– Я понял. Это – машинально.
– Съешьте пирожок. Еда тоже успокаивает.
Кондитерская, в которую они зашли, была почти пуста, несмотря на броскую вывеску и приятный, выполненный в бело-голубых тонах интерьер. Причиной тому были, вероятно, заоблачные цены и отсутствие зала для курящих. Герасим, выросший в советское время, тоже не понимал, как можно купить ребенку булочку с корицей по цене комплексного обеда. Но, с другой стороны, не приглашать же было девушку в полуподвальную разливуху, какие она видела, вероятно, только в старом, постперестроечном кино.
– Я с капустой не люблю. Трава с булкой.
Его визави уставилась на внутренности пирожка. Смотрела она минуты полторы, как будто пытаясь переосмыслить свое незрелое отношение к пирогам, еде вообще и процессу питания в целом. Руки у неё были маленькие, с тонкими пальцами. Не женские, а скорее детские. Этакие любопытные «цапалки».
– Возьмите сосиску в тесте, – очнулась она, – здесь сосиски вкусные.
– Да, ну…, – Гера улыбнулся правой стороной рта, – я анекдот по этому поводу вспомнил: « Мальчик спрашивает маму: «Мам, а мороженное полезнее, чем сосиска?» А она ему: «Сыночка, сейчас даже покурить полезнее, чем сосиска!»
Девушка смеялась долго и с удовольствием. Смех у неё был не громкий, но очень заразительный. Исчезла напускная «взрослость» и настороженность, из-за которой он, тогда, у подъезда, принял её за испуганную курьершу.
– Ясно! – резюмировала она, – Хотите здоровеньким помереть!
– Почему бы нет?! Всё лучше, чем гастроэнтерологии загибаться.
– Ха! С таким темпераментом, Герасим Михайлович, Вам светит, скорее травматология.
– Какой к чертям собачьим темперамент?! – справедливо возмутился Гера, – Я за маслом шел, никого не трогал, и меня не трогали. И тебя бы я не заметил, если бы ты не сунулась, как дура, в эту идиотскую игру!
– Простите, Вы сказали: «дура»? Или мне послышалось?
– А как еще сказать? Показали же все это по телику и на Ютюбе тысячу раз для особо одаренных! Он бы из тебя все деньги вытряс, бестолочь!
– Между прочим, Герасим Михайлович, я не собиралась деньги ставить!
– Да, что ты говоришь?! Никто не собирается, а потом ставят, как миленькие. Они же профессионалы. На таких любопытных девочек все и рассчитано.
– У меня и нет их с собой, денег-то!
– Не важно! Какие-то есть! Вот, их бы и вытащили! Ты бы оглянуться не успела, как без штанов осталась бы. Хотя…, – Гера, взял секундную паузу, – такие шаровары, все равно, сейчас никто не носит!
– Ну, знаете!
Задетая за живое обладательница джинсовых бриджей по-жеребячьи мотнула головой, так, что тягучие капли молочно-шоколадного коктейля сорвались с конца полосатой трубочки и разлетелись по сторонам.
– Ой!
– Вот, тебе и «ой», – Гера уныло смотрел на свою грудь, – извините, пожалуйста, – пропищал он тоненьким голоском, – что я, такая растяпа, испортила Вам рубашку, которую Вы, наверно, всю ночь стирали, все утро гладили.
Он закашлялся. Его спутница молча протянула ему бумажную салфетку.
– Никогда не извиняешься, да?
Салфетка, разумеется, не спасла, только усугубила.
– Раскаиваться в ошибке, значит добавлять к уже совершенной еще одну.
– Надо же! Бухгалтерша, цитирующая Ницше!
– Не более удивительно, чем швея, избивающая молодых бизнесменов.
Гера перевернул салфетку другой стороной и вытер пот со лба и шеи.
– Вот, что, Анна Андреевна, раз уж вопросы этики в рамках проэкзистенциальной философии мы уже обсудили, давай вернемся к теме твоего заказа. Мне еще в магазин идти, и дома дел по горло.
Девушка приподняла брови.
– Ну, ты с тканью приходила. Что хотела заказать?
– А! Да! – она отодвинула тарелку и водрузила на её место острые локотки, – понимаете, Герасим Михайлович…
– Слушай, – досадливо перебил её Гера, – давай без официоза. Попроще и на «ты».
– «Дядя Герасим» подойдет? – мгновенно отреагировала его спутница, пряча насмешливую улыбку за коктейльным зонтиком.
Гера подумал, что девочка переключается с темы на тему, с настроения на настроение удивительно быстро, одним щелчком, как телевизор от пульта. Сам он всегда завидовал счастливчикам, которые умеют, просто, отодвинуть ненужное и жить настоящим моментом, не таща в него из прошлого. Из прошлого дня, из прошлого года, из прошлого десятилетия.
– Подойдет, – улыбнулся он в ответ, – на первое время, а там, глядишь: что-нибудь вылезет. Меня, понимаешь, все по-разному зовут, у кого как на язык придет.
– Наша Инна Яковлевна зовет Вас…, ой…, тебя «Гееерочка».
– Потому ты так удивилась в прошлый раз, когда меня увидела? Ждала напедикюренного мальчика в лосинах?
– Что-то вроде того!
– Извини, что не оправдал. Ну-с, Анна Андреевна…
– Нет уж! Меня, тогда, тоже без отчества, плиз.
– Тётя Аня?
– Очень смешно! Все ребята хохочут!
– Ладно, понял. Не доросла ты еще до тети. Анька и есть.
– Вообще-то…, – девушка от чего-то смутилась и прислонила пустой бокал с остатками льда к щеке, как будто это ей только что поставили «фонарь», – я не Анька. То есть не Анна по паспорту.
– О! Псевдоним, что ли? Творческий, в честь любимой поэтессы?
Может, ты стихи сочиняешь?
– Да, ну, какие стихи! По паспорту я Ванька.
– То есть как? Иоанна что ли? Толком можешь сказать?!