Рондо на тему любви. Ради счастья, ради нашего, если мы хотим его… Любовь стоит того, чтобы ждать

4-я – Соль малой октавы. Струна с сердечником и оплёткой, суровый и густой тембр.

– Существует легенда, что Паганини начал играть на одной струне после того, как его недоброжелатели перед концертом подпилили все остальные струны на скрипке. На самом деле эту идею подсказала музыканту одна его поклонница. Прослушав, как Паганини виртуозно сыграл композицию «Дуэт двух влюбленных» на двух струнах, она подошла к нему и сказала:

– Маэстро, вы совершенно не оставляете шанса другим музыкантам превзойти Вас. Пожалуй, это сможет сделать лишь тот, кто сыграет на одной струне, но это же невозможно!

Паганини запомнил ее слова и спустя несколько недель исполнил сонату на одной струне. Весть об этом неслыханном событии быстро облетела город и дошла до самых простых его жителей. Однажды музыкант опаздывал на концерт и нанял извозчика, который, узнав знаменитость, заломил за проезд цену в десять раз выше обычной. На недоуменный вопрос седока кучер спокойно ответил:

– Ведь вы сейчас возьмете с каждого из слушателей по десять франков за возможность послушать, как вы играете на одной струне.

– Хорошо, – не растерялся Паганини, – я заплачу вам десять франков, но только в том случае, если вы довезете меня до театра на одном колесе.

3

Ночь прошла на грани сна и яви. Мила то проваливалась в короткий, без сновидений сон, то мгновенно включалась в реальность с той же мысли, на которой заснула, из-за чего казалось, что вообще не спала. В 12 часов как с цепи сорвались телефоны – наперебой с мелодиями мобильного телефона трезвонил домашний. Мила расслышала мелодию звонка от мамы и встала с постели. По пути по привычке включила компьютер и, пока разговаривала с мамой, увидела кучу не отвеченных звонков по скайпу. Больше всего звонков было от Димки. От него же первого раздался звонок, как только она закончила разговор с мамой. Как почувствовал…

С Димкой Мила познакомилась на первом курсе Консерватории. Господи! Это было уже десять лет назад! Мила пошла на звук божественно звучащего ноктюрна Шопена «Осень». И это тем более было странно, что в коридорах Консерватории из всех дверей звучала музыка – рояля, скрипок, женского и мужского вокала и много чего ещё. Звуки сливались в гармонию, хотя, по идее, должны были звучать как какофония. Но именно эта мелодия захватила Милу и повела за собой, пока та не упёрлась в дверь, из-за которой она звучала. А потом из неё вышел Димка.

Вопреки мнению окружающих, они не были с Димкой любовниками. Димка как-то раз предложил заняться сексом, но Мила отказалась, и он больше об этом не заговаривал. Иногда Мила думала – может зря? Может, нужно проще ко всему относиться? Не ждать какой-то

единственной, предначертанной судьбой любви? Сколько их, тонко чувствующих, романтичных девушек так и не встречают своего единственного. Потом спохватываются, а годы-то ушли… И они начинают метаться, суетиться, рожают ребёнка «для себя» при первой возможности, которая, кстати, не у всех и бывает… Может, наоборот, надо не проходить мимо любой, даже призрачной, любви, кидаться в отношения, сломя голову, и пробовать, пробовать? Может быть… Но Мила так и не смогла переломить себя. И Димка стал её самым лучшим, по сути, единственным другом. Именно он втянул её в мир фортепьянной музыки, влюбил в своих кумиров, как композиторов, так и исполнителей. Он же, так же, как и Эдуард Давидович, вытаскивал её с собой на концерты, где их ударным номером было исполнение Сонаты №9 для скрипки и фортепиано Бетховена – знаменитой Крейцеровой сонаты.

– Привет, подруга! К тебе, прямо как в Кремль, не пробиться!

– Привет, Димка!

– Ты как?

