Другая реальность, или По ту сторону снов. Сборник рассказов

…Эта пугающая неподвижность, статичность позы, стремительное приближение. Ни один человек не согласился на такой «контакт»! А те, кто согласился – исчезли, стали туманом, и никому не расскажут страшную правду…

…А может, всё не так? И те, кому Снежная королева открыла свою тайну, показала дорогу в свой прекрасный мир, ушли вместе с ней, чтобы никогда не вернуться?

Так зачем она до сих пор бродит одна в тумане, чего ищет?..

Леший

Скажите честно, положа руку на сердце, вы верите в чертей? А в домовых? А что в лесной глуши живёт кикимора, а на болоте леший? Вам смешно? Вот и мне было смешно. До того самого дня, когда… Впрочем, расскажу всё по порядку. С самого начала.

Тот поход был «необъявленным» (здесь: неопубликованным в Плане походов выходного дня Московского городского клуба туристов): когда собирается человек восемь, от силы двенадцать, и все друг друга знают. Столько нас и было – восемь человек. На вокзале, в сутолоке и мельтешении множества людей – носильщиков, торговцев, дачников (с обязательными сумками-тележками и заботливо увязанными молодыми саженцами), отъезжающих и провожающих, встречающих и прибывших в столицу гостей – восемь человек с рюкзаками выглядят как полноценная группа. Или, если хотите, компания, но мы себя считали все-таки группой: у нас имелся чётко обозначенный маршрут, имелся и руководитель – Боря Ранцев. Словом, на привокзальной многолюдной площади мы смотрелись вполне презентабельно и самодостаточно. Одним словом, организованно.

Иное дело в лесу. Затерявшаяся в лесных дебрях, через которые пролегал наш тогдашний маршрут, группа их восьми человек стала маленькой и одинокой. Восемь человек – а вокруг, на много километров, – подмосковная «тайга», по которой можно идти целый день, не встретив ни живой души. Вот куда завёл нас Боря! Ко всему, мы уже порядком устали, пробираясь (точнее сказать, продираясь) сквозь заросший трещобником и заваленный буреломом лес.

На нашем пути встречались просеки, горячие от солнца и буйно заросшие высокой – по пояс – травой, в которой пряталась коварная обжигающая крапива (тоже, кстати, высоченная). Здесь стоял тяжелый, давящий аромат нагретого солнцем разнотравья, от которого голова немедленно начинала болеть, и такая наваливалась тяжелая духота, что и не сунешься на просеку! Ну их, эти просеки. Мы лучше лесом как-нибудь проберёмся. Там хоть не жарко.

Идти было тяжело, и мы здорово устали. А после привала нам неожиданно повезло: попалась на пути тропка, которая была хорошо утоптана, и что самое главное – вела в нужном нам направлении! После лесного труднопроходимого азимута идти по ней было – сплошное удовольствие.

Наш строгий руководитель перестал следить за дисциплиной и подгонять «нарушителей» (на тропе куда денутся?), и группа вольно растянулась на лесной извилистой дорожке. Как сказал бы Боря – рассредоточилась. Идти стало легко – трава не хватала за ноги, сучья не цеплялись за одежду, да и под ноги смотреть необязательно. Утихшие было разговоры возобновились, слышались шутки и смех. Мы воспрянули духом и прибавили скорость.

Тропинка оказалась длинной и вела нас через сказочно красивый лес. Над нашими головами качали верхушками гигантские ели (такие только в сказках бывают, а здесь – вот они, наяву!). В лицо дышало холодом из глубоких непросыхающих бочажин по обеим сторонам тропинки, сильно пахло болотными травами и мятой. Но нам болото нипочём, под ногами у нас крепко сбитая тропка, а у Бори в рюкзаке компас и карта-«двушка» (масштаб в одном сантиметре два километра), и он ориентируется по ней, как настоящий следопыт! С Ранцевым в лесу не заблудишься, а на станцию он умудряется приходить за пятнадцать минут до электрички!

Хороший сегодня маршрут, красивый. И безлюдный. Обычно на маршруте мы переходим бесчисленные дороги – шоссейные и грунтовые, иногда – рельсовые узкоколейки. Проходим мимо деревень, утопающих в пышных черемухах и сиреневых кустах, пересекаем дачные участки – с аккуратно подстриженными лужайками, полосатыми тентами и плетёными садовыми креслами, в которых отдыхают от трудов праведных дачники.

Туристы со времён «Рабыни Изауры» зовут дачников фазендёрами – через «е» и «ё» (русский вариант испанского гордого «фазэндэйро» звучал гораздо приземлённее, но тут уж ничего не поделаешь). Со своей стороны, дачники величают туристов бездельниками и никчемушниками: они целыми днями трудятся, работают, а туристы без толку по лесам мотаются, только ноги зря «ломают». Такой вот – «обмен любезностями».

