Аполлон Кучкин. Погоня за вурдалаком, или Синяя крыса счастья

– Рыцарь-джедай в поиске врагов. – подумалось Кучкину. – Обидно – могла бы и помочь.

Закусив губу, Кучкин мужественно поднялся с асфальта, отряхиваясь после падения и невольно копируя характерные манеры Тяпы.

Пес, в обалдении, наблюдал за тем, как бесшерстный и бесхвостый двуногий стряхивает с себя пыль и мусор виляющими движениями тела, а, затем, как ни в чем ни бывало, продолжает идти по дорожке, не обращая никакого внимания ни на девицу с глазами и фонариком, ни на самого Тяпу.

– Телефон! – рыжеволосая и кудрявая напомнила Аполлону Михайловичу про звонящий гаджет и специалист, лапая себя по карманам, извлек аппарат.

– У аппарата. – откашлявшись для солидности, выдохнул Кучкин, делая страшные знаки псу – молчи несчастный, не пали контору.

– Вы нашли мою жену, молодой человек? – громкий голос выдернул Аполлона из мирного, тихого вечера и вернул в суетную жизнь, осложненную падениями и прочими неприятностями. – Я надеюсь, в деле появились подвижки, и моя ненаглядная Аделаидочка вскорости вернется к своему птенчику?

– Я, как бы это, выразиться точнее.. – прочистил горло Аполлон Михайлович, приготовившись к долгим и подробным объяснениям, но голос в телефоне не желал ничему внимать и продолжал оглашать окрестности ревом крепких голосовых связок абонента, пугая поздних прохожих и бродячих котов.

– Ищите! Ищите мою жену! Я надеюсь, вы не жулик? Не шарлатан? Имейте в виду, у меня, Пипко – отличные адвокаты. Если вы не вернете мне мою жену, я затаскаю вас по судам. Не рассчитывайте, что вам удастся уйти от ответственности.

– Я отлично вас понял Викентий Георгиевич. – сильная головная боль посетила Кучкина внезапно, застав врасплох. – Я вам обязательно позвоню, как только в деле появятся подвижки! Очень плохо слышно.. – и сунул, вопящего на всю улицу, лаково-красочного фабриканта в карман.

Аполлон бессовестно врал – слышимость была превосходная. Вон, даже та самая рыжая и в кудряшках развернулась и взглянула на Кучкина с ярко выраженным неодобрением на лице.

– Еще и обманщик. – возмущение легко читалось на лице сотрудницы салона «Лампапудель». – Как не стыдно врать?

– Не стыдно, – поморщился Кучкин, отворачиваясь от странной девицы, заглядывавшей в широко распахнутую пасть мусорного бака, изготовленного в форме пингвина и прикрученного к дверям какого-то офиса, крепкой цепью. – ни капельки.

– Интересно, – входя в, гостеприимно распахнутые, двери торгового центра, подумалось Кучкину. – что потеряла сия бесцеремонная особа? – специалист презрительно фыркнул, строя догадки, одну нелепее другой. – Скорей всего, какую-нибудь откровенно бесполезную вещицу – веер там, или сломанные наушники. Дамочки – они все такие жуткие собственницы. Никак не в силах расстаться с ненужным и бесполезным хламом. А, эта, куда хуже всех прочих – обозвать меня бомжом. Меня, Аполлона Михайловича Кучкина!

– Мы не приветствуем в нашем магазине маргинальные элементы. – ошарашенного подобным приёмом специалиста, прямо в дверях остановил дюжий охранник. – Тем более – с блохастыми и хвостатыми в компании.

Терпение Тяпивара истончилось – его целый день таскали на поводке, в ошейнике и голодного! Он падал с лестницы и ловил неуклюжего двуногого, падающего рядом и, к тому же – ему, добропорядочному и законопослушному псу, давали нюхать всякую гадость. Вонючую! Противную! Голодному! А, еще, – Тяпа рыкнул глубоким, густым басом, взъерошив шерсть и раздувшись от негодования – дома ждет та самая, мерзкая, горластая кошка. С крохотными ушами и приплюснутой мордой. Ужасно уродливая. И все это счастье идет в комплекте со скверным характером кошачьей!

– Ты.. Это.. Того-самого.. – впечатленный могучим рыком пса, оскорбленного тем, что его, Тяпивара, обозвали «блохастым», охранник попятился. – Уйми свою нервную псину!

– Я вам не бомж. – с достоинством заявил Кучкин, наматывая на шею свой пестрый шарф. – У меня имеется личная жилплощадь и паспорт с постоянной пропиской. Местной. Что касается внешнего вида, – шарф, наконец-то, занял свое место, обвив шею специалиста, словно яркая, тропическая змея. – то, у каждого может выдаться неудачный день. Мне – пельменей.

