Локация «Берег»

Архивист пожал плечами. Он, похоже, не собирался озадачиваться проблемами Ермилова. Более того, он напомнил о запросе на Крэйса.

– На Крэйса информация есть, но ее я выдать не могу. Только при особом допуске. Извините.

Олег направился к Сорокину, расстроенный.

– Как работать, Сергей Романович? Это нельзя, то нельзя. В деле Крэйса наверняка можно найти упоминания об анониме.

– Ты что думаешь, там написано – аноним это Иван Иванович Иванов, проживающий по адресу такому-то. Ничего нам это не даст и дело никто не даст. Во всяком случае, на данном этапе на допуск не рассчитывай, – Сорокин помялся. – Николайчук – архивист, сказал мне важное для нас. Связь с разведчиком была утеряна в 1992 году, как раз тогда, когда он передал документы автору письма. Пять лет Крэйс не выходил на связь. Поисковые мероприятия не принесли никаких результатов. А если учесть, что они проводились в девяностые, сам понимаешь, особо тщательными они вряд ли были. Плохое финансирование, нехватка кадров… В прессе ЮАР не публиковались никакие компрометирующие нашего разведчика материалы, стало быть их спецслужбы не вышли на него. Поэтому наши сотрудники, занимавшиеся разведчиком Крэйсом, сделали вывод, что с ним произошел несчастный случай или естественная смерть. Чему, впрочем, тоже нет подтверждений. Дело закрыли и строго засекретили. Есть опасения, что он мог переметнуться на ту сторону. Но, как говорится, нет тела, нет дела. Пока не найдется он, живой или мертвый, с него не смыто подозрение в предательстве. Дело нам не дадут. Не сможем узнать ни биографических данных Крэйса, ни его подлинного имени, ни псевдонима, ни род деятельности, и его донесения нам пока не доступны.

– Почему?

– Странный вопрос, – сухо прокомментировал Сорокин. – Надо работать с тем, что есть. Докладывай, что еще нарыл.

Ермилов с хмурым видом рассказал о репортаже Меркуловой. О Юджине де Коке, связав его с проектом «Берег».

– Предполагаю существование уникальных документов, содержащих секретную информацию о проекте «Берег». Подтвердилось написанное в отчете голландца, что лаборатория называлась Роодеплат. Герман, судя по всему, работал именно там или находился в Роодеплате в тот момент, когда туда приехал Ван Дер Верф. Еще в проекте «Берег» участвовал «Дельта-Джи Сайнтифик» – исследовательский отдел, который возглавлял доктор Йохан Кёкемоэр. В состав этого отдела-фабрики входило пять лабораторий, оборудованных по последнему слову техники. Официально «Дельта-Джи» производила слезоточивый газ, все остальное было засекречено. Активно поддерживали работу над проектом спецслужбы Великобритании и США.

– Вопрос с твоей поездкой в Лондон решен, – удовлетворенно кивнул Сорокин. – Если этот аноним решился бросить письмо, он в принципе намерен избавиться от документов. Будем его искать.

– Иголка в стогу сена, – пробормотал Олег.

– Не ворчи. Будем искать. Игра стоит свеч, – Сорокин ободряюще улыбнулся, но тут же, посерьезнев, продолжил: – Переговори с дипломатом и его женой, обнаружившим письмо, с Максимом Тепловым – это офицер безопасности, наведайся в тот отель, штамп которого на конверте.

– Мы ведь обсуждали уже, что аноним мог просто зайти в отель и взять конверт.

– Мог, – покладисто согласился Сергей Романович и замолчал, размышляя.

Разговаривая с шефом, Олег частенько ощущал себя по меньшей мере слабоумным.

– Мог, – повторил Сорокин. – Но проверить надо. Наша работа заключается в том, чтобы проверять, перепроверять, доверять своим глазам, но еще раз все равно проверять. Вдруг первое мнение ошибочное. Как например с Кройсом-Крэйсом.

– Ну да, – виновато кивнул Ермилов.

– Ты зря переживаешь. Проблемы перевода были не только у нас, но и у Теплова – офицера безопасности в Лондоне, и у полковника Мальцева из СВР. Все решили, что он Кройс, да и дело не в переводе, а в почерке автора… Думаю, дня три тебе хватит на осмотр достопримечательностей?