Но сегодня всё иначе. День уже клонится к вечеру, а на нашем пути – ни дач, ни сёл, ни деревень. За весь день только одну дорогу перешли, да и та без машин, словно вымерла! Вот в какую глухомань завёл Боря группу… Собственно, группы уже нет – все идут кому как вздумается, по двое, по трое, по одному… Борю вообще не видать.

Мы с Серёгой безнадёжно отстали, идём последними и болтаем обо всём подряд, то и дело наклоняясь за земляникой, густо растущей вдоль тропинки. Некому здесь её собирать – и земляника вызрела до малиново-бордового цвета и срывалась со стебелька, стоило к ней прикоснуться! Ягоды были необыкновенно сладкими и ароматными. Поедая землянику, мы неспешно придвигались по тропинке, поминая группу добрым словом (вот дураки-то, все ягоды нам оставили, мимо пробежали!). Неожиданно лес расступился, и тропинка выбежала на широкую поляну.

На поляне, сняв рюкзаки, отдыхала наша труппа. Собственно, это была не поляна, скорее – пустошь. На ней ничего не росло – ни кустов, ни цветов. Одна болотная трава с острыми как лезвия стебельками. Посреди поляны стояло суковатое дерево – мёртвое, без единого листочка. Оно протягивало к небу чёрные укрючливые ветки – словно искорёженные артритом пальцы.

Да это же болото! Высохшее болото, – догадалась я, – потому и не растёт ничего, одна осока. Вот и дерево не выдержало, умерло. Мы стояли, не в силах отвести глаз от мёртвого дерева, словно сошедшего со страниц русских народных сказок – таким оно казалось страшным, с раздвоенным узловатым стволом и причудливо торчащими чёрными ветками – того гляди схватит!

Даже лес держался от него подальше, словно чего-то боялся: раздался вширь, расступился метров на тридцать-сорок и опасливо обойдя заколдованное дерево, вновь сомкнулся стеной, и там, впереди, исчезала в зелёном коридоре наша тропинка.

– Сейчас Яга прилетит. В ступе! – озвучил мои мысли Серёга. Все засмеялись. Смех звучал как-то странно, словно кому-то не по душе пришлось наше здесь появление и наше веселье. Нам словно давали понять, что смех здесь – неуместен, и мы это почувствовали. И стояли не шелохнувшись, словно чего-то ждали.

– Чего стоим? – не выдержал кто-то из нас.

– Молчи, слушай…

Группа стояла, словно и впрямь – ждала чего-то. Мне стало не по себе. Да что там не по себе, страшно стало! Тишина казалась какой-то нехорошей: ни шороха щагов, ни шелеста травы – ни звука! Эта мёртвая тишина пугала и одновременно завораживала Словно кто-то незримый коснулся моего сердца ледяной рукой и не отпускал, держа осторожно, но цепко – не вырвешься!

Внезапно тишину разорвал издевательский смех: «Хи-хи-хи! Хи-хи-и-и-и! И-их –хи-хи-хи-хи-хи-хи… хи-хи-хи…»

– Что это? Дерево так скрипит? – спросил кто-то из нас. Но никто ему не ответил.

Мы молча уставились на дерево. Никто из нас никогда не слышал, чтобы деревья так скрипели. Да и с чего ему скрипеть? Мы здесь минут десять уже стоим, что же оно раньше молчало, думала я. – Нет, здесь что-то другое…

– Никогда не слышал, чтобы дерево так скрипело, – сказал вдруг Серёга. – Словно смеётся кто-то.

Пока он говорил, дерево молчало. Но как только Серёга замолчал, раздалось короткое «хи-хи». И через паузу: «Хе-хе-хе-э-э!»

–Ой! – вскрикнула Леночка. – В ответ смех раскатился трелью: «Иии-хи-хи! Хи-хи-хи-иии!»

Скрипучий пронзительный голос раздавался, казалось, прямо из чёрного мёртвого ствола. Но дерево – не шевелилось. Не дрогнула ни одна ветка. И ветра – не было! А голос всё смеялся – сначала осторожно, потом смелее, и скоро кто-то невидимый вовсю заходился смехом, то надсаживаясь старчески скрипучим горлом, то рассыпаясь трескучими горошинами: «Хе-хе-хе! Хи-хи-хи! Эээ-хе-хе! Эх-хи-хи! Их-ххх!»

Мы потрясённо молчали. Я вдруг почувствовала, как ноги понемногу сковывает сырой неприятный холодок.

– Гиблое место, – озвучил общие предположения Ранцев. – Сухое болото. Говорят, в таких местах, вдали от людского жилья, лешак живёт. В таких вот деревьях. И если набредёт на такое дерево одинокий путник – охотник ли мимо пройдет, грибник ли заблудится, – лешак хохотать примется. Человек удивится, остановиться послушать. А Лешему только того и надо! Никуда теперь от него не деться, не уйти – закрутит его Леший, заведёт в дебри лесные, в топь болотную. И сгинет человек, как не был… Скучно ему на болоте одному, вот он и развлекается, – пожалел Лешего Боря.

