1996 год
После рабочей смены в порту Петр, которого в Стамбуле (это было еще до багдадской командировки) звали Марек Брожек, любил порыбачить на Галатском мосту до вечернего променада по наргиле-кафе…
Польский он выучил на спор за лето между первым и вторым курсом ВИИЯ, во всяком случае, сносно болтал, пока преподаватель арабского не услышал его экзерсисы на перемене. «То-то я слышу в вашем арабском странный акцент, – арабист выглядел как человек, которого давно мучила неразрешимая проблема, и он вдруг обнаружил решение, – этот ваш ужасный польский. Я вас сегодня по грамматике погоняю. Это отобьет охоту смешивать изучение арабского с польским…»
В Стамбуле Петр сделал все возможное, чтобы обратить на себя внимание в определенных кругах. Была опасность вызвать больший интерес у местных спецслужб, чем у курдов. Однако выбора особого Петр не имел. Александров поставил его перед необходимостью выполнять приказ – выйти на контакт с курдскими боевиками из НАОК [НАОК – народная армия освобождения Курдистана]. Еще не возникло проблем в Сирии, но руководство считало необходимым наладить связи с НАОК – опытной, неплохо вооруженной, сформированной давно, обкатавшей себя в боестолкновениях с армией и полицией Турции.
Попытки внедриться в одну из групп подполья, действующую в Стамбуле, уже предпринимались до него, но, если судить по донесениям тех разведчиков, не имели особого успеха. Структура довольно закрытая. Рядовым боевиком, наверное, можно наняться, однако курды не располагают достаточными средствами, чтобы содержать таких бойцов, пусть они даже семи пядей во лбу, а кроме того, предпочитают видеть в своих рядах курдов, проверенных, верящих свято в идею независимого Курдистана, а это возможно только при национальной заинтересованности.
Петр таскался по стамбульским наргиле-кафе, особенно тем, о которых ходила дурная слава, где собирались сомнительные личности и куда захаживали курды. Он заводил массу ни к чему не обязывающих знакомств и «пробалтывался» по мелочам. То, выпив лишнего, «сбивался» на арабский, обнаруживая, что он липовый поляк, то хвастался в умении хорошо стрелять. Ради туристов в местных кафе продавали алкоголь. Поляку выпить не препятствовали никакие морально-этические и религиозные ограничения. Банальные трюки обратить на себя внимание Горюнов использовал отчасти по тогдашней неопытности. Такое поведение могло вызвать лишь подозрение в том, что он работает на какую-либо спецслужбу. Однако, нарушая инструкции, он подспудно надеялся – непрофессионализм как раз и не вызовет подозрений.
По поводу курдского вопроса он никаких высказываний не допускал, но тем не менее старался выбирать курдов в качестве собеседников, обозначая, что готов бороться за любую идею, лишь бы платили и ради остроты ощущений.
Впервые на него вышли через месяц, на футбольном матче… Петр пошел на футбол с Савашем, хозяином квартиры, у которого снимал комнату. С ним он не просто соседствовал, но и приятельствовал.
На трибуне большого стадиона Инёню они сидели почти на самом верху. Прохладный вечер, подсвеченный мощными прожекторами по периметру овальной чаши, заставлял ежиться даже в шерстяном пиджаке. За высокими стенами, подпирающими террасы трибун, при ветреной погоде разметал довольно высокие волны Босфор.
Играл «Бешикташ» на своей домашней арене с «Фенербахче». Трибуны гудели, пели, били в барабаны. «Они болеют на футболе так же дружно, как молятся», – подумал Петр, глядя на безумствующую толпу фанатов. Он уже тогда думал, что дисциплинированность мусульман, приученность к послушанию, уважение к любому старшему, с одной стороны, создает из них отличных и даже великих воинов, о чем красноречиво говорят исторические факты, а, с другой стороны, эти же качества играют дурную шутку с молодежью, недостаточно грамотной, не слишком устойчивой психологически, но готовой к решительным действиям. Это используют уже многие годы вербовщики в различные террористические организации по всему миру. Почему-то именно мусульмане становятся шахидами, а если на это удается уговорить представителей других вероисповеданий, они все равно, прежде чем отправить на небеса сотню-другую человек, принимают ислам.
