Солнце Эльгомайзы

– А у тебя и биоцар с собой? – вопросом на вопрос ответил Берни. – Они же Инструкцией запрещены, биологическое оружие!

– Запрещены, запрещены, не боись. Если бы мы с Бэргеном соблюдали Инструкцию, вас бы не было уже. А так – все живы-здоровы, и на Землю вернётесь все, с руками, с ногами и с глазами. Это на Земле они запрещены, а на Аква Марине законов нет. – улыбнулся Риото. И вмиг посерьёзнел. – Смотри, капитану не проболтайся.

– Ну, ты что! Я могила. Кэп будет спать спокойно до самой Земли, – заверил Барнс боевого оператора, не думая, что его слова сбудутся очень скоро.

Серая вязкая субстанция внутренней обшивки чужого звездолёта, остывая, превратилась в подобие мягкого льда, и неожиданно затвердела. На Земле расколоть «лёд» не получилось. Он не плавился в Солнечной короне, при температуре в миллион Кельвинов, не растворялся в царской водке (смесь азотной и соляной концентрированных кислот, растворяющая золото) и не изменял кристаллической структуры под сверхвысоким давлением в восемь миллионов атмосфер. У него не было кристаллической структуры, то есть вообще ничего похожего. Мёртвая материя не раскрыла свою тайну, словно мстила за что-то.

На вопрос, чем они её резали, звездолётчики пожимали плечами: «Чем,_чем, резаком лазерным, чем же ещё?» Но лазерный луч отскакивал ото «льда» как солнечный зайчик, и рикошетом «лабораторию разнёс к чертям, как лягушка прыгал, порезал нахрен всё что там было», по словам чудом уцелевших экспериментаторов.

***

Когда металлопластовые ящики с мэзами стали грузить в земной звездолёт, Сущность предположила, что ксеноморфы собираются их оживить. Если это случится, она исчезнет, вернув энергетическое поле его носителям. Они будут жить ещё долго, очень долго. Гуманоиды помогут мэзам починить звездолёт, улететь домой… Домой! А когда придёт их срок, это случится на Кэймэзе, и звёздное пламя будет сиять в родной галактике, наблюдая за живущими и вместе с ними провожая столетие за столетием…

Вся живая материя во Вселенной имеет начало и конец, даже звёздная. Спутник Эльгомайзы, белый карлик Процион Бэта с его низкой светимостью – не что иное, как обнажившееся ядро звезды, которая потеряла верхний слой звёздной материи. Кусок металла с чудовищным гравитационным сжатием и температурой всего пятьдесят тысяч градусов Кельвина. Холодный. Когда-то он был горячим, таким же, как солнце Кэймэза в галактике Большое Магелланово Облако.

В приятные рассуждения отчаянным воплем врезались биотоки Юозаса. Земляне вовсе не собирались оживлять мэзов. Тела они увезут с собой, все сто сорок. А через два местных года (шесть земных лет) сюда прилетят беспилотные грузотранспортники и заберут звездолёт.

Сущность останется одна. Ей больше не к кому будет приходить, не о ком вспоминать, не с кем разговаривать в мёртвой тишине корабля – мёртвой, но для Неё живой, потому что здесь были те, кем когда-то была Она.

Через тысячи лет одиночества она рассеется во Вселенной. Но сначала она расправится с пришельцами. С ксеноморфами, которых она приняла за гуманоидов, но которые не были таковыми. А значит, не имели права на жизнь, решила Сущность.

Ярость Её была безгранична, и безграничным было Её милосердие.

Голубое пламя окружало людей широким полукольцом, медленно приближаясь. Оно вообще всё делало медленно: зачем торопиться, когда у тебя впереди вечность? Экипаж «Сайпана» не замечал голубых далёких всполохов, занятый погрузкой и сладко мечтая о волокушинских миллионах. Осталось четыре-пять месяцев полёта и полгода карантина в клинике. И жизнь превратится в праздник.

