Евангелие от покойника

Ближайшая к нему дверь была приоткрыта, и оттуда доносились мужские голоса. Лёша на цыпочках подкрался и заглянул внутрь. Пред ним предстал большой зал прямоугольной формы с тёмно-зелёными обоями и высокими окнами, наполовину заложенными кирпичом и к тому же частично прикрытыми тяжёлыми пыльными шторами. В дальнем конце зала находился камин из грубого камня, в котором догорало последнее полено. Недалеко от камина стояли два массивных кресла с деревянными подлокотниками. В одном из них сидел худой мужчина неопределённого возраста и рода занятий, одетый в тёмные брюки и серый свитер с орнаментом в виде северных оленей. У него были каштановые волосы, доходившие до плеч, длинный крючковатый нос, увенчанный очками в тонкой оправе, и крайне цепкий, даже колкий взгляд. Создавалось впечатление, что от этого незнакомца невозможно что-то утаить или спрятать. Он сосредоточенно слушал собеседника – плотного человека средних лет в кожаной куртке с седеющими русыми волосами и трёхдневной щетиной.

– Я пытался что-то сделать. Мать его привлёк, она ему денег пообещала. Успокоила, что всё образуется. Даже из банка ему позвонили – кредит ему предложили, а он…

– Ты уверен, что больше никто с ним не работал?

– Да, я смотрел! Что я совсем идиот, что ли? Ну не мог я проглядеть кого-то. А скрыться от меня могут всего человек десять, они бы не стали. Ну не стоит он того, обычный мелкий клерк. Там сразу понятно, когда родился, когда женился, когда помер.

– А Лика что говорит?

– Какая разница, что она там говорит?! Почему тебя вечно это волнует?! Достала меня эта стерва!

Сидевший в кресле усмехнулся, приподнял бровь и саркастичным тоном поинтересовался:

– До сих пор не можешь забыть?

– Ей повезло, ты же знаешь.

Крепыш в кожаной куртке смутился и начал задумчиво изучать носки ботинок.

– Ладно, ясно всё с тобой. В следующий раз работай аккуратнее. За этот заказ ничего не получишь. Через пару дней – следующее задание.

– Какого хрена?! Я на этого мужика неделю убил! Мог у Гавра что-нибудь взять!

Отказ возмутил небритого до глубины души. Видимо, он сильно надеялся на вознаграждение.

Сидевший в кресле не обратил на это никакого внимания и, не меняя интонацию и не переводя на собеседника взгляд, продолжил:

– Ты же знаешь, я плачу за работу. Он должен был выжить. Нет жизни – нет платы. Всё честно, как в аптеке. Меня не интересует, сколько ты потратил на него времени, меня интересует результат.

– Ну ты и мразь, Матвей! Не зря от тебя все сваливают. – Небритый сжал кулаки в приступе немой злобы.

– Миш, это далеко не главное моё достоинство.

Тот, кого назвали Матвеем, расплылся в холодной самодовольной улыбке Чеширского кота. Слово «мразь» он, похоже, относил к числу комплиментов.

По выражению его лица Миша понял, что ничего не сможет добиться и аудиенцию можно считать оконченной. Он недовольно буркнул:

– Когда прийти?

– Приходи в среду около двух. Я постараюсь найти тебе что-то попроще.

Матвей бросил на собеседника кошачий взгляд, наслаждаясь его бессилием, сложил длинные бледные пальцы домиком у подбородка, притворившись, что о чём-то задумался.

Миша хотел ещё что-то сказать, но вовремя сообразил, что это бесполезно, резко повернулся и быстрым шагом двинулся прочь из комнаты. На его щеках выступили красные пятна, а кулаки судорожно сжимались.

Лёша шмыгнул за дверь, в страхе задержал дыхание и подождал, пока шаги не замолкли в глубине коридора. Он не понял до конца, о чём шла речь, но то, что они говорили о смерти какого-то мужчины, ему совершенно не понравилось. «Нужно выбираться отсюда, да побыстрее…» – пронеслось в голове. Через состояние эйфории начало пробиваться бешено колотившееся сердце, наполнявшее вены адреналином. Он затравленно оглянулся по сторонам в поисках спасительного выхода, как вдруг размышления прервал тихий, но властный голос Матвея:

– Подойди сюда…

Лёша, цепенея, сглотнул комок, подступивший к горлу. Хотелось слиться со стенкой в единое целое, но стенка не отвечала взаимностью. В голове теплилась надежда, что в комнате был кто-то третий, кого он сразу не заметил, но ни шагов, ни ответа на это обращение не последовало.

– Да, ты! Подойди сюда! Третий раз я повторять не буду.

В голосе Матвея не было угрозы или агрессии, но сразу верилось, что повторять он не будет и лучше было с первого раза исполнить приказ.

