Зажмурившись, он отпил. Вкус был таким же терпким, как и запах, но сладким. Мишке понравилось, и он отпил еще. Ничего не почувствовал, кроме жара в щеках. Решил, что, наверное, именно так и происходит омолаживание, запоздало опасаясь, как бы не превратиться в младенца.
– Ради науки потерплю, – пробормотал он и отпил еще. Вылез на карачках из кустов, расплескав содержимое фляжки.
Ему подумалось, что таиться больше не стоит, и, пока дошел до дома, еще несколько раз прикладывался к эликсиру. В итоге, когда толкнул калитку, во фляжке оставалось чуть-чуть, на донышке. Мишку слегка покачивало, но он ощущал себя героем.
– Что это с тобой? – Из кухни высунулась бдительная тетя Вера. Она тут же исчезла в оконном проеме и показалась в дверях. – По солнцу бегал? Красный весь.
Она подошла и потрогала Мишкин лоб. Затем наклонилась и принюхалась.
– Ты что, пил?!
– Я еще не помолодел? – уточнил Потапыч, испытывая дурашливую веселость. Он ущипнул тетку за бок и звонко икнул. – Ой! Сорри! – извинился он почему-то по-английски.
– Да ты пьян?! – испугалась и возмутилась тетка. – Признавайся, кто тебя напоил?
Она больно схватила его за локоть и потрясла икающего племянника, хмелеющего на глазах.
– Не трогайте! Я теперь объект экс… экскремента, то есть эксперимента.
– Экскремента! – хохотнула Ленка из-за спины тети Веры. – Мам, там борщ кипит!
– Да отвяжись ты, короста! Звони быстро дяде Пете и отцу. – Она вынула из передника мобильный телефон и ткнула им в Ленку. – Скажи, у нас чепэ.
– Что?
– Бегом пусть бегут! – крикнула на дочь тетя Вера и потащила упирающегося Мишку на кухню к умывальнику.
– Где же ты так набрался, поросенок? – Она начала его умывать холодной водой.
Он отбивался от нее, но теткины руки, как лапки ловкого паука, облепляли икающую, ослабленную эликсиром жертву. Мишка посмотрел в серую металлическую раковину, и его вырвало.
– Час от часу не легче!
– Мам, смотри, что я нашла! – Ленка протянула фляжку.
Тетя Вера понюхала, чуть попробовала на язык и тут же сплюнула в окно.
– Сливянка, – заключила она, обтирая Мишкино лицо влажным полотенцем. – Кто тебе ее дал? Говори!
– «Сие – тайна, покрытая мраком», – выдал он где-то вычитанную фразу.
– То молчун, а тут ишь как разговорился! – подивилась тетка, присев на табурет и глядя на покачивающегося, мокрого и жалкого Потапыча. – По материным стопам пойти хочешь? – вырвалось у нее.
Ленка навострила ушки.
– Отец тебе сейчас покажет тайну, покрытую мраком!
Угроза не подействовала: Мишка плохо понимал, что происходит. Он слышал торжественные фанфары, которые звучали в его голове, и видел толпу красивых девчонок, певших ему хвалебные гимны, при этом пинавших рыжую Ленку, лежащую у их ног. Верх блаженства!
– Наконец-то! – Тетка перевела взгляд на вбежавших, запыхавшихся дядю Гришу и отца.
Горец, которого гнали и больно ударили стеком, когда он замешкался на повороте, заржал, привязанный к перилам веранды. В его ржании слышалось возмущение: стоило ли так спешить ради глупого пьяного мальчишки?!
– Вот, полюбуйтесь. – Тетка Вера указала на Мишку.
Он услышал конское ржание и воспринял это как оскорбление.
– Пойду его побью, – решил Мишка и попытался вырвать у отца стек.
И сам вдруг несколько раз получил этим стеком по заду. Вскрикнув, мальчишка удивленно оглянулся, ища обидчика с тыла.
– Петь, не стоит. Он вряд ли что-то понимает, – растерянно заметил дядя Гриша, беря протянутую ему теткой фляжку. – Такую я видел у школьного трудовика, он к ней часто прикладывался.
– Сходи к нему, – попросил отец. – Только чтобы без огласки. Перед завтрашним мероприятием мне скандал ни к чему, сам понимаешь. Выясни, в чем дело. Не думаю, что он сам его угостил… Пойдем-ка, голубок.
За руку он притащил Мишку домой. Тот то и дело спотыкался: у него заплетались ноги. Хватаясь за отца, он порвал на нем рубашку.
– Кто тебя напоил? – еще раз попытался достучаться до его пьяного сознания отец.
– Эликсир, – пробормотал Потапыч.
Его снова вырвало, и он упал мимо стула, но не потерял сознание, а крепко уснул на полу.
* * *
Мишка попытался разлепить тяжелые веки. С третьей попытки это ему удалось. Открывал он их с тягостным ощущением постигшей его катастрофы.
Отец сидел рядом с кроватью на стуле и глядел на него пристально и мрачно.
Вяло пошевелившись под одеялом, Мишка почувствовал боль от вчерашних хлестких ударов стеком и вспомнил все до мельчайших подробностей, всю свою «славу», обернувшуюся несмываемым позором.
– Папочка, ты только никому не рассказывай, – глухо из-под одеяла попросил он.
– Зачем ты украл у него фляжку? И зачем ты пил? – терпеливо спросил отец.
– Я думал, это эликсир бессмертия, – выглянул Мишка, отогнув одеяло. – Почему ты смеешься?
– Что у тебя за бурда в голове?.. Это вино. Обычная настойка – слива на водке. Ты напился и опьянел. – Отец покачал головой. – Ты ведь знаешь, какая у тебя мать. Я так тебя оберегал, а в итоге ты принял настойку за волшебный эликсир.
– Побей меня, только никому не говори! – заплакал Мишка горько, сжавшись в комок на кровати. – Не хочу, как она…
– Вчера стеком достаточно получил. Вон, смотрю, ёрзаешь. А говорить я никому не стану. Зачем мне такой позор?
Потапыч заревел громче.
– Кончай! – строго оборвал его отец. – Вставай, умывайся, завтракай и садись за уроки. Было и прошло. Выводы ты, надеюсь, сделал?
Мишка часто закивал, вытирая мокрое от слез лицо о пододеяльник, и с послушной готовностью вскочил. Его шатнуло вправо, а затем кинуло влево.