– Божественно!

(Мила скопировала выражение у Эдуарда Давидовича. Тот так говорил, когда был чрезвычайно доволен выступлением ученика)

– А как рука?

– Рука? – недоумённо переспросила Мила и посмотрела на свои руки.

Правая до сих пор смешно была залеплена пластырями. Мила о ней совершенно забыла. Так, с залепленной, и легла в кровать.

– Как тебе? – спросила Мила, демонстрируя Димке ладонь, а потом спохватилась, – Постой! А ты откуда знаешь про руку?

– Ну, ты, подруга, даёшь! Весь интернет из-за тебя кипит, а ты ничего не знаешь!

– Так, уж, и «весь», так, уж, и «кипит», – посомневалась Мила (как большинство творческих людей, Димка был склонен к преувеличению).

– А ты набери в youtube (https://www.youtube.com/watch?v=53Gzq7ruBQ0)

«Людмила Копачинская» и сама всё увидишь. Там какой-то умелец нарезал твой вчерашний концерт и соединил три куска. Просмотров, я тебе скажу! Счётчик мотает, как подстрелянный… О! Уже в два раза больше, чем когда я увидел…

Мила зашла в youtube (https://www.youtube.com/watch?v=53Gzq7ruBQ0) и, действительно, быстро нашла видео по запросу на своё имя. Первым из её выступления был вырезан фрагмент, когда у неё начал рваться смычок, до момента, когда она оборвала в паузе болтающиеся волоски. Следующим к нему было пристыковано видео, когда на струне Ре лопается оплётка. Последний видеофрагмент был самым длинным. «Вечное движение» было вмонтировано полностью. А закончилось всё двумя стоп-кадрами: вот Мила стоит, наклонив голову, с вытянутыми в стороны руками, в одной – скрипка со свисающей оплёткой, в другой – смычок с несколькими оборванными волосками. Поза невольно напоминала распятого Христа, и Мила поморщилась (ей претила пафосность). На последнем стоп-кадре застыла её правая ладонь, сжимающая смычок. Кадр был крупным и от того не чётким. Но и на нём была ясно различима кровь.

Счётчик просмотров под видео уже приближался к нескольким тысячам. Просмотров полной версии концерта было гораздо меньше. Милу это расстроило.

– Подруга, ну, ты и зануда! – рассмеялся Димка, – Ты врубись – это же слава!

И добавил совершенно серьёзно:

– Теперь у тебя всё пойдёт совершенно по-другому! Я в этом уверен… И всегда знал, что когда-нибудь это случится!

Эдуард Давидович сказал почти тоже самое, только немного другими словами. Он всегда был уверен – когда-нибудь её внутреннее «я» соединится с внешним, и тогда произойдёт чудо. Это и случилось вчера. Мила рассыпалась ему в благодарностях за всё – и за учёбу, и за терпение, и за вчерашний концерт, а учитель ответил, чтобы она не обольщалась. Это только начало. Ей ещё пахать и пахать, чтобы занять своё место в мире музыки. А пока надо взять себя за шкирку и быстренько отправляться к директору Большого зала Консерватории. Виталий Александрович ждёт её, Милу, с каким-то предложением.

Больше никому Мила перезванивать не стала. Не потому что, не успев прославиться, уже зазналась. Просто, ни родных, ни друзей у неё больше не было, а выслушивать чьи-то неискренние похвалы не хотелось. Не хотелось пачкать девственную чистоту вчерашнего чуда.

– сервис видеохостинга. Возможность добавлять, просматривать и комментировать видеозаписи. Поиск видео по категориям, каналам и сообществам.

