– А потому что половина в общежитии не прописаны, а другая половина иностранцы, им вообще здесь… нельзя.
– Ка… какие иностранцы? Кто?
– Турки, кто же ещё? Турки, курды, румыны. А ты не знала? Ну, ты даёшь, он же турок, Толик твой, а на четверть румын, у него в Дагестане дом, в Румынии тётка, в Истамбуле двоюродный дядька, и здесь пол-Москвы приятелей, вот и пригласил…
Истамбул – это Стамбул, вот как. Они даже названия городов произносят по-своему. Толик никогда не рассказывал ей о своей родне, обмолвился только о родителях.
– А вы кто?
– Мы люди. Такие же, как все. Только милиция так не считает. Вас-то отпустят, а нам неприятности обеспечены. И Анвару.
Тасе стало жалко этих ребят, с которыми ей было хорошо и которых Толик, не подумав, запер в квартире. Они-то в чём виноваты? Тася представила, как с ними будет «разбираться» милиция и, вздохнув, отодвинула от себя телефон. По комнате пронёсся вздох облегчения.
Снимать пальто они не стали, так и остались сидеть на табуретках в прихожей. Телефон ребята тактично им оставили, не попросили обратно. Ребята убирали со стола и носили в кухню посуду, неслышными тенями проскальзывая мимо них и не задавая вопросов. У Старого гремела музыка… Наконец, в замке щёлкнул ключ, дверь широко распахнулась и на пороге появился улыбающийсяТолик.
– Я поеду. Поздно уже, мне домой пора, – только и сказала ему Тася. Толик кивнул и молча вышел вслед за ней. В молчании они втроём дошли до остановки, молча дождались автобуса. Когда он наконец приехал, Тася уже не чувствовала ног – мороз был вполне зимний, а сапоги демисезонными. На прощанье Толик обнял Тасю, но почувствовав, как напряглись её плечи, разжал руки.
– Ты чего?
– Я? Я ничего. А ты? Танечку ты тоже обнимал на этой остановке? Наверное, до самого дома проводил? – не выдержала Тася. Она ждала, что Толик будет оправдываться, или наоборот, разозлится и скажет ей: «Что ты несёшь? Ты с ума сошла! Зачем мне твоя Таня? Просто автобуса долго не было, и она замёрзла, и мы шли до метро пешком, шесть остановок… А ты что подумала?»
На негнущихся от холода ногах подняться в автобус у неё не получилось, и Тася беспомощно оглянулась. Толик молча сомкнул руки на её талии и, легко подняв, поставил её на верхнюю ступеньку. Махнул рукой вслед уходящему автобусу и пошел к дому. Как же так? Проводил до автобусной остановки, а всегда – до самого дома провожал, до подъезда, –тоскливо думала Тася.
Двери автобуса закрылись, и Толик растворился в черноте наступающей ночи.
– А хорошо мы с тобой посидели, битых два часа в пальто, на табуретках, – попыталась разрядить атмосферу Вика. Но Тася не могла воспринимать шутки.
– Не два, а полтора. Его не было полтора часа, – монотонно, на одной ноте проговорила Тася. И тяжело вздохнув, закончила. – Танька на Профсоюзной живёт, ехать близко. Домой к ней ездил, наверное. Или к себе водил, в соседний подъезд.
– Да ты что говоришь-то! Остынь! – повысила голос всегда спокойная и рассудительная Вика. – Он же твой жених, ты говорила, свадьба скоро.
– Говорила. Ну и что с того? Не будет никакой свадьбы…
А ведь, пожалуй, и правда, не будет, – думала Тася. За весь вечер Толик ни разу не назвал её своей невестой, и о том, что собирается поехать с ней к его родителям, не обмолвился ни словом. Как же это? Почему? За что? – Мысли метались в голове, не находя выхода, и никто на свете не мог ей помочь. Кроме Толика.
Но Толик исчез, не звонил, не появлялся. Телефона у него не было, был только у Анвара, но звонить Анвару она не будет ни за что.
Она подождёт. Толик позвонит, никуда не денется. Ещё и прощения попросит за Таньку. За обман. А она, Тася? Простит ли? Ох, не хочется такого прощать… Она простит, куда же денется, она не может без него…
Тася задыхалась от охватившего её отчаяния, ревности и обиды, за которую Толик даже не извинился. Было невыносимо тяжело. Она и представить не могла, что будет так тяжело и так невыносимо. Промучившись две недели, Тася позвонила Танечке.
– Ну, как ты? Что новенького? Да, кстати, тебе Толик не звонил?
