим развевалось чёрное знамя Нихеля.

– Так кто же он, этот Нихель? Может он и есть тот гигантский змей, про которого

рассказывала Хильда. Тот самый, что живёт в тёмных морских глубинах, в горных пещерах и заброшенных колодцах? И там грызёт землю изнутри, словно червяк яблоко?

– Нихель – это Ничто. И Никто. Это Пустота, обладающая разрушительной волей. Инфернальная сила, в которой живёт жажда уничтожения. Если люди не сумеют ему противостоять, если поддадутся ему и превратятся в тёмные озлобленные стада, наш мир исчезнет, рассыплется чёрной пылью по вселенной.

– Но ведь пустота – это то, чего нет?

– Не так всё просто. Навряд ли я смогу тебе хоть что-то объяснить. Да и нужно ли? Ты лучше слушай дальше:

Тогда, двенадцать лет назад, мы стояли на самой грани. И мы вступили в борьбу, хотя исход её казался предрешённым, а надежда призрачной. Действительно, с одной стороны – сила космическая, беспощадная, а с другой – обыкновенные люди из плоти и крови. И как бороться, если и ружья, и пушки, и сабли в этой борьбе бесполезны? Никакой меч-кладенец не поможет – этому змею три головы не отрубишь. Бессильны и безоружны.

Но оказалось, что оружие есть, и есть силы, позволяющие противостоять Нихелю: – Испокон веку, из поколения в поколение Хранители передавали друг другу тайные знания – заговоры, заклятия, обереги, умение защищать мир от натиска пустоты. Знающие объединились в Круг. К ним присоединялись те, кто знал ничтожно мало и лишь повиновался внутреннему зову, кто не хотел смириться и стать тенью. Воины ставили щиты и заслоны, Пряхи спрядали порванные нити пространств и времён, и все вместе пытались вытяннуть из провалов, восстановить отторгнутые Нихелем куски этого мира.

То, чем мы пользовались, тёмные называли колдовством, а прослыть колдуном или ведьмой во все времена было опасно. Таких людей боялись и ненавидели, на них взваливали вину за любые напасти и невзгоды. И эмиссары умело разжигали эту ненависть.

К тому же, не забывай – Нихель вошёл в сердца многих, очень многих, взбаламутил души, перепутал смыслы и ценности, сбил людей в толпы, готовые убивать, грабить и жечь.

О, это была страшная, жестокая война. Тайная война. Мы не махали мечами и не стреляли из пушек, но мы теряли друзей, мы хоронили и оплакивали близких. Твой дед, в чью память ты назван, был одним из первых воинов Круга и погиб одним из первых. Мало кто тогда остался в живых…