Окрылённые невиданной удачей, запыхавшиеся, уставшие, они не обратили внимание на пляшущие над головой искорки… И теперь с ужасом смотрели, как неистовствовало голубое пламя, выжигая голубую траву, настигая юрких ящерок, которые не могли убежать и, сгорая заживо, пронзительно верещали. Люди впервые слышали, как они кричат. Никто не пытался спастись, не пытался применить оружие, хотя парализаторы были у всех. Да какие, нахрен, парализаторы, когда перед тобой живой костёр…

Бэрген знал эту человеческую реакцию на близкую смерть. Ему хватило двух минут, чтобы добежать до оружейного отсека и раскопать надёжно спрятанные под грудой парализаторов и морозок ката-ускорители… Тяжёлый, собака. Два ему не дотащить, второй возьмёт Риото. Только где же он?

***

– Подождите! Дайте мне время! Я объясню, я уговорю его…

– Биолога в медблок, с ним что-то не так.

Мягкие сильные руки обняли за плечи, куда-то повлекли, повели… в медблок? Он объяснял этим рукам, что сейчас не может, он придёт позже, а сейчас ему надо поговорить с Гинтари… В руку вонзилась игла. Последнее, что он слышал, – Надин голос, встревоженный, вибрирующий на низких нотах, очень красивый… Разобрать слов биолог уже не мог.

***

Ката-ускоритель расшифровывался как катализатор процессов, ускоряя с чудовищной силой природные явления. Лёгкий ветерок он превращал в торнадо, комфортное тепло – в удушающую жару, а содержащиеся в воздухе малочисленные молекулы воды после продолжительной обработки ката-ускорителем напоминали влажноэкваториальные леса полуострова Малакка. Ката-ускорители, если их установить достаточно много, изменяли климат, осушали реки и болота, то есть действовали с противоположным эффектом. Но и среди изобретателей бывают шутники. Кто-то додумался их назвать катализаторами, в просторечии катами.

С болотами земляне перестарались. По просьбе Бразильского правительства было осушено болото Пантанал в бассейне реки Парагвай. Самое крупное болото мира, площадью двести тысяч квадратных километров, исчезло с лица земли. Вместе с ним исчезли три тысячи видов растений, тысяча видов животных, шестьсот пятьдесят видов птиц, двести тридцать видов рыб…

Пока бразильцы чесали в затылках и подсчитывали убытки, россияне с энтузиазмом метростроителей второго тысячелетия взялись за Васюганские болота. Пятьдесят три тысячи километров Западной Сибири – лакомый кусок, можно построить города, заложить природные парки, заповедники заселить зверьём… А болота – да кому они нужны? Какая от них польза? Одни комары да лягушки. Напрягал и тот факт, что болото год от года увеличивалось в размерах: пятьсот лет назад оно имело в четыре раза меньшую площадь.

За болото взялись всерьёз, сотни ката-ускорителей функционировали уже три года, когда сибиряки спохватились, как когда-то бразильцы, но было уже поздно что-то предпринимать: каты поработали на совесть. Васюганские болота – это заболоченная низменность с огромным количеством небольших озёр (около восьмисот тысяч). Отсюда берут своё начало десятки крупных рек и огромное количество мелких. На месте болот посадили леса, они быстро росли, но ещё быстрей сгорали от лесных пожаров вместе со всеми обитателями: на тысячи километров вокруг не осталось ни одного озера, ни одной речушки! Васюганские болота, являющиеся ценным источником пресной воды, прекратили своё существование.

Местные жители собирали на болотах голубику, морошку и клюкву, ловили в озёрах жирных карасей, в реках промышляли ценную рыбу, поставляя её элитным ресторанам. И жили припеваючи. Через три года они с удивлением поняли, что остались не у дел. Исчезла не только клюква и не только рыба, исчезли лоси, соболя, белки, рябчики, куропатки…

Большие запасы торфа, разлагаясь, связывали огромное количество углекислого газа, уменьшая парниковый эффект. С уничтожением крупнейших болот на планете нарушился экологический баланс. Наступило глобальное потепление. Восстановить болота не представлялось возможным. Ката-ускорители были запрещены к применению Общеземной Федерацией Природозащиты.

Всё это Бэрген знал, но что значила природозащита Земли в сравнении с защитой человеческих жизней? Ката-ускоритель, запущенный на полную мощность, втягивал всё, что в него попадало, а тянул он здорово. Как пылесос, ухмыльнулся Бэрген. Направил раструб на синий огонь.

– Иди ко мне, милашка, пообщаемся.