– Надеюсь, – хмыкнул Олег, понимая, что времени на рекогносцировку в Лондоне будет в обрез и надо будет использовать его максимально эффективно.

– Я разговаривал с полковником Мальцевым, чтобы Теплов оказал содействие. В отпуск он так и не уехал, как планировалось. Его руководство сочло необходимым в ситуации с этим письмом перенести отпуск. Теплов наверняка не обрадовался. Но я знаю, что он с твоим Руденко – однокашники, приятели.

– Почему это Руденко мой? – смутился Ермилов.

– Ты же с ним тесно общался, когда расследовал дело Дедова. Сам же говорил.

Олег не помнил, чтобы рассказывал что-то Сорокину, об офицере безопасности из посольства РФ с Кипра, с которым у него и правда возникла взаимная симпатия. Но отмолчался.

– Может, попросить все это сделать Теплова? – предложил Олег.

– Можно было бы. Но Теплов и по горячим следам не стал действовать. Думаю, и сейчас не захочет проявлять усердие. Видимо СВР не восприняло всерьез анонимку. Или у них какие-то внутренние заморочки. Но не дать ход делу они не могли… А мне важнее твои личные впечатления от беседы с Тепловым и дипломатом. Ты опытный следователь, а значит неплохой психолог, и это нам сейчас как нельзя кстати. Детали, необходимы детали. У тебя еще срок загранпаспорта не закончился? Ну, того, который оформлял еще работая в Генпрокуратуре? – дождавшись кивка Ермилова, Сергей Романович продолжил: – Тогда полетишь по тому паспорту. Оформим командировку. «Пропишешься» там в посольстве. Так спокойнее.

Сорокин имел в виду, чтобы по приезду Олег встал на консульский учет.

Глава пятая

Запах бекона и яичницы разбудил Олега. Он не сразу понял, где находится. Напротив кровати висело овальное зеркало в массивной золотистой оправе. Ермилов потянулся, припоминая, что вчера поздно вечером самолет с ним на борту приземлился в Хитроу. На кэбе он доехал до маленькой гостиницы, расположенной в центре Лондона, и сразу повалился спать.

Номер в гостинице оказался крохотным, и высокий, довольно крупный Ермилов, разбирая сумку и одеваясь, стукался об углы кровати, тумбочки и комода, но был вполне доволен, поглядывая в узкое окно на шумную улицу с непривычным левосторонним движением и черными кэбами.

В детстве он всегда хотел побывать в Лондоне, на родине Шерлока Холмса. Но никак не подозревал, что попадет сюда по служебной необходимости. Спустившись в маленький гостиничный ресторанчик, он позавтракал, разглядывая развешенные по стенам фотографии с Уимблдона. Тут были и черно-белые с чемпионами прошлых лет, и свежие, прошлогодние – Пит Сампрас и Венус Уильямс. Видно хозяин любитель большого тенниса. Олег тоже уважал этот вид спорта и сам любил играть и делал это весьма неплохо. Мать в детстве запихнула его учиться в английскую спецшколу и таскала на занятия теннисом. С возрастом он оценил ее самоотверженность. Английский сидел у него в подкорке. Причем к ним по обмену в школу приезжали английские подростки, и язык у него не был пассивным, Олег мог легко общаться.

По дороге из своей гостиницы в посольство Олег решил зайти в отель St. Simeon, хотя это было нарушением инструкции о том, что первым делом надо идти регистрироваться. Ермилов обратил внимание на витрину магазинчика с шотландской символикой, где продавали вещи из шерсти и пледы. Он не собирался ничего покупать, его волновало, не следят ли за ним. Еще свежи были воспоминания годичной давности, когда на Кипре за ним принялись следить от аэропорта. Ермилов зашел внутрь и приблизился к витрине изнутри, рассматривая красно-черный плед, а заодно и улицу. Олег никого не заметил, но решил перестраховаться и спросил у продавщицы:

– У вас есть выход на другую улицу?

– А вы будете что-то покупать? – вопросом на вопрос ответила полноватая женщина, похожая на индианку.