Охранник, смирившись с неизбежным, отступил, пропуская Кучкина к прилавку с вожделенными полуфабрикатами.

Пусть его – тем более, что рычащий пес оставался на месте, жевал намордник и больше не пытался издавать звуки устрашения, пугая припозднившихся посетителей торгового центра.

Пробившись к кормовой базе, специалист по решению вопросов, шустро ухватив четыре пакета с пельменями, рванул к кассе, намереваясь исчезнуть из торгового зала раньше, чем прибудут стражи порядка.

А, они прибудут – молодой, но ранний участковый Гоноренко не упустит своего шанса напакостить специалисту по решению конфиденциальных вопросов.

Но, Гоноренко, утомленный общением с обокраденной гражданкой Горемыкиной, ни о каких полуфабрикатных пельменях не помышлял. Тем более, не помышлял о Кучкине. Гоноренко, вернувшись домой, за обе щеки уплетал наваристый борщ со сметаной и, если бы ведал о тревогах Кучкина, то с удовольствием показал бы тому язык.

Мама Гоноренко умела готовить удивительно вкусный борщ! Разве можно сравнить это эксклюзивное произведение кулинарного искусства с каким-то ширпотребом, в виде казенных пельменей?

Возвратившись в родные пенаты и каждому воздав по заслугам – то есть, покормив Тяпу дважды, а, Басю – покормив один раз и один раз выговорив за отвратительное и позорящее высокое звание кота специалиста, поведение, поужинав и рухнув на диван, Кучкин, блаженно прикрыв глаза, принялся размышлять.

О вампирах.

Об их странной природе.

И о связях этих потусторонних сущностей с пенсионерами вообще и, с пенсионером Дохликом, в частности.

Картинка никак не желала вырисовываться – ни маслом, ни акварелью.

Кучкин отчаянно зевнул, выставил будильник на «утро» и прикрыл глаза.

*

Итак – его звали Дубровский.

Вернее, Дубровский – это было не имя, данное гражданину родителями при рождении, а прозвище, но, не приобретенное, а выбранное сознательно.

Петриков Василий Иванович – темная, мутная личность тысяча девятьсот девяностого года рождения, чрезвычайно гордился своим необычным псевдонимом.

Надо сказать, что трудился Петриков отнюдь не в госучреждении и потому, псевдоним был ему крайне, можно сказать, жизненно, необходим.

С детских лет Петриков испытывал тягу к экспроприации – чужого у чужих. Свое имущество Петриков холил и лелеял, и всячески пресекал любые попытки его у себя отнять.

Тырить мелочь по карманам Петриков начал еще с младых школьных лет, вступив на скользкую тропу порока, затем, продолжил, но уже в автобусах и трамваях, а, так же, домах, зданиях и любых иных строениях, содержащих внутри себя различные материальные ценности.

Лишая людей денег и имущества, Петриков, вопреки мнению окружающих, себя вором не считал. Ни в коем разе.

Вор! Это звучит не гордо, а грубо.

Фи! Приземленно и не эстетично.

Петриков считал себя вольным художником, этаким благородным разбойником, лишающим богатых неправедно нажитого.

Помните – Дубровский?

Во-во! А, еще лучше – Робин Гуд.

Парень по имени Робин Гуд был не промах – прославился в веках задолго до появления большевиков, тоже бывших большими любителями чего-нибудь экспроприировать у богатых.

Вот так и Петриков – дубровствовал и имечко-псевдоним себе взял соответствующее. С корнями, аристократическое и романтичное.

А, то, что он, в отличие от того самого, благородного Дубровского, беря у богатых, не думал делиться с бедными, так, то – мелочи. Мелочи, и все тут. Ему, Петрикову, тоже кушать хочется каждый день, да и жить на что-то надо.

В общем, получив в очередной раз заказ на изъятие очередных материальных ценностей в пункте «а» и доставке их, без ведома хозяина ценностей, в пункт «б», Василий Иванович Петриков, не испытывал ни колебаний, ни сомнений.

Дело-то пустяковое – проникнуть, взять и удалиться.

Заказ, по правде сказать, образовался какой-то смутный – что, скажите на милость, можно изъять в доме самого обычного, штатного, среднестатистического пенсионера – пожеванную молью меховую шапку, или раритетный гаечный ключ, утащенный с завода в далекие, молодые годы?

Правда, посетить предлагалось какого-то заурядного профессора, до сих пор, не смотря на преклонный возраст, что-то там читавшего студентам местного вуза.

Звание профессора, по мнению опытного Петрикова, не значило ничего – бюджетник! Это звучит гораздо хуже, чем даже самозанятый. Что такого ценного можно обнаружить в бюджетных закромах? Уж точно, что не золото и бриллианты.