Синее пламя аккуратно обогнуло людей и рванулось к «пылесосу», пожалуй, слишком быстро. Гуманоиды (полугуманоиды, низкая ступень развития, недочеловеки, полуживотные) решили поделиться энергией. Неоценимый подарок, если учесть опустошённые землянами баки со скудными остатками энергии Кэймэзийского корабля.

Ката вобрала в себя Сущность и умножила её на самоё себя в десятки тысяч раз. Сущность не протестовала, радостно ввинтилась в жерло, ката загудела, «переваривая» добычу. Бэрген не успел сообразить, что произошло, когда ката взорвалась.

В мозгу билась чужая радость, чужое злое торжество, чужое сожаление и непреклонность – всё разом, сливаясь в горячую лаву эмоций.

***

Как же долго она жила полуголодной жизнью! Солнце Эльгомайзы слишком тусклое, не могло напитать энергией досыта, голод ослаблял мыслительный процесс, и заставлял думать о еде… о белом солнце Кэймэза… Поглощённая Сущностью энергия ката-ускорителя разбудила мозг, если можно назвать мозгом живую плазму.

Она безошибочно вычислила лидера. Того, кто отдавал приказы. Он когда-то предал четыреста шестьдесят колонистов, и других, не имеющих разума, но любящих жизнь и вскармливающих потомство молоком. Они погибли по его вине. Это сидело в его L-составляющей, но Сущность, ослабевшая от тысячелетнего голода, не могла разобраться в сумбурных чужих биотоках.

После ката-ускорителя она «читала» ксеноморфа-лидера как книгу. Волокушин ошибся, назначив Балабанова капитаном. Предавший однажды предаст второй раз. Обрёкший на смерть своих соплеменников и бросив их умирать под чужим далёким солнцем, теперь он собирался препарировать тела погибших мэзов, не имея на то права. Но лидер считал, что – имеет.

Она, Сущность, тоже имеет право. Белый шар целился в голову: там клубилась чужая подлость, подсчитывалась сумма вознаграждения за останки мэзов, которых экипаж продаст компании «Flying Star»… Да как он смеет?! Кто они, эти пришельцы, которые вместо помощи занялись мародёрством? С одним оказался возможным Контакт, но другие изолировали контактёра и выключили его поле: Сущность больше не чувствовала Юозаса, связь прервалась. Устранили? Она тоже умеет – устранять.

– Кэп, смотри! Шаровая! У них тут бывают грозы.

– Да нет, шаровая быстро летит, а эта еле тащится.

– Говорят же тебе, шаровая молния! А что тащится, это так кажется, из-за атмосферы. Беги кэп, она… сейчас шарахнет! Беги!

Белый шар стал розовым. Свет клубился, переливался, гипнотизировал…

«Бросил шар свой пурпуровый

Златовласый Эрот в меня,

И зовёт позабавиться

С девой пёстрообутой».

Анакреонт, перевод Вересаева, откуда Анакреонт знал об Эльгомайзе, ведь в его времена люди не летали к звёздам, не умирали в чужих Вселенных…

– Андрей, беги!

Смерть была светом – шипящим, раскалённым, невыносимым. Глаза пекло от близкого жара. Андрей машинально закрыл лицо руками и услышал вскрик Леоны – последний, по-детски жалобный.

Леона не колеблясь встала между ним и смертью.

Андрей никогда не назовёт её любимой, хоть и смотрит так странно… У неё нет ни единого шанса: Андрей знает, кто она. Биоформа. Не человек. Если так, зачем вообще жить? Он будет меня помнить. Он будет жить. Это всё, что я могу для него сделать.

Боли она почти не чувствовала. Вскрикнуть заставило сожаление – об Андрее, которого она больше не увидит. О мире, в котором её больше не будет. О Кэли, которая останется одна, совсем одна! Почему так? Почему те, кто растил их в ласковой заботе и тепле (Леона готова была поклясться, что их с Кэли любили) – почему они их отвергли, не приняли в свой мир? Кэли! У неё не будет ни семьи, ни детей, ни друзей. Люди не знают, как страшно – когда некому рассказать, не с кем поделиться. Кто же поверит андроморфу? Андрей! Он мог бы поверить, почти поверил, он так на меня смотрел… А я не успела сказать ему, что умею любить, и теперь не скажу, уже не скажу…