– Пожалуй, – Олег взял с витрины тот плед, который рассматривал и протянул продавщице. Он вспомнил стих Мандельштама, который любила читать Люська на вечерах в институте. Ему запомнилось и волновало его особенно одно четверостишье из этого сложного и атмосферного стихотворения: «Есть у нас паутинка шотландского старого пледа, – Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру. Выпьем, дружок, за наше ячменное горе, – Выпьем до дна!»

Он расплатился за плед. И обрадованная продавщица выпустила его через черный ход. Ермилов быстро пересек улицу и свернул за угол. Остановил такси и поехал к гостинице Святого Симеона.

С одной стороны улицы монолитно возвышались пятиэтажные дома, старые, кирпичные, коричневые с красным, с колоннами и белыми балюстрадами. С другой, где гостиница, дома были схожие по архитектуре, но превалировал белый цвет. Такая же маленькая гостиница, как та, в которой остановился Ермилов, удивила еще большей компактностью. В вестибюле ресепшн выглядел как киоск – окошко в стене, внутри миниатюрный офис с компьютером, жутко захламленный папками. Объявления и расценки хозяин вывешивал на раздвижных окошках этого офиса-киоска. Наверх, к номерам, вела крутая лестница с белоснежными перилами и синим ковролином на ступеньках и на площадках между этажами.

В офисе сидел лохматый молодой парень с серьгой в ухе и с тощей шеей, увитой шнурками с талисманами и подвесками в виде скейта, роликов и всякой дребедени, которую странно было видеть на парне, а не на девчонке.

– Мистер, собираетесь у нас остановиться?

– Может быть, – Олег пристроил пакет с пледом на полированную стойку, за которой сидел хипповатый парень. – Не знаю, приятель рассказывал мне о вашем отеле. Да, вроде бы он здесь останавливался, – Ермилов огляделся. – У вас случайно не найдется конвертика?

Парень пожал плечами, полез под стол и достал оттуда точно такой же конверт, в каком было запечатано послание, с фирменным штампом отеля.

– У вас такие конверты, наверное, часто постояльцы просят, чтобы отправить открытку домой?

– Да нет. Я бы не сказал.

– А за последний месяц кто-то просил такой конверт? – Олег улыбнулся и повертел конверт в руке, но увидев, что парень напрягся и не собирается отвечать, Ермилов демонстративно достал десять фунтов и сунул их в конверт. Поскольку портье продолжал молчать, Олег добавил еще столько же и положил конверт на стойку.

– Ах, да. Припоминаю, – портье придвинул конверт к себе. – Жил тут один чудик. Высокий, немолодой. Их тут много заехало. В Лондоне проходил съезд портовых работников из разных стран. У нас их тоже размещали. Перед глазами мелькали… А этот и запомнился только потому, что конверт попросил.

– Как его звали?

– Вы понимаете, сэр, – портье отодвинул конверт. – Тут у нас был большой переполох, не знаю, имею ли я право рассказывать…

– Отчего же, мы ведь с вами просто сплетничаем, по-приятельски, – Олег добавил в конверт еще две купюры, надеясь, что это, что называется, в коня корм.

Портье быстро смахнул конверт к себе на стол со стойки. И, подавшись вперед, упершись локтями в стойку, негромко заговорил, не особо заботясь, понимает ли Олег его торопливую английскую речь. Но Ермилов понял.

Парень даже вспомнил точную дату, когда все случилось. Как раз в день подброса письма, и накануне того, когда Теплов пошел на несостоявшийся контакт. Днем вдруг улицу перекрыло несколько черных машин. В вестибюль вбежали человек пять представительных мужчин. Отчего-то у портье не возникло крамольного желания проверять у них документы, он не сомневался, что они из спецслужб. Разговаривали требовательно, надменно. В этот день как раз менялись постояльцы, съезжали одни, въезжали другие. Гостиница в туристический сезон не пустовала и пользовалась спросом из-за дешевизны.

– Они тоже спросили про конверт, – парень криво улыбнулся. – Только я ни с полицией, ни с их спецслужбой дела иметь не намерен. Вы-то, я вижу, иностранец. Потому вам скажу.