В любой религии хватает своих фанатиков и радикалов, однако ислам за последнее время побил все рекорды. Сильная вера, во что бы ты ни верил, может вызывать при недостатке воспитания и образования страшные патологические формы заблуждения, и ладно, если бы они грозили уничтожением только их обладателю. Но такие персоны, вернее, те, кто ими манипулирует, обычно желают смерти сотням окружающих…
На противоположной стороне в Южном секторе запалили петарды. Полиция не торопилась вмешиваться, зная норов болельщиков, своих соотечественников. Отдежурив, полицейские могли точно так же орать и бесноваться на арене любого стамбульского стадиона – и Фенербахче Шюкрю Сараджоглу, и Али Сами Йен, и на недавно открытом огромном стадионе «Ататюрк». Последний раз, когда Петр был на футболе, болельщики отдирали пластиковые сиденья с трибун и закидывали ими полицейских, швыряли их в коридор, куда удалились не оправдавшие их надежд футболисты.
Петр не обратил внимания, когда рядом с ним сел новый зритель с шарфом «Фенербахче» на шее. Это был обычный болельщик, пока он не спросил:
– Ты Марек?
Когда Петр кивнул, ему ткнули ствол пистолета под ребра.
В этот момент «Бешикташ» забил, болельщики бесновались, полетели петарды, что-то просвистело над головой Петра. Незнакомец крепко подхватил Горюнова под локоть.
– Выйдем! – крикнул он ему на ухо.
– Куда? – встрепенулся Саваш.
– Я быстро! – отмахнулся Петр и под конвоем пробрался к лестнице мимо возмущенных их хождениями болельщиков, наступая им на ноги.
Они вышли в коридор, почти пустой, вдалеке маячили двое полицейских. Горюнов взглянул в их сторону мельком, но тут же услышал короткое:
– Даже не думай!
Повернувшись, разглядел своего сопровождающего. Чуть ниже ростом Горюнова, черноглазый, чернобровый, с подвижным худощавым смуглым лицом. Он напомнил Петру отчего-то индейца из старого советского фильма. Но сейчас этот Чингачгук целился не из примитивного лука, а из пистолета.
На полицейских Горюнов взглянул на самом деле с опасением, что они вмешаются и все испортят. Он мог обезвредить чернявого парня, однако это абсолютно не входило в его планы.
– Ты кто? – спросил Петр, не проявляя никакого испуга.
– Думаешь, кто-то купится на твои дешевые трюки и заявления о том, какой ты крутой? – не ответил парень.
– Да я вроде и не рассчитывал на признание публики, – насмешливо посмотрел на него Петр. Он пытался понять, чьего роду-племени этот тип.
– Ты слишком хорошо говоришь по-турецки.
– Еще бы, особенно если учесть, что я поляк! Да убери ты ствол. Дырку в боку провертел. Больно же! А то отниму пушку.
– Напугал! – ухмыльнулся парень, но поверил и убрал пистолет, сунув его за пояс.
«Интересно, как он через рамку металлодетектора прошел? – прикинул про себя Горюнов. – Уж не потому ли, что полицейский или из MIT [MIT – Милли Истихбарат Тешкиляты – национальная разведывательная организация Турции, занимающаяся как разведкой, так и контрразведкой]? Подставной? Забавно, кто из нас кому подставляется?»
Их «общение» напомнило Петру странный танец, когда вроде бы он и совместный, но один танцует аргентинское танго, а другой – лезгинку. Оба двигаются энергично, но каждый по-своему. Горюнов тщил себя надеждой, что он-то танцует изысканное танго.
– Ты не турок, не поляк… – задумчиво проговорил чернявый. – Может, иранец?
Смысл вопросов навел Петра на мысль, что перед ним все же курд из РПК. Чего турку боятся иранцев? А он именно боялся.
Петр мог объясниться на персидском, потому что во времена арабского завоевания в персидский вошло много заимствований из арабского, но почему этот курд решил, что он иранец?
– Слышали, как ты говорил на арабском, – пояснил тот.
– Очень смешно! Где Иран и где арабский? – со смешком сказал Горюнов. – Что ты от меня хочешь? Думаешь, вычислил шпиона? А я вот, например, считаю, что ты – сотрудник MIT. Как ты протащил пушку сюда через металлодетектор?
– А если у меня тут родственник работает? Например, газон стрижет.
– Допустим, – кивнул Петр. – Долго будем выяснять ху из ху? Или ты хочешь конкретики? Тогда сведи меня со своим командиром. Знаешь Мардини? Ахмета Мардини? По глазам вижу, что знаешь. С ним и будет конкретика. И попроси его больше не подсылать неумех, которые тычут мне в бок пистолетом, даже не снятым с предохранителя.
– Могу и снять! – погрозил парень.