– Какой Толик? У которого мы на дне рождения были? – с едва уловимой запинкой переспросила Танечка. Или Тасе показалось? Нет, не показалось – запнулась, и дальше уже тарахтела, как по накатанной лыжне ехала. – Да я его и не видела с того дня. И телефон ему не давала, больно мне надо… А что?
– Да ничего, так просто. Он тебя до дома проводил? – бухнула Тася.
– Ну… почти. Автобуса очень долго не было, а на улице метель, даром что март… Толик машину поймал, частника, а я садиться боялась, ехать ночью неизвестно с кем! Вот он и поехал со мной. Он такой заботливый… Я вышла, а он обратно поехал, на той же машине, – тарахтела Танечка.
Тася поверила бы ей, если бы не последняя фраза… Хитренькая Танечка «зачищала концы». Теперь послушаем, что расскажет Толик.
Но Толик ей не звонил.
Позабыв о гордости, Тася решила позвонить Анвару, телефон которого дал ей Толик, когда объяснял, как ехать к нему в общежитие. Но сколько Тася ни искала, так и не смогла его найти – листок с номером телефона исчез без следа.
Телефон Анвара она нашла через полгода, когда понесла в химчистку демисезонное пальто.
– Из карманов всё вынули, ничего не осталось? – усталым голосом спросила Тасю приёмщица. – Проверяйте. У вас тут карманов миллион, я за вас смотреть не буду.
Содержимое карманов Тася проверила ещё дома – они были пусты. Чтобы не обижатьь усталую приёмщицу, Тася вывернула карманы и проверила ещё раз.
– У вас тут внутренний, на молнии. Молнию расстегните, – не унималась приёмщица. – А то скажете, что оставили, а я прикарманила.
О внутреннем карманчике с молнией Тася и в самом деле забыла. Его пришила Тасина мама: никто не влезет, и можно положить самое ценное – ключи от дома, паспорт, деньги. Тася раздёрнула молнию. В карманчике лежала карамелька «Барбарис» и сложенный вчетверо листочек. На листочке был написан адрес общежития, номер квартиры и телефон… Телефон Анвара! Мама права, это самое ценное, самое ценное…
– Вот видите! А говорили, ничего нет… Конфета растает, и вот вам пятно, будьте-нате! – сварливо выговаривала ей приёмщица, которую Тасе хотелось расцеловать в обе щеки.
– Спасибо вам!! Вы просто чудо! – сказала ей Тася на прощанье, и вышла, провожаемая удивлённым взглядом.
Телефон отозвался вечером следующего дня, и Тася с облегчением узнала голос Анвара (разговора со Старым, она не представляла. Что-нибудь вроде: «Извините, вы меня не знаете, но я вас знаю, вы мне дверь открыли. Не поможете найти друга вашего соседа Анвара? Который в вашу дверь лупил ногами, когда мы день рождения праздновали. И кричал: «Старый, открой! Открывай, придурок, ключ нужен! Не откроешь, я дверь высажу!», а вы притворялись, что не слышите». Душевный получится разговор…)
– Мерхаба (турецк.: здравствуйте), Анвар! – поздоровалась Тася, стараясь казаться беспечной. – Это Тася, знакомая Анатолия. Мы у тебя в марте день рождения отмечали. Он ещё запер всех, а сам с ключами уехал… Помнишь?
Анвар перешёл на турецкий. Тасе пришлось сознаться, что она ничего не понимает. В трубке раздался смешок.
– Помню, конечно – не очень убедительно сказал Анвар. – А Толик из общежития выехал, давно уже. Ему квартиру дали, он же «афганец», да с таким ранением…
– С каким… ранением?
– А ты что ж, не знала? А говоришь, знакомая…
– Он мне не рассказывал ничего. Сказал, поцарапало только…
– Ну… и поцарапало тоже. Ему квартиру дали, ремонт делают. Или сделали уже. А телефона у них нет, не поставили ещё.
– У кого – у них? – не поняла Тася.
– У Толика с женой. Он женился. А ты не знаешь? А говоришь, знакомая, – удивился Анвар, и Тася поняла, что он её не помнит.
– Прости, что время отняла. Прощай… – враз охрипшим голосом попрощалась Тася.
– Ну, прощай, знакомая. Эсэн калын (турецк.: будь здорова, до свидания), вежливо попрощался с ней Анвар. – Увидишь Толика, привет передай от меня. – И первым повесил трубку.
Тася долго слушала равнодушные короткие гудки, в которых ей слышалась безнадёжная, непроглядно-серая пустота, Если б она позвонила раньше! Если бы не потеряла телефон Анвара… Может быть, тогда…
–Ту-ту-ту-ту… Нет, нет, нет, нет… – отвечал телефон.
После истории с Толиком Тасе не хотелось ни на кого смотреть. Она и не смотрела. Пока не встретила Николая.