4

Мила бесцельно брела по городу. Нет, цель была! Несомненно, была. Но какая?…

А-а-а! Вот же он! Небоскрёб! Он и есть её цель. Мила задрала голову вверх – здание из стекла и бетона было таким высоким, что его верхушка скрывалась где-то за облаками…

В холле обнаружился только один лифт, к которому выстроилась очередь. «Странно, – подумала Мила, – такое огромное здание и один лифт. А если сломается?» В кабинке лифта Мила оказалась вдвоём с элегантной женщиной. Да и кто бы ещё сюда поместился, если пышная юбка платья Милы нежного цвета фуксии заняла почти всё пространство лифта?

– Вам какой? – с застывшей над кнопками этажей рукой вежливо обратилась женщина к Миле.

Мила замялась. Она не знала, на какой этаж ей нужно. Целью было попасть в дом. Но какую-то цифру надо было назвать, и Мила брякнула:

– На самый верхний!

– Туда лифты не ходят, – усмехнулась женщина и нажала на 60-й этаж.

Вскоре лифт остановился и женщина вышла. Обернувшись к продолжавшей стоять в глубине лифта Миле, сказала:

– Дальше только пешком, – и легко пошла по лестнице вверх, звонко цокая тоненькими шпильками по ступенькам.

Мила высунула нос из лифта и ужаснулась. Площадка, на которой остановился лифт, была завалена строительным мусором. Но самое страшное было то, что между лифтом и площадкой зияла дыра шириной сантиметров 30. В неё запросто можно было провалиться и лететь до первого этажа, ударяясь головой о каждую площадку. Мила так ярко это себе представила, что её прошиб озноб… Но, почему-то, вместо того, чтобы нырнуть обратно в спасительное нутро лифта и безопасно спуститься вниз, выпрыгнула из него на площадку.

Первым порывом Милы было побежать вслед за женщиной, тем более, что она ещё не успела подняться высоко. Мила разглядела край её юбки, мелькнувшей за поворотом лестницы, и изящные лодочки на ногах. Но в этот момент ясно ощутила, что ей надо идти не вверх, а вниз. Где-то там будет цель, ради которой она зашла в этот дом…

Ступеньки лестницы спиралью обвивали лифт. Перил у лестницы не было, и Мила старалась держаться ближе к стеклянной стене здания, за которой виднелись очень знакомые очертания какого-то города. Вспомнить его название у Милы не получалось. Но вот, на одной из площадок открылся коридор, в конце которого Мила ясно разглядела дверь, обитую белым, сверкающим в темноте коридора, почему-то измятым, металлом. «Как будто выпрямили доспехи рыцаря в сверкающих доспехах и оббили ими дверь», – подумала Мила. И поняла – вот она, её цель.

Мила нажала на кнопку звонка. Щёлкнул дверной замок. Дверь открылась, как будто Милу уже ждали за дверью.

– Виктор, это ты?… Вы?… – потрясённо произнесла Мила и…

И тут Мила проснулась. Сна не было ни в одном глазу. Господи! Виктор! Она ни разу не вспоминала о нём за эти десять лет. Нет! Пожалуй, одиннадцать. Да, именно так! Ведь они познакомились в тот день, когда она узнала о своём зачислении в Московскую Консерваторию…

Мила со стайкой девчонок в эйфории от сбывшейся мечты отправилась шататься по Москве. Познакомились девчонки около списков с фамилиями поступивших. Начали прыгать от радости, взявшись за плечи друг друга. Почувствовали, что радость требует какого-то выхода, но только обязательно надо держаться вместе.

Виктор каким-то образом присоединился к ним на теплоходе по Москве-реке. Мила тогда была в счастливом бреду, ей радостно было всё, родными, близкими были все окружающие люди, на весь мир она смотрела весёлыми, влюблёнными глазами. Когда, в какой момент, они с Виктором остались вдвоём, Мила не помнила. Но сейчас вспомнила ощущение тепла и уюта своей ладони в его руке. Где потом гуляли, о чём говорили – всё стёрлось в памяти. Что было точно, так это чувство внутренней свободы, что для Милы, которая обычно зажималась, общаясь с противоположным полом, было удивительно.