– Сними, рискни здоровьем! Сообщи своему боссу, что я не претендую на роль рядового боевика. Мне нужен контакт. Уверять, что я не иранец, не стану. Хочешь – верь, хочешь – нет. То, что я не турок, ты и так понял. Бояться вам стоит больше их. Мозгуйте! – Он повернулся и пошел обратно на трибуны, не оборачиваясь и пока еще не понимая, что думать по поводу этой встречи.
На следующий день Горюнов, вытащив из металлического шкафчика в портовой раздевалке складную удочку и захватив пластиковый жбанчик, куда обычно складывал улов, сунул в карман банку с креветками в качестве наживки и направился на мост Галата. Ему нравилось вечерами постоять с удочкой, глядя на воды бухты Золотой Рог, сияющие от закатного солнца. Покрикивали чайки, летевшие в старый город, чтобы ночевать на черепичных крышах и выхватывать рыбные потроха из бачков около ресторанов.
На работу в порт Петр устроился без проблем – докером-механизатором. По сути, он был грузчиком и механиком в одном лице, только не таскал грузы на себе, как делали грузчики всех времен и народов в старину, а перемещал их с помощью кранов, экскаваторов, тягачей и бульдозеров. Перед отъездом из России прошел обучение, получил липовые документы, что работал в портах Германии и Польши. Однако по настоянию руководства пришлось попрактиковаться в питерском порту. «Мелочей не бывает, – занудливо наставлял Александров. – Ты еще молодой, учись всему, пригодится. А то вас всех хлебом не корми, дай пострелять и освоить что-нибудь вроде тхэквондо». Это был камешек в огород Горюнова – он мастер спорта по тхэквондо, обладатель черного пояса. Еще до ВИИЯ, в школе увлекался, да и в институте продолжал участвовать в соревнованиях.
…На мосту, кроме него, стояло еще с десяток завсегдатаев-рыбаков и несколько женщин в хиджабах, ловивших рыбу не менее ловко, чем мужчины; сновали за спиной припозднившиеся туристы. Солнце уже исчезло, рассеянный свет отражала поверхность бухты. За спинами рыбаков проезжали машины. Таксисты сигналили, как обычно, раздраженно и часто, а то и высовывались из окна и начинали ругаться, даже не с кем-то конкретно, а так, ради принципа. Вдруг за спиной Петра остановилась машина. В общем шуме он не обратил на это внимания. А зря…
Кто-то ткнул ему в поясницу ствол и велел: «Быстро! В машину!» Препираться, очевидно, не стоило. «Брось! – приказал незнакомец, имея в виду удочку, заметив нерешительность Горюнова. – Живо!»
Он так и не увидел, кто ему давил на поясницу пистолетом. Забравшись в машину, тут же получил кулаком под ребра, пока хватал ртом воздух, ему на голову натянули то ли шапку, то ли повязку и прокомментировали: «Для твоей же безопасности». Петру показалось, что это тот самый чернявый, с которым Горюнов виделся на футболе.
Покружив по городу, машина остановилась. Под колесами зашуршал гравий. Петра толкнули в спину, чтобы вылезал. Взяв его под локоть, повели по гравию, затем по трем ступенькам в дом. Деревянный пол под ногами скрипел. Горюнов подумал, что, скорее всего, они уехали за город. Страха не было. Страх – это паника. А Петр чувствовал себя напряженным, собранным, с обострившимся слухом, и кожей ощущал, как ему казалось, все происходящее в комнате. Но долго испытывать экстрасенсорные способности не пришлось – повязку с глаз псевдополяка сняли.
Сбоку и чуть сзади действительно стоял чернявый, перед Петром сидел мужчина на единственном стуле, составляющим всю обстановку этой комнаты. Закрытые снаружи ставни не давали возможности сориентироваться с местоположением дома. Но у Горюнова сложилось впечатление, что это один из домов, брошенных, деревянных, полуразвалившихся, расположенных на берегу Босфора.
Мужчина сидел как-то по-особенному устойчиво, чуть расставив ноги и упершись руками в колени. Он и сидя производил впечатление человека невысокого, но крепкого. Легкая седина на висках и надо лбом, там, где густые волосы были зачесаны назад, придавала ему умудренный опытом вид и создавала налет вселенской усталости. Таким людям хочется доверять, однако Петр не страдал доверчивостью.
– Чем обязан визитом к вам? – спросил Горюнов, тяготясь долгой паузой и взглядом, изучающим, заинтересованным.
Чернявый вышел, оставив их наедине.