Лёша почувствовал: промедление будет стоить дорого, и осторожно вышел из укрытия. Никакой реакции. Только тишина и неподвижность. Лёша понял, то стоит подойти ближе. Он пытался посмотреть в глаза Матвея, но взгляд как-то сам переходил на волосы, свитер и обивку кресла.

Казалось, что Матвей задумался и совершенно забыл о госте. Он сидел молча, уставившись в дальний угол комнаты. Так продолжалось секунд тридцать. Наконец Матвей встряхнул головой, как будто проснувшись, и иронично оглядел Лёшу.

– Да, яблочко от яблони далеко падает. Ни мышц нет, ни характера, одни уши торчат. Что ж мне с тобой, таким, делать? Навызывал на свою голову.

Лёша смутился и невольно пригладил волосы в районе ушей. Конечно, он не считал себя красавчиком, но всё-таки такой оценки не заслужил. Ему было двадцать три года, он был высокого роста, хотя зрительно казался ниже из-за плохой осанки, проявлявшейся, когда парень смущался или забывался. Светлые густые волосы, доходившие до середины шеи и успешно, как ему казалось, прикрывавшие оттопыренные уши, серые добрые глаза и открытая улыбка демонстрировали, что у него не может быть никаких злых намерений. Что же касается характера, то Лёша считал себя пусть и не самым смелым человеком, но тем, кто найдёт в себе мужество и стойкость встретить опасность лицом к лицу и проявить лучшие качества.

Однако под взглядом этих тёмных колких глаз, обрамлённых узором мелких морщинок, каждая из которых только подчёркивала жалящую ироничность хозяина, он вдруг почувствовал себя подростком, держащим ответ перед строгим отцом за первую выкуренную сигарету. Лёша приготовился, что сейчас его лишат карманных денег и посадят под домашний арест, когда Матвей произнёс:

– Ладно, приставлю я тебя к человеку, а сейчас иди с глаз долой. В конце коридора направо – кухня, там тебя накормят, и да, приставай тут ко всем поменьше с глупыми вопросами, если хочешь подольше задержаться.

– Но…

Матвей вскинул левую бровь и убрал руки от лица:

– Ты уверен, что хочешь у меня что-то спросить?

В этот момент Лёша понял, что строгий отец знает не только о выкуренной сигарете, но и о выпитом пиве, и лучшим решением будет сбежать в свою комнату и не показываться ему на глаза, пока он обо всём не забудет. Лёша поспешил убраться из зала и, только отойдя от него шагов на десять, почувствовал себя спокойнее.

Походкой неуверенного подростка он шёл по коридору, то и дело чихая от поднимавшейся пыли. В некоторых комнатах сквозь открытые двери виднелась старая сломанная мебель, игрушки, лыжи, музыкальные инструменты и прочая рухлядь. Дом, если это был он, напоминал лавку старьёвщика.

Лёша дошёл до конца коридора, который наполнял запах пусть чего-то не очень вкусного, но явно съедобного, и осторожно приоткрыл дверь. Это была квадратная кухня площадью метров пятнадцать с закоптелыми стенами, по которыми струйками стекал конденсат от плиты. В центре стоял небольшой квадратный стол, обломанную ножку которого заменили на стопку кирпичей, у дальней стены стояла раскалённая грязная плита и ряд кухонных шкафчиков, собранных из разных, но весьма дорогих кухонных гарнитуров. Вдоль дверных косяков висели связки лука и красного перца, а на потолке – сушёный укроп и прочая зелень. В углу спиной к Лёше стояла маленькая пухленькая женщина с тёмными кудрявыми волосами. Она что-то резала на разделочной доске и мурлыкала себе под нос песенку.

– Кхм… простите…

Лешин голос дрогнул, и извинение получилось таким тихим, что он сам едва его расслышал.

– Простите, я не помешаю? – попытался он прибавить громкости, что получилось весьма неудачно, но женщина оглянулась.

Её лицо опухло и покраснело от кухонного жара. Его украшала приятная улыбка, в которой сверкала парочка золотых коронок.

– О, ты новенький? Проходи, проходи, голодный, наверное. Ещё бы, целую вечность уже не ел. – Она заговорщически подмигнула и принялась очищать стол от грязной посуды.

– Обед, конечно, не фонтан, но что Бог послал. У нас режим экономии, в таких условиях хлебосольным не будешь.

Повариха, судя по всему, любила поболтать, и Лёшу, перед которым поставила миску с варёной картошкой и, предположительно, мясной подливкой, она посчитала достойным собеседником. Как только нос почувствовал запах еды, желудок жалобно заурчал, сообщая о зверском голоде.

Она тем временем продолжила:

– Ты кушай, кушай. Меня, кстати, Кларой зовут. Я тут уже три года кашеварю, здесь ещё есть Сара, уборщица, и старый Томас – что-то вроде местного призрака. Ты его видел, наверное.

Лёша, занятый обедом, угукнул в знак согласия. Обед оказался не слишком питательным, но зато горячим и свежим.