– Пожалел волк кобылу: ставил хвост да гриву, – подытожил Серёга. И дерево откликнулось: «Хе-хе. Хе-хе-хе»

– Но нас-то много! Нас не закружишь, у нас карта есть. И компас! – сказал Боря дереву. Скрипучий смех неожиданно смолк – Леший надолго задумался. Мы ждали. Но дерево молчало.

– Да ерунда это! Ствол рассохся, деревяшки друг о дружку трутся и скрипят, – убедительно втолковывал нам Женька Маврин (пожалуй, слишком уж – убедительно).

– Да ветра-то никакого нет. И не было! – возразили Женьке. – И не скрипело оно вовсе! Только когда мы близко к нему подошли, тогда и началось… это.

– А когда заговорили, оно и заткнулось! Ребята!! Оно смеётся только когда все молчат! – потрясённо выдала Леночка Брянцева, первая в группе насмешница и болтушка. На сей раз она говорила серьёзно, без улыбки.

А чего ж оно замолчало?

– Это Борька его напугал, – прыснула Леночка. – Такую речугу толканул, чертям тошно стало… У нас, говорит, компас есть! – давясь от смеха, с трудом выговорила Леночка. – Ещё карту достал, Лешему показывал…

– Ага, ага! Нас, говорит, не догонишь, – припомнили Боре «благодарные» туристы. – Запугал беднягу Лешего, навтыкал ему, мало не покажется… Вот он и молчит, переваривает.

–Хи-хи, – согласился Леший и надолго замолчал. А мы всё стояли, не в силах уйти, словно зачарованные неведомой магией этого места.

– Не нравится мне здесь. Жуть берёт. И темнеть уже начинает… Пошли, ребята, нам ещё километров пять топать, до шоссейки, – предложил Боря.

– А от шоссе сколько километров? – спросила его Леночка.

Ранцев достал из рюкзака карту и долго вертел её в руках, сосредоточенно разглядывая. Леночка терпеливо ждала. Борис удовлетворённо хмыкнул, аккуратно сложил карту по сгибам, убрал в планшет, застегнул рюкзак, затянул ремни. Завершив манипуляции с рюкзаком, повернулся к Леночке и ответил с издевательской улыбкой: «Несколько». Все, кроме Леночки, рассмеялись. И пошли гуськом по тропинке за Ранцевым.

Мы с Серёгой переглянулись. Я притворилась, будто ищу что-то в рюкзаке. А Серёга сделал вид, что меня ждёт. Мы стояли и смотрели вслед удаляющейся группе. Вот последний турист скрылся из виду – и мы остались на поляне вдвоём. Дерево молчало. Но когда затихли вдали голоса наших товарищей, снова раздался нечеловеческий смех. В нём явственно слышались торжествующие нотки: Лешему нравилось, что мы с Серёгой остались вдвоём. Двое – это не восемь, с двумя он справится. «И чего стоят, дурачьё? Не торопятся, сами в лапы просятся! Ох-хи-хи! И-хи-хи! Хах-ха-ха!» – радовался Леший.

Ветра по-прежнему не было, но трава на поляне вдруг зашелестела – громким сухим шелестом, словно шептала о чём-то, предупреждала – о чём-то. Так не может шелестеть… трава! – подумала я. И вдруг дико заорала: «Подождите! Не уходите!» – и со всех ног рванула по тропинке к лесу. Серёга бежал за мной, громко бухая сапогами…

Группу мы догнали через пять минут и молча пристроились позади, загнанно дыша и поминутно оглядываясь. Пропустив группу вперед, Ранцев задержался, и когда мы поравнялись с ним, спросил: «Вы чего?»

– Ничего! – дружно ответили мы с Серёгой.

Борис с сомнением покачал головой – «Ничего. А глаза-то какие у вас! А чего это вы оглядываетесь? Вы же последние, сзади нет никого».

Я хотела сказать Боре, чтобы он не выдумывал про глаза и всё остальное, но посмотрела на Серёгу… и промолчала. Борис, как всегда, прав: глаза у Серёги прямо-таки вылезали из орбит и взгляд был – диковатый. Наверное, я выглядела не лучше. Поэтому возражать Боре не стала и, отвернувшись, постаралась придать своему лицу осмысленное выражение.

За окнами электрички убегали назад поля, посёлки, полустанки. Стемнело, и сопровождая нас, над полями и перелесками катилась желтым мячиком луна. Электричка была дальняя, она со свистом приносилась мимо платформ, не останавливаясь почти нигде, и так же стремительно